Сергей Шхиян - Кодекс чести
Фон Герц состроил уважительную гримасу и пообещал предельно ускорить ремонт кареты. После чего мы с ним сердечно распрощались. Я проводил его взглядом, злорадно представляя, как он неприятно удивится, если мы останемся еще на пару дней окончательно разобраться со здоровьем графини.
Камеристка Наташа искренне обрадовалась моему приходу, видимо умирала от скуки в одиночестве.
— Ну-с, что у вас нового? — спросил я докторским тоном.
— Зинаида Николаевна проснулись и позавтракали. Теперь отдыхают.
— Окна не закрыли?
Девушка смутилась и нерешительно кивнула головой, — понимай, мол, как хочешь.
— Я к ней зайду на минуту, — сказал я.
— Графиня просила ее не беспокоить.
— Наташа, здесь опять командовал барон?
Девушка незаметно кивнула и с беспокойством покосилась на дверь из комнаты, на которую я раньше не обратил внимания.
— Вы там живете? — тихо спросил я, проследив ее взгляд. — Там сейчас кто-нибудь есть?
Наташа молча кивнула. Подставлять девушку под гнев управляющего я не решился, похоже, у них здесь были очень не простые отношения.
— Что графиня ела на завтрак? — громко поинтересовался я официальным голосом, подмигнув девушке, что понимаю складывающиеся обстоятельства.
— Кофий и устрицы, — ответила девушка.
— Что? — поразился я. — Откуда тут устрицы?
— Не знаю, об этом нужно спросить на кухне.
— Ладно, пойду, узнаю. Кажется, я велел кормить больную бульонами и овощами! — нарочито громко, чтобы слышали в соседнем помещении, сказал я.
Что-то барон всё меньше делался мне симпатичен. Соленые устрицы, — а какие еще здесь могли быть? — не самая лучшая еда для доведенной до дистрофии женщины. Покинув покои хозяйки, я прямиком отправился разыскивать кухню. Так как спросить было не у кого, я подошел к часовым у входа:
— Где здесь кухня? — спросил я у одного из истуканов.
— Was Sie, Herr wollen? Ich verstehe Sie nicht, — ответил он мне по-немецки.
— Говоришь, что не понимаешь? Wo hier die Kuche? — вырулил я ситуацию, с трудом подобрав немецкие слова.
— Die Kuche in jedem Gebaude, — ответил немец, указав алебардой на здание в котором находилась кухня.
Я поблагодарил и пошел разбираться с поварами. Как я и думал, приказ накормить хозяйку устрицами отдал управляющий. Шеф-повар, не зная моего статуса и положения, был осторожен и хотел казаться нейтральным. После небольшой заминки даже согласился показать бочонок с устрицами, которые пошли на завтрак графини. В устрицах я не разбираюсь категорически, потому мог только проверить их на запах.
— Приготовь-ка ты, голубчик, — велел я шефу, и точно рассказал какие блюда и как ему нужно сделать. — И вели отнести хозяйке.
Повар таким простым заказом был крайне удивлен, но привычка к барским выкрутасам и выучка повиноваться без возражений не позволили ему раскритиковать мое меню.
— Чтобы через час всё было готово, — приказал я.
— Как скажете, барин, — ответил, кланяясь, он.
Разобравшись с диетой, я пошел проверить, как ремонтируется наш рыдван. Неожиданно у меня объявился попутчик — вчерашний библиотекарь.
— Гутен морген, гер доктор! — радостно приветствовал он меня, внезапно выходя из-за кустов.
— Здравствуйте хеер дер библиотекарь, — ответил я.
— Куда изволить шествовать?
— В дорф, село, — ответил я.
— О, нам один путь! — обрадовался он.
Мы пошли вместе. Было заметно, что библиотекаря что-то тревожит. Он просительно поглядывал в мою сторону, несколько раз порываясь заговорить. Наконец его прорвало:
— Вы иметь ошень интересирт книга! — сообщил он.
— А то! — гордо ответил я. — Неинтересных не держим.
— Я иметь желать покупать ваш бух!
— Не просто бух, а гроссбух! — для порядка прибавил я.
— О, да — это есть гроссбух! Я давать за эта книга десять рублей ассигнацией! Это очень хороша цена, — добавил он, не увидев восторга на моем лице.
— Эта книга не продается, — ответил я, — тем более что я сам купил ее за две тысячи рублей серебром.
— Это не есть хорошо! Это неправильный цена!
— Известно, что русскому человеку хорошо, то немцу смерть! — порадовал я библиофила народной поговоркой.
— Смерть не хорошо! Двадцать рублей хорошо!
— Двадцать тысяч дашь, будем разговаривать, — ради спортивного интереса начал я торговаться.
— Нет, это не правильный цена. Правильный и последний мой цена пятьдесят рублей!
— Да мне за нее на аукционе Кристи пару лимонов баксов отвалят! Это же раритет! Библиографический уникум! А картинки какие — пальчики оближешь!
Немец ничего не понял, но запротестовал:
— Найн аукцион, давать сто рублей! Это мой самый последний цена!
Так мы и шли в сторону села. Библиотекарь к «самой последней цене» добавлял очередные пятьдесят рублей и призывно заглядывал мне в глаза. Я отвечал решительным отказом, ожидая, на какой сумме он, в конце концов, остановится. Когда предложение перевалило за тысячу, мне стало по-настоящему интересно. Это было слишком много за книгу во времена, когда антиквариат и исторические реликвии еще не вошли в моду и не приобрели настоящую стоимость. За такие деньги можно было купить античную скульптуру известного мастера.
Постепенно цена поднялась до двух тысяч. На что я, кстати, опять отрицательно покачал головой. Теперь интерес для меня стоял даже не в самой книге, которая мне была не нужна, а в непонятном упорстве покупателя. Не знаю, какую зарплату он получал за свою работу, думаю не очень большую, и почему-то собрался отдать жалование нескольких лет за «Черную магию»!
Вдруг библиотекарь остановился на месте и воскликнул, едва ли не с отчаяньем в голосе:
— Я иметь предложение, от которого вы не иметь сил отказаться! Я вам давать пять тысяч рублей аргентум (серебром) и получать книга и магарыч ваша сабль!
Теперь мне стал понятен интерес странного немца ко мне, чернокнижию и, главное, сабле.
— Ich will nicht diese der Sache verkaufen! — сказал я по-немецки. Не знаю, насколько правильно мне удалось построить фразу, но то, что я ничего продавать не буду, библиотекарь понял правильно.
— Ober, mein Gott! Ich bin umgekommen! — с отчаяньем воскликнул он и, круто повернувшись, ушел не прощаясь.
Я только пожал плечами и пошел своей дорогой. Кузница находилась с нашего края села и занимала часть мрачного кирпичного здания. Я прошел внутрь прокопченного цеха, иначе было сложно назвать просторное с высокими потолками помещение, где одновременно работали на трех горнах около двадцати человек рабочих. Тотчас ко мне подошел крупный человек с немецким лицом в кожаном фартуке и прихваченными сыромятным ремешком волосами.
— Вы по какому делу, мой господин? — спросил он на вполне понятном русском языке.
— Хочу посмотреть, как ремонтируют мою карету.
— О, бите, она скоро будет готова. Хеер барон лично распорядился. Извольте посмотреть.
Мы прошли вглубь цеха, и я полюбопытствовал, какими ударными темпами проводится ремонт. Сломанную ось делали заново из мощного дубового бруса, я удивился, каким образом могла поломаться прежняя ось. Мастер, давая мне возможность насладиться зрелищем труда и быстрых темпов, отошел распечь одного из рабочих. Я воспользовался моментом и спросил у русского подмастерья, где лежит наша прежняя ось.
— Во двор вытащили, лежит у плетня, — сказал тот, указывая рукой направление.
Тотчас подскочил мастер:
— Вас что-то интересует, мой господин?
— Хочу посмотреть нашу старую ось.
— Я сказал барину, куда мы ее оттащили, — вмешался в разговор подмастерье.
Кузнец вспыхнул, кольнул словоохотливого русского парня злым взглядом и прошипел сквозь зубы:
— Gehe von hier aus, der Dummkopf, weg! (Уходи отсюда, дурак!)
Эту фразу мы с подмастерьем поняли без перевода, тот мгновенно исчез, а я, поблагодарив мастера на его родном языке, пошел посмотреть, чем парень так прогневал шефа.
Лопнувшая балка была с немецкой аккуратностью утилизирована и лежала прикрытая рогожами. Я убрал их в сторону, и принялся рассматривать место слома. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло. Ось самым элементарным образом перепилили пополам, не завершив операцию ровно настолько, чтобы она развалилась, когда рыдван пару раз хорошо тряхнет на колдобинах дороги. Налицо была чистая диверсия. Кому-то было нужно, чтобы мы застряли в этой местности.
— Что вы хотите наблюдать? — подойдя, спросил меня мастер.
— Элементарный интерес, — ответил я будничным голосом. — Накажу кучера, за то, что он плохо проверил карету.
— О, да! — оживился немец. — Русский мужик нужно много пороть!
— Яволь, мой фюрер! — ответил я, вставая с корточек.
— Dass solches? (Что такое?) — удивленно спросил мастер.
Я не ответил, приветливо ему улыбнулся и, пожелав всего наилучшего, покинул кузницу. Вообще-то улыбаться мне было не с чего. Теперь, когда связались многие факты, делалось ясно, что мы попали в очень неприятную историю. Нужно было что-то срочно предпринять, иначе нас здесь элементарно свинтят и не оставят никаких следов.
