Василий Сахаров - Казачий край
Курочкин прервался, а все тот же молодой голос, поторопил его:
- И что дальше было, господин поручик?
- Дальше? Хм, этот солдатик представился членом военно-революционного комитета и потребовал сдаться. Есаул на него посмотрел как на окопную вошь, и спросил, солдат ли тот. Тот отвечает, что да, солдат. Тогда командир как гаркнет: "Руки по швам! Смирно, сволочь, когда с есаулом разговариваешь!" Куда что делось, местный член ревкомитета вытянулся в струну, и был готов исполнить любой приказ. Мы думали, что теперь Чернецов отдаст приказ захватить станцию, но он углядел, что в здании вокзала готовятся к бою, а потому, только потребовал отправить наш состав дальше на Макеевку. После чего он вернулся к нам, а поезд через пять минут тронулся дальше. Славно тогда красных напугали, да так, что из отрядов Петрова, две трети бойцов по домам разбежалось. Вроде бы и стреляли немного, а результаты получили хорошие. И все почему?
- Почему? - спросили сразу несколько человек.
- А потому, что храбрость города берет, а лихость и внезапность, наши основные козыри в этой войне. Мы - партизаны, и методы наши партизанские.
Сказав это, Курочкин отправился к бойцам, чистящим оружие. Рядом с моей кроватью воцарилась относительная тишина, и я заснул. Таким был первый вечер в отряде Чернецова, а следующий день начался с того, что по казарме поплыл аромат еды. Только открыл глаза, как рядом появился Мишка. В его руках был большой котелок с дымящейся кашей, две ложки и три ломтя серого хлеба. Спрашивать ничего не стал, вижу, что брат просто светится от счастья и службой пока доволен. Ну, дай-то Бог, чтоб не разочаровался младший в своем выборе и пути, с которого свернуть, значит потерять честь и уважение к самому себе.
Котелок опустился на табуретку между койками, мы перекусили, Мишка принес чай, и в этот момент в помещении появился Чернецов.
- Здорово ночевали! - громко произнес есаул.
- Слава Богу! - дружно, привычно и уверенно, на казацкий манер, ответил личный состав отряда.
- Господ офицеров вчера записавшихся в отряд и оставшихся с нами, прошу пройти в мой кабинет, - сказал Чернецов и покинул казарму.
Оставляю недопитый чай и вместе с пятью офицерами, двумя пехотинцами и тремя казаками следую за есаулом. Через минуту мы находимся в кабинете командира отряда, бывшей бытовой комнате. Чернецов сидит за столом, справа от него его ближайшие помощники, поручик Василий Курочкин и хорунжий Григорий Сидоренко. В углу возле небольшой печки возится седоусый дед с погонами старшего урядника. Мы шестеро стоим перед столом, вроде как на смотринах, отрядные ветераны осматривают нас, а мы ждем, что же дальше будет.
- Итак, господа, - первым, как и ожидалось, разговор начал Чернецов, - давайте поговорим строго по делу. Вы вступили в отряд под моим командованием, и сейчас я спрошу вас в первый и последний раз. Вы готовы идти со мной до конца и выполнять все мои приказы?
- Да, - отвечаем мы все вместе.
- Раз так, то давайте знакомиться поближе. Времени у нас немного, а потому, без церемоний и кратко. Про меня вы все знаете, а я про вас, увы, пока нет. Давайте начнем с вас, - есаул посмотрел на крепкого и цыганистого хорунжего, который, как и я, был одет в кавказскую черкеску.
Тот, к кому он обратился, коротко кивнул, и сказал:
- Хорунжий Терского гвардейского дивизиона Афанасий Демушкин. Возвращался из госпиталя домой, пока застрял здесь. Готов крошить красных, где только прикажете, господин есаул.
Чернецов удовлетворенно моргнул веками и посмотрел на следующего казака. Этот так же, с ответом не замедлил:
- Сотник Кириллов, 44-й Донской полк, бежал из Каменской, где сейчас большевики гуляют. Хочу вернуться домой и поквитаться с ними за то, что они творят.
Третьим представился я:
- Подъесаул Черноморец, 1-й Кавказский полк, в Новочеркасске по воле случая, но против красных драться готов.
Четвертым был рослый и чрезвычайно мускулистый человек в рваной казачьей гимнастерке без погон. Он шагнул немного вперед и пробасил:
- Хорунжий 6-й Донской гвардейской батареи Сафонов. Бежал из станицы Урюпинской. К бою готов.
- Это у вас в батарее некто Подтелков служил, который сейчас в Каменской казаков баламутит?
- Да, мы с ним вместе служили. Знал бы, что он такой сволочью окажется, сам бы его придушил.
Следующим представился молодой и безусый пехотинец:
- Прапорщик Завьялов, 30-й Херсонский пехотный полк, из иногородних станицы Хомутовской. В первом же бою на Рижском направлении был ранен и попал сюда. Что творилось на фронте, знаю не понаслышке, так что насмотрелся, а теперь такое повсюду. Готов воевать против всего этого анархического сброда, который на Дон идет, не жалея ни себя, ни врагов.
Последним из нас шестерых был полный пятидесятилетний мужчина в потертом английском френче и круглом пенсне, которое постоянно сползало ему на нос:
- Полковник Золовин, последняя должность заместитель интенданта 2-го армейского корпуса, ушел в отставку по состоянию здоровья в начале 17-го года. Могу и готов служить почти на любой должности, а надо, так и рядовым стрелком в строй встану.
- Господин полковник, может быть, вам в Добровольческую армию перейти? Там вам найдут более достойное применение и более подходящую должность, чем у нас.
- Нет, решение принято. Вчера я поверил вашим словам, а сегодня, отступать уже поздно.
- Ну, как знаете, - не стал спорить есаул и, раскинув на столе подробную карту Донского Войска со штемпелем Новочеркасского юнкерского училища, пригласил нас подойти поближе. Мы собрались вокруг стола, и он сказал: - Господа офицеры, атаман Каледин поставил перед нами трудновыполнимую задачу, но я уверен, что мы справимся. Завтра отряд выдвигается на Александровск-Грушевский, Сулин и Горную. Там стоят казаки 2-го, 8-го и 43-го Донских полков. Бой вряд ли случится, казаки этих полков воевать не хотят, а сопротивление будет оказано дальше, в районе Черевково и Зверево. Главная проблема, это то, что у нас может не хватить сил. Под моим началом всего сто пятьдесят бойцов, а надежды на наше храброе офицерство не много. Сейчас есть четыре взвода, - есаул усмехнулся, - 1-й из вольноопределяющихся, 2-й из казаков и студентов, 3-й кадетский и 4-й непромокаемый, сборный из всех слоев добровольческого движения. На этом все, и в моем отряде более никого, по крайней мере, пока, а у противника уже сегодня больше двух тысяч штыков и сабель при пулеметах и орудиях гвардейской артиллерии.
- А добровольцы? - спросил полковник Золовин.
- Если привлечь добровольцев, то бойня неизбежна. Против них, казаки встанут всей массой. Тогда, даже малейшего шанса на успех не будет. Все что мы можем у них получить, это юнкерскую батарею Миончинского или юнкеров Михайлово-Константиновской батареи. Возможно, что в наступлении примет участие одна из рот Офицерского батальона, но пока, это только предварительная договоренность.
- Так, а от нас что требуется, и почему вы нам все это рассказываете? - вопрос задал Сафонов.
- Все просто, господа офицеры. Сейчас, вы пойдете в город, и будете делать то, что уже вторые сутки подряд делают все остальные офицеры моего отряда, то есть, агитировать людей на вступление в партизанскую сотню Чернецова. Не знаю, получится ли у вас что-то, или нет, но если каждый из вас, приведет хотя бы по паре бойцов, то это будет просто замечательно. Я объяснил вам всю серьезность предстоящего нам дела, а вы думайте, как сделать так, чтобы наши шансы на победу, хоть на самую малость, но увеличились. Ходите по питейным заведениям, стучите в дома, навещайте знакомых и переманивайте бойцов из других отрядов. Люди не просто нужны, а необходимы. Выполняйте.
Вот так задача. Впервые передо мной подобная ставится. Что делать? Пойти по городу погулять, а потом сказать, что у меня ничего не вышло? Нет, приказ даден, и нужно постараться его исполнить. Задача, хоть и необычная, но простая и ясная - найти бойцов, а чтобы ее выполнить, надо двигаться и не стоять на месте.
Я вернулся в казарму и, пока одевался, услышал знаменитую песню Чернецовского отряда, переделанную на мотив "Журавля". Собравшиеся в углу вчерашние семинаристы, стоя над разобранным ручным пулеметом системы "Кольта", пели куплет за куплетом, а такие же, как и они, подростки из новобранцев, подпевали. Текст был несколько нескладен, но интересен, а сама песня исполнялась так душевно, что просто заслушаешься.
- Наш полковник Чернецов, удалец из удальцов! - мелодично и слаженно выводили три сильных голоса.
- Журавель, мой журавель, журавушка молодой... - подхватывал десяток новобранцев.
- От Ростова до Козлова, гремит слава Чернецова!
- Журавель, мой журавель, журавушка молодой...
