Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек [OCR]

Пропущенный через эфирную «таможню» килограмм боевого железа должен его убедить в чем? Что тот мир такой же подлинный, как и все предыдущие? А для чего «им» это надо, если «они» знают, что он знает, какова цена таких «доказательств»? И все-таки… Психологическая подготовка? К чему?

Но друзьям он пока ничего говорить не будет. До поры…

— В чем же ересь, Константин Васильевич? — скупо усмехнулся Новиков, услышав слова профессора. Шульгин сразу обратил внимание на эту интонацию и странную задумчивость или, может, сосредоточенность Андрея. Словно бы он за проведенную в Замке минуту успел уже что-то услышать, узнать или как раз в эти мгновения продолжает вслушиваться во «внутренний голос».

— В том, что нельзя смешивать идеальное и материальное. Сам исходный постулат материализма абсурден. Что первично, разум или материя? Это же совершенно разные вещи. Что больше, литр или километр?

— Однако из учебного полета воображения вы привезли совершенно материальные артефакты, И выпили, надеюсь?

— Само собой! Качество соответствовало этикеткам.

— И что же мы имеем на выходе?

— Что нас постоянно окружают те же самые Ловушки Сознания, только куда более изощренные. Они не только подстерегают нас здесь, чтобы схарчить на месте, а вцепляются и следуют за нами. Как клещи. Откуда я знаю, может быть, она отцепилась и исчезла, только когда я выпил все внушенное и протрезвел, а в памяти у меня осталось впечатление, что все было на самом деле…

— Субъективный идеализм в его крайнем проявлении, — поставил диагноз Новиков. В свое время он прошел в аспирантуре курс «Критика современных буржуазных философских теорий». Дискуссия тут была бесполезна.

— В кабачок мы пока не пойдем, а направимся прямым ходом в кабинет Антона. А уже потом, возможно, заглянем и туда. Сравним восприятие одного и того же продукта представителями школ Платона и Демокрита.

Кабинет Антона показался Шульгину не совсем похожим на тот, в котором он побывал в последний раз: почти пустой и аскетически обставленный. Что Александр тогда увидел — стол, несколько жестких стульев, терминал компьютера неблизких человеку эргономических решений. Предельный вариант функциональности — зайди, сделай свое дело и уходи.

А сейчас, как в «золотой век» их с Антоном дружбы, помещение представляло собой нечто пышно-роскошное, подобающее резиденции высокого чина древней, слегка погрязшей в гедонизме цивилизации, чем-то похожей на Китай эпохи Цин, или Мин, черт их там разберет. Стол и компьютер на том же месте, а вокруг — какие-то резные табуреточки, пуфики, шкафчики-бюро, на стенах писанные по шелку цветной тушью полуабстрактные пейзажи и так далее. Сильно пахнет курительными палочками. Сандал, кажется.

— А нас тут ждали, Андрей, — сказал Шульгин.

— Похоже на то, — согласился Новиков. — Давай свой очередной тест, успеют наши хозяева среагировать или нет?

— Какой? — не сразу понял Сашка, но тут же и догадался. Есть такие вещи, совсем вроде со стороны незаметные реперы, которые позволяют знающему человеку соотнести реальность подлинную с наведенной галлюцинацией.

Конечно, если контроль за твоим сознанием совсем уже всеобъемлющий и некая машина, или «сущность», специально на протяжении многих лет только и занимается, что отслеживает каждую твою мысль и душевное движение, никуда ты не денешься. Нет даже смысла дергаться, сиди в камере психушки и пускай слюни. Но пока ты в это не веришь…

Он выдвинул левый верхний ящик стола. Точно. Большая деревянная коробка сигар «Ля корона». Отнюдь не шикарный, на эстетов рассчитанный «хьюмидор», палисандровый ящик с термометром и гигрометром, не пачка высохшего и выдохшегося «Беломора», а именно то, что и должно было здесь находиться в рамках исходного сценария; точнее — то, что здесь лежало тогда, когда они считали мир Замка подлинным.

Две сигары выкурили еще до эвакуации на «Валгаллу», третью Шульгин использовал при прошлом посещении, остальные были на месте. Какой-никакой, а знак. Того, что территория по-прежнему контролируется нашими силами, и что Замок помнит все предыдущее.

— Ладно, принимается, — громко сказал Новиков, долго водил кончиком сигары над пламенем специальной зажигалки, пару раз пыхнул сизо-серым дымом, подошел к окну. За его стеклами далеко внизу плескал в берег не слишком бурными, длинными и пологими волнами вечный океан.

Пора, наверное, попробовать принять управление процессом на себя, Слишком долго он устранялся от всего, полностью доверив этот непонятный мир Сашкиному попечению. Думал, что и сам отдохнет и заодно позволит высшим силам забыть о себе. Оказывается, не получилось.

Присел на край подоконника, сосредоточился определенным образом, как полагалось для создания нужной мыслеформы, и начал «вызывать» Антона именно в таком виде и качестве, как при их последней встрече. Со стороны это, возможно, выглядело странно, но Шульгин и Удолин воспринимали происходящее так, как и полагается «посвященным».

Чем-то это напоминало камлание шамана, разве что Андрей не подпрыгивал, не бил в бубен и не выкрикивал магические словосочетания. А в остальном — то же самое. В общем — игра на железной флейте без дырочек.

И Антон появился. По собственному желанию, отозвавшись на брошенный в никуда призыв, или выдернутый из небытия более сильной волей, чем та, что его туда отправила.

Выглядел он вполне прилично, не менее живым, чем раньше, только Новикову показалось, что материальной плотности в нем как-то не хватает. Чуть-чуть, а недотягивает форзейль до того упругого, загорелого, крепкого мужика, каким он явился им впервые. А может, и вправду постарел, вращаясь в своих дипломатических кругах пресловутых «Ста миров», посещение которых он им неоднократно обещал, да так и не сподобился сдержать слово. Или, наконец, у них в метрополии просто не принято носить слишком мускулистые тела. Воздушность там сейчас в моде.

Возник старый дружок ниоткуда, одетый в нечто вроде белой флотской формы, но без погон и нашивок, улыбнулся знакомой располагающей улыбкой, только вот руки не протянул. Присел на том же подоконнике напротив, оперся спиной о стену.

Фокус происходящего был в том, что присутствие Шульгина и Удолина он явным образом игнорировал. Не поздоровался, вообще ни малейшего внимания на них не обратил. Что интересно, они на него — тоже.

Понаблюдали за действиями Андрея, а потом, словно утратив к его затее интерес, приступили к доступными здесь развлечениям. Профессор с любопытством трогал пальцами мелкие детали моделей военных кораблей, стоявших на специальных подставках, разглядывал картины на стенах, проверял содержимое ящиков письменного стола. Александр бегло пролистывал какие-то толстые книги, снимая их с полок. При этом они с Удолиным обменивались ничего не значащими фразами и время от времени отвлекались на дегустацию содержимого бара, оформленного под старинный глобус.

Блок, что ли, особый поставил Антон при появлении, незримую ширму поперек кабинета?

— Поздравляю, командир. У тебя совсем хорошо стало все получаться. Уроки даром не прошли…

Глава 4

Надо, наверное, вкратце зафиксировать для будущих поколений суть протокольно-застольной беседы «братьев», состоявшейся буквально только что, пока она свежа в памяти. Стенограмм за нами никто не вел, а по себе знаю, уже через неделю начинаешь напоминать человеку его собственные слова, а он делает квадратные глаза: «Да ты что! Я? Такое говорил? Да никогда в жизни!» Причины разные. Один просто забыл, а другой успел пересмотреть собственные позиции и не желает, чтобы ему тыкали в лицо прошлыми заблуждениями. Итак.

Между закусками и первым горячим блюдом Сашка взял слово и широкими мазками изобразил общую картину международного положения Братства с момента выхода из Большой Игры, которое он обозначил как вполне благоприятное, позволившее каждому из уважаемых членов Собрания осуществлять собственную творческую деятельность и личную жизнь. Таковым оно могло бы оставаться неограниченно долго, особенно в свете того, что мы избавились от утомительного и отнимавшего много сил и времени противостояния с Держателями и их приспешниками.

Продолжая, он доходчиво изложил ход событий, последовавших после небывалого в новейшей истории потрясения основ, то есть необъяснимого и невозможного в рамках принятой нами парадигмы возникновения совершенно новой реальности, никак из уже известных не вытекающей…

— Или проявления… — вставил с места Левашов. — Да, или проявления, потому что присутствующий здесь господин полковник существует гораздо дольше, чем его родная реальность…

Все, будто в первый раз видят, посмотрели на представленного в начале застолья Вадима Ляхова, и ему пришлось, будто японцу, сидя поклониться.