Игорь Карде - Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков
— Что же теперь будет? — растерянно спросил вдруг Гаджиев.
— К комдиву пойду, — решение пришло само собой. — Рапорт напишу, пусть в другой полк переводят. Думаю, не откажет.
Летчики оторвались от писанины и удивленно уставились на него.
— Так ты думаешь, что Шубин…? — как-то обреченно не договорил Гаджиев.
— Надеюсь, что вернется, — вздохнул Виктор. — Его без хрена не сожрешь. А если нет, то мне хана. Прутков угробит, к бабке не ходи…
Тимур мрачно кивнул.
— В штаб сейчас звонили, — Соломин ворвался в учебный класс подобно метеору. — Шубин у Большекрепинской на пузе сидит. Живой!
…Поминки шли тихо. Тихо переговаривались, тихо пили самогон, из грубых, вырезанных из пустых бутылок, стаканов, тихо приходили и уходили, тихо поминали капитана Быкова и младшего лейтенанта Лоскутова. Вторая эскадрилья прощалась с комэском и летчиком. Официальная часть прошла за ужином, неофициальная шла сейчас. Командование знало, но предпочло закрыть глаза, на завтра массовых вылетов не ожидалось. Виктор идти на поминки не хотел, но пришлось. Быков был для него врагом, пусть не всегда явным. И пусть эта вражда давно уже переросла в худой мир, но, как говорится, осадочек оставался. Не идти было тоже нельзя. Ребята из второй, тот же Тимур, обиделись бы на такое. Пришлось присутствовать. Он посидел с полчаса, выпил стакан холодного самогона и засобирался обратно. Можно было пить и пить, завтра ему никуда не лететь, это он знал точно, но как-то не было особого желания.
Пока Виктор сидел в землянке, стемнело окончательно. Он потихоньку пошел домой, но неожиданно, у ближайших кустов, наткнулся на какую-то темную фигуру. Хотел пройти мимо, но услышав тихие всхлипы, остановился. Таня застыла серой тенью, незаметная, раздавленная горем.
— Там ребята, поминают, — сказал он мягко. — Сходила бы.
Она не ответила, и Виктор пошел по своим делам дальше. В конце концов, он в утешители не нанимался, а она свой выбор сделала сама. Успел сделать буквально три шага, когда в спину донеслось сдавленно:
— Почему ты?
Он обернулся и удивленно посмотрел на Таню.
— Почему ты живой? — тихо сказала она. — Он был лучше тебя, во всем лучше! Почему он умер, а ты опять живой. Почему ты живой?
Виктор решил, что Таня сошла с ума.
— Я помню, я помню, — громко заговорила она. — Ты тогда говорил, что всегда возвращаешься. И потом болтали, будто знаешь ты что-то необычное. Почему ты возвращаешься? Что ты знаешь? Что ты продал за это? Почему лучшие умирают, а ты все живешь? Ты ему завидовал, — она повысила голос. — Это ты все подстроил. Это все из-за тебя.
— Иди успокойся, — буркнул он. — У тебя бред!
— Ненавижу! — закричала Таня. — Ненавижу! Ненавижу!
Летчики высыпали и землянки и молча наблюдали за этим представлением. Виктор решил, что времена, когда за его поведением приглядывал один Шишкин, были, в общем-то, замечательными. И скоро таких Шерлоков Холмсов будет весь полк.
— Дура ты, Танька, — сказал он ей. — Дурой была, дурой и останешься, — развернувшись, Виктор ушел к себе. И так неважное настроение испортилось окончательно. Захотелось нажраться. До рвоты, до поросячьего визга.
Он побродил по роще, не зная куда идти. Майя сегодня была в наряде, так что дома делать было нечего. Вдобавок, она скорее всего до сих пор дулась на его отказ дать денег на сапоги, так что на плотские утехи можно было пока не рассчитывать. Да и самому Виктору как-то не хотелось с ней общаться. Ноги сами принесли его на пляж. Здесь, на специально сколоченной скамье уже кто-то сидел, попыхивая в темноте папиросой. Видеть Саблину никого не хотелось и он повернулся было уходить, но сидящий окликнул его:
— Витька? Подойди, тута.
Он сел рядом с Шубиным, достал папиросу и стал ждать командирских откровений. Шубин не торопился, неторопливо, задумчиво посасывал мундштук, жевал губами.
— Спасибо, — наконец сказал он, не уточнив за что, но Виктор и так все понял.
— Ночью не ложился почти, — добавил команди. — Часа три поспал, тута. Вот оно и сыграло. Ты уже понял, где мы ошиблись?
— Да чего тут понимать, — ответил Виктор. — Сперва далековато от группы были, потеряли с ней зрительный контакт. Сходу помочь ничем не могли. Потом, когда довернули на того немчика, что Быкова сшиб и скорость потеряли.
— Надо было наказать, тута, — вздохнул командир. — Но ты прав… прав… Ты, кстати, в курсе, что Быков этого"фоккера" таранил? Битман, ведомый его, в рапорте написал…
— Как таранил? Брехня, — опешил Виктор. — Я сам видел…
— Щас шепнули. Замполит дивизионный уже в сводке отразил.
— И что теперь будет?
— Да ничего, — хмыкнул Шубин. — Нам с тобой от того, тута, ни холодно, ни жарко. Немцам, думаю, тоже. А Битмана я завтра отлюблю… Отдыхать нужно, Витька, перед полетами. Вот главный вывод. Я вот ночью не поспал и едва, тута, живой остался. Так что ты со своей бабой не усердствуй сильно, — Шубин засмеялся. — А вообще я тебе удивляюсь, тута. Ты же умный парень, войной битый, чего ты до этой курвы бегаешь? Неужто в полку нормальных девок нет?
Виктор промолчал.
— Ладно, тута, — командир понял, что интересный для него разговор, развития не получит и успокоился. — Готовься. Завтра станешь заместителем Егорова. А Лешку Соломина во вторую переводят. На ту же должность. Приказ вчера еще подписали…
— Во вторую? Как? — Виктору показалось, что он ослышался.
— Во вторую! Молча, тута, — кратко ответил Шубин и пояснил. — Усилить надо. Потери большие, новичков много, а сильных летчиков, тута, один Гаджиев. Не потянет. Я хотел тебя комэском поставить, но там, — он указал пальцем вверх. — Не дали. Нечего было на Пруткова с ножом кидаться, теперь аукается, — он усмехнулся. — Понял? Комэск из варягов будет.
— Хреново будет без Лешки, — пригорюнился Виктор.
— Нормально! Перебьетесь, тута, — обрезал командир. — Егоров уже пороху понюхал, обтесался, тебе фору даст. Ты на месте, никуда не делся. Ильин опять же у вас, а он иных двоих стоит. На днях из госпиталя Кот вернется. Ларин твой, хоть и расп…й, но летчик хороший. Если натаскаешь, то цены не будет… Да вас давно, тута, раскулачивать пора… Собрались сливки…
Виктор усмехнулся шубинской логике, но в душе все же признал его правоту. Вторую эскадрилью нужно было усиливать. Он вспомнил, что его родной Таганрог освободили в конце августа, а это означает наступление и, соответственно, бои в воздухе.
— Жарко будет, — неожиданно для себя сказал он. — Наступление скоро.
— А ты думал, что эти "фоккеры", что мы завалили, у немцев последние? — Шубин усмехнулся. — Впереди, тута, драчка будет и неслабая! Кстати, чуть не забыл, Только что пришло подтверждение от пехоты. Пишут, что прямо над позициями один наш "Як" дрался против трех немцев и одного из них сбил. Летчика в плен взяли. По всему, тута, выходит, что это твой подранок упал.
— Вот как? — удивился Саблин. — Выходит – шестнадцатый?
— Ага, — улыбнулся командир. — Скоро меня перегонишь.
— Я его вверх ногами срезал, — похвастался Виктор, довольно улыбаясь. — Последними снарядами. А"фоккер" этот сильно побит?
— Не знаю, тута, — командир потянулся за папиросами. — Они не написали. Да и везти его оттуда та еще морока – километров восемьдесят будет. В следующий раз, — усмехнулся он. — Поближе к аэродрому сбивай…
…Полк прочно осел в Новошахтинске. Окопался, прижился, прирос. Ему подкинули немного самолетов, пополнив до штата, подкинули летчиков. Теперь прежний монолит "Як-девятых" разбавляли потрепанные ветераны Сталинградской битвы – "единички" и "семерки". Подкинули и летчиков. И если старые потрепанные самолеты были злом, то двое уже немного хлебнувших войны младлея, попавших в первую и вторую эскадрильи, были несомненным добром. Как и капитан Чуриков – новый комэск-2. Командиром он оказался хорошим, летчиком тоже, успев отличиться в первую же неделю пребывания в полку, перехватив и завалив вражеского разведчика.
Готовясь к летнему наступлению, немцы активизировали действия своей авиации, нанося частые и довольно болезненные удары по боевым позициям и коммуникациям наших войск. Перехватывать их с полкового аэродрома оказалось практически невозможно, поэтому одна из эскадрилий постоянно дежурила на небольшом пятачке, расположенном всего в пятнадцати километрах от линии фронта. Отсюда, особенно по ночам, когда не ревели двигатели самолетов, хорошо было слышно как громыхала артиллерийская канонада, как загорались в ночи далекие зарницы…
Было здесь неимоверно скучно. Колхозный луг, хилая посадка с установленными в ней палатками, импровизированный штаб с единственным телефоном. Крытый камышом навес вместо столовой, укрытые маскировочными сетями истребители и бочки с ГСМ. Тишина и скука. Хорошо еще, что расположенные неподалеку мелкие пруды худо-бедно обеспечивали дичью и свежей рыбой, иначе жить тут, на одном сухом пайке, стало бы совсем уныло.
