Андрей Дай - Без Поводыря
Логично, что и большая часть туземцев не в восторге от грубого вмешательства пришлых. Отсюда и эти насмешки над неуклюжими попытками русских покорить дикие холмы северных отрогов Салаира.
Тем не менее, татары легко ужились с казаками. По большому счету, и в одежде, и в снаряжении, и в технологиях обустройства ночлега инородцы мало чем отличались от антоновских бородачей. Вот это уже было новым для меня. Вот это поражало больше всего. И я даже укорял себя за то, что прежде никакого внимания не обращал на жизнь и нужды коренного населения края. Пара строк в отчете, в графе "инородцы", на деле обернулись целым народом, пытающимся найти свое место в изменившемся мире.
Перед сном развернул изрядно уже потрепанную карту. Жаль, нет ламинатора – скоро придется добывать новую копию Генеральной Карты губернии и переносить свои отметки.
В свете костра рисованное карандашом видно плохо. Кое-как рассмотрел тонкую серую ниточку – будущую трассу моей железной дороги от Томска до Судженки. Именно об этой дороге говорил проводник, именно по этой просеке сейчас пока возили в Томск уголь и кокс в коробах. Значит, еще два дневных перехода, и пропавший на Московском тракте беглый экс-губернатор, появится на людях вновь.
Ничуть не боялся оказаться узнанным. Одет и вооружен я был совершенно однотипно с казаками. Мой несколько более высокий статус выдавал только редкий и дорогой английский револьвер, так и то – нужно хорошо разбираться в оружии, чтоб это понять. Правда, мои провожатые носили бороды, а я только в татарской станице перестал бриться. За три дня выросло что-то, еще не борода, но уже и не щетина. Тем не менее, я надеялся, что оставшегося до выхода в обитаемые места времени будет довольно, чтоб заросли на подбородке все-таки пришли в соответствие с представлениями местных о внешнем виде казаков.
В крайнем случае, как мне казалось, всегда можно было замотать лицо башлыком. А там – оно все-таки все равно отрастет. Если верить моим картам, от того места, где мы должны были выйти на просеку, до Судженских угольных копей – по меньшей мере пятьдесят верст. Путь не на один день.
Тугояковка исчезла под обледенелыми камнями, и вместе с ручьем, руслом которого вы пользовались вместо дороги, завершился самый протяженный этап моего броска через тайгу.
К истоку вышли сразу после обеда. Но сходу штурмовать заросший диким лесом и заваленный снегом перевал не стали. Проводники предпочитали все делать размеренно, без рывков и героизма. И я с ними не спорил. Во-первых, мы не на войне, где от скорости этого рейда могли бы зависеть чьи-то жизни. А во-вторых, я никуда не торопился. Письма отправлены и раньше чем через месяц ответа ждать глупо. Пара лишних дней в пути ничего в моей жизни изменить не могли.
А быть может, я просто, не заметив как, вжился уже в этот мир. Смирился с его неторопливостью и философским отношением к событиям вокруг.
– Хотел посоветоваться с тобой о собаках, – усаживаясь рядом с Рашитом, начал я, когда лагерь был разбит, и над костром повис котелок. – Обещал одному… важному человеку несколько щенков. Он заядлый охотник, но наших лаек не знает.
– Тогда зачем ему щенки? – удивился татарин. – Разве он сумеет их правильно натаскать?
– Ему служат люди, разбирающиеся в охотничьих псах.
– Ха. Тогда почему у него еще нет хороших собак? – разулыбался проводник. – Или этот твой господин такой же, как тот Суранов?
Снова нос кверху, локти в стороны – поза надменного, но глупого человека.
– Он, этот господин, живет так далеко, что там и не знали прежде о наших лайках, – попытался оправдать я царя и его егерей.
– Так далеко?
– Четыре тысячи верст, – кивнул я. – Я чуть не месяц ехал.
– Глухомань, – согласился со мной татарин. – В таких местах без собак совсем тяжело. У Бурангула Ганиева сука принесла щенков… Добрые охотники будут…
Проводники обменялись несколькими фразами на своем языке и, видимо, друг с другом согласились. Старший из казаков, который понимал татарский, тоже заинтересовался.
– Он дорого их продает, – хитро сощурился Рашит. – Рубль за каждого просит…
– Ох, – выдохнул младший казак. – А ты, Рашитка, врать-то горазд! Чай не крокодила заморская, а лайка!
– Но за три рубля отдаст, однако, – игнорировал комментарий русского проводник. – Если кто-то опытный станет торг вести.
Я хмыкнул. Для царских псарен собак за золото Англии покупали. Своры гончих на поместья меняли. А тут спор о двух рублях!
– Скажи, Рашит. А ты мог бы купить этих щенков, отвезти моему… этому важному господину, и помочь их натаскать на лося?
– Месяц пути? – после нескольких минут раздумья, решил уточнить инородец.
– Да, – кивнул я. – Может быть, даже немного больше.
– И жить там, хотя бы год?
– Пожалуй, что так.
– Дорого тебе твой подарок встанет, – покачал головой Рашит. – Я ведь могу и сто рублей попросить!
– Сто рублей, и деньги на дорогу, – легко согласился я. – А тот важный господин, наверняка, и еще добавит. Только нужно обязательно всех живыми довезти.
– А куда ехать? – недоверчиво, пораженный моей покладистостью, поинтересовался татарин.
– В столицу. В Санкт-Петербург. Я тебе письмо с собой дам. И предупрежу, что ты приедешь. Тебя встретят, и к тому господину проводят.
Уговорил вроде бы. Но все равно – страшно было его одного отправлять. Легко мог себе представить культурный шок привыкшего к лесам и небольшим поселениям человека. Сто против одного, что татарин и в Томске-то не слишком уверенно себя чувствовал, а тут ему придется три здоровенных города посетить – трехсоттысячный Нижний Новгород, миллионную Москву и полумиллионную столицу Империи. И еще паровозы! И жандармы, с их глупыми вопросами в первопрестольной! Испугается, растеряется, забьется куда-нибудь в угол – и собак потеряет, и сам пропадет.
По-хорошему, нужно было бы ему какого-нибудь сведущего попутчика. Только, где бы я его взял, сидя на спальном мешке под пушистой пихтовой лапой, в самом сердце сибирской глухомани? А вот в Троицком, или в Тундальской у Ильи Петровича Чайковского, уже можно было что-то сделать. Может и сам старый металлург что подскажет. Ведь, может же нужда какая-нибудь появиться, чтоб он своих младших помощников в Россию отправил.
Ну и конечно – письмо. Тут и думать нечего. Конечно – второму сыну Александра Второго – Великому князю Александру Александровичу. У меня с ним и отношения просто великолепные, и охотой он куда больше Никсы интересуется. Пожалуй, что и не менее фанатично чем отец. И о сибирских четвероногих охотниках – лайках – я ему тоже рассказывал, и он непременно моему посыльному поможет. Знать бы еще, где именно сейчас обретаются царские дети. Они ведь люди подневольные – куда родители посылают, туда и едут. То по Европам путешествуют, то по России, то на маневрах армии присутствуют. А то и в каком-нибудь загородном дворце, вдали от светской суеты, науки постигают. Так что, пожалуй, нужно еще и телеграмму отбить. Там, мол, и так. Отправил по тракту щенков лаек, в сопровождении такого-то инородца – специалиста по породе. Прошу посодействовать в благополучном прибытии. Подробности в письме.
Так что, видно судьба у калтайского станичного казака Рашитки Хабибулина сопровождать меня и дальше, до железоделательных заводов. А чтоб хозяин суки, у которой щенки родились, мой подарок царю кому-нибудь другому не продал, Ильяз на следующий же день домой отправиться, с тремя рублями в кисете.
Проводники не обманули – оставшиеся четыре версты до просеки показались сущим Адом. Сначала – крутые, осыпающиеся снегом и песком, заросшие кустарником склоны. Потом, когда все-таки вылезли на водораздел, сугробы почти по седло моей лохматой коняжки. И уже в самом конце, когда даже просвет среди деревьев стал виден – целые горы неряшливо сваленных сучьев. Ну допустим, лопаты нам и не пригодились бы, а вот топоры – точно не скучали. Оказалось проще прорубить себе дорогу, чем вытащить из-под сугроба и раскидать в стороны смерзшиеся, еще липкие от смолы ветки.
Ильяз, забрав деньги – и за собак, и за знание пути – отправился на север, в сторону Томска. Сказал, что хоть дорога и длиннее в три раза, чем наш, пройденный уже путь по руслу Тугояковки, а все равно, быстрее так до родной Калтайской доберется. А мы, перекусив сухарями с солониной, повернули морды лошадок в другую сторону.
Просеку с наезженной колеей нельзя и сравнивать с оживленной, вытоптанной и наезженной тысячами путешественников главной дорогой региона. Тем не менее, и здесь оказалось достаточно оживленно. До вечера, когда нашли приготовленное для обозников место ночевки, встретили два каравана по дюжине саней, груженных плетеными коробами с углем, и один – поменьше, с коксом в дощатых ящиках. И на полянке с родником и здоровенным, метра два в диаметре, кострищем располагалась еще одна извозная артель, везущая к шахтам пустые корзины.
