Глеб Дойников - Возвращение «Варяга»
Старший офицер ЭБР Ослябя, капитан 2 ранга Д.Б. Похвистнев:
«Проходя с носового мостика на кормовой я по пути проверил готовность к бою малокалиберных орудий на навесной палубе, все было как надо, комендоры и прислуга у орудий в готовности открыть огонь, ящики со снарядами поданы и открыты, пожарные шланги раскатаны по палубе. (Наибольшее количество убитых и раненых во время боя на «Ослябе» было как раз из числа незащищенных расчетов малокалиберных орудий, так и не сделавших ни одного выстрела из–за большого расстояния. Никто не догадался отправить их в укрытие).
На кормовом мостике мне открылась удивительная в своей хаотичности картина перестроения нашего отряда:
1. «Алмаз» пытался на циркуляции занять место в кильватер «Авроре», но явно промахивался,
2. «Аврора» пыталась с правого борта обогнать «Смоленск», но ей явственно не хватало скорости,
3. «Лена», не обращая внимания на приказ охранять «Смоленск» тоже начала набирать ход, словно собираясь поучаствовать в бою, и стала обгонять «Смоленск» с левого борта,
4. «Смоленск» оказался между «Леной» и «Авророй» и не мог отвернуть в сторону, пришлось ему снижать ход, чтоб увеличить дистанцию до «Осляби».
К счастью повезло, что расстояние было довольно большим, иначе любой шальной перелет по «Ослябе» мог отправить Смоленск с его взрывоопасным грузом на небеса.
В это время командир кормовой 10” башни мичман Казмичев, вылезший на крышу башни, просил меня рассказать, что происходит прямо по курсу, так как ему не было видно. Я перебрался на крыло кормового мостика и стал комментировать события.
Как раз в это время залпом разрядили сегментные снаряды погонное (от слова погоня) 6” и 10” орудия носовой башни.»
Вахтенный журнал ЭБР Ослябя:
«12 ч 22 мин Начата пристрелка погонным 6” по неприятельскому крейсеру. Дистанция по дальномеру 45 кабельтовых.»
Младший артиллерийский офицер ЭБР Ослябя, лейтенант К.К. Тундерман:
«По приказанию старшего артиллерийского офицера я отправился к носовому погонному 6” орудию командовать пристрелкой. По инструкции пристрелку должны были вести 6” орудия носовых казематов, но из–за неудачной их конструкции они не могли вести огонь прямо по носу, а отворачивать командир не хотел, чтоб не снижать скорость сближения. Впрочем у 6» казематов обоих бортов открыли броневые ставни и ждали момента, когда японец попадет в сектор их обстрела. Но пока могла стрелять лишь погонная 6”.
Когда дистанция по дальномеру сократилась до 45 кабельтовых — выстрелом разрядили сегментный снаряд, причем он (как и пара сегментных 10”) почему–то разорвались не далее как в 5 кабельтовых от Осляби, хотя были выставлены на 14 кабельтовых[11]. Для пристрелки почему–то подали к орудию чугунные снаряды, но как оказалось — к лучшему, чугунные снаряды вполне регулярно разрывались при ударе о воду и давали при этом заметное облако черного дыма. **
Начали пристрелку, но сначала были перелеты, так как я никак не мог подстроиться к очень высокой относительной скорости сближения кораблей.
Несмотря на накрытия уже со второй минуты — никак не удавалось добиться прямого попадания. Тем не менее через переговорную трубу я постоянно сообщал дистанцию в боевую рубку. Примерно тогда же японец начал поворот и открыл очень частый огонь левым бортом. Был разбит наш единственный носовой дальномер и мое орудие теперь и было дальномером. Крупный снаряд попал также в носовую часть броненосца в районе водонепроницаемой переборки 20 шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку, и палубу, прилегающие каюты, образовав в борту громадную дыру, к счастью ее не захлестывало водой. Однако начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту и все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть и его приходилось затем периодически поливать водой. Так как вентиляторы повредило взрывом — отправил матросов открыть иллюминаторы на батарейной и жилой палубе, чтоб вытягивало дым, мешавший стрельбе.
Так как ни орудие ни прислуга не пострадали при взрыве, то стрельбу не прекращали примерно через минуту мы похоже попали в борт японского крейсера, правда без видимого ущерба.»
Контр–адмирал А.А. Вирениус, командир отряда:
«Минуты через три после нами открытия огня японский крейсер видимо все–таки опомнился и начал описывать циркуляцию, открыв при этом частый огонь всем левым бортом. При этом наконец проявился его характерный профиль со стоящей отдельно третей трубой — «Адзума». Ну что ж, «Адзума» — так «Адзума». Как ни странно огонь японцев на циркуляции был довольно точен с учетом дистанции в 3 мили, море буквально вскипело вокруг «Ослябя», причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой и потому засыпали броненосец осколками. Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Первый снаряд крупного калибра попавший в фок–мачту ниже боевого марса осколками в том числе отраженными марсом повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков и командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но мачта устояла. Мы с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки и сноп осколков прошел мимо, хотя у меня воздушной волной сбило фуражку. Я решил не искушать судьбу и перейти в боевую рубку, тем более, что большие смотровые щели рубки способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время еще один крупный снаряд попал в носовую часть корпуса и вызвал небольшой пожар, быстро потушенный к счастью.
Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14 весельный катер около грот–мачты, разрушил его и соседние катера, а также вызвал небольшой пожар.
Когда я входил в боевую рубку произошло еще одно попадание — в носовую 10” башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте старшего артиллериста, штурмана, рулевого и квартирмейстера и отраженными осколками переломал оборудование. К счастью руль и машинный телеграф действовали и штурвал удерживали раненый минный офицер и барабанщик. Командир входил в рубку передо мной и тоже получил ранение — царапину на руке, которую он просто зажал платком и не обращал внимания. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер (Саблин) сам ушел на перевязку после того как боцман заменил его у штурвала. Я уже решил поворачивать влево и ложиться на параллельный курс, чтоб вести огонь всем бортом, так как долго попадания с такой интенсивностью мы бы не выдержали, и кроме того мы бы так продолжали закрывать собой Смоленск от неприятеля, однако подойдя к смотровой щели рубки увидел, что Адзума уже почти закончила разворот и удирает от нас. Видимо мы все–таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намеренья. Тем лучше, будем догонять сколько сможем и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У Адзумы в корму могут стрелять только 2 8”, но они не в состоянии пробить броневой траверз Осляби, у Осляби же 2 10” вполне могут на такой дистанции пробить кормовой траверз Адзумы. Так что если нам повезет — Адзума сбавит ход, а там вдвоем с Авророй есть шанс и утопить японца, лишь бы к нему подмога не подоспела. Кстати, я совсем забыл про Аврору. Приказал поднять сигнал: 'Авроре: вступить в кильватер Ослябе.»
Вахтенный офицер ЭБР Ослябя, мичман В.В.Майков, командир носовой 10” башни:
«Сразу после третьего залпа в боковую броню моей 10” башни попал и разорвался снаряд крупного калибра. Башню как будто подбросило, всех находившихся в ней оглушило. Мой командирский колпак срезало с крыши башни, к счастью я как раз в это время нагнулся и абсолютно не пострадал. Менее повезло наводчику Степанову — осколок попал ему прямо в глаз, вскоре после боя он умер. Второй наводчик не пострадал. Гальванер (электрик) Михалчук, в момент взрыва прислонившийся к броне башни, умер на месте от сотрясения, на его теле не было ни царапины. Осмотревшись, мы с радостью обнаружили, что броня не пробита, орудия невредимы, подача снарядов действует, башня вращается и можно продолжать стрелять. Правда от сотрясения поломало приборы Гейслера, закрепленные на броне, поэтому пришлось получать команды через переговорные трубы.»
Старший офицер ЭБР «Ослябя», капитан 2 ранга Д.Б. Похвистнев:
«Японский крейсер начал поворот и открыл по нам огонь, мимо меня просвистело несколько осколков и я решил, что лучше спуститься в кормовую рубку.
Примерно через минуту крупный снаряд разорвался у основания грот–мачты, разрушив рядом стоящие гребные катера и вызвав небольшой пожар. К счастью я уже спустился в рубку и не пострадал. Трюмно–пожарный дивизион под руководством трюмного механика Успенского бросился тушить этот пожар.
