Юрий Валин - «Мы одной крови». Десант из будущего
Попутный явился лишь через полтора часа — еще из дверей махнул пухлой рукой. Засидевшаяся опергруппа выскочила из столовой.
— Товарищи офицеры, докладываю-освещаю обстановку и ставлю задачу…
Оперативное совещание пришлось проводить на свежем воздухе. Впрочем, товарищ майор был краток:
— Имеем. Первое. Подтверждено: наш человек погиб. Второе. Самолет сбит истребителями с советскими опознавательными знаками. Факт установленный, свидетельские показания и улики прилагаются. Третье. Откуда взялись эти ястребки, установить не удалось. Особый отдел ведет проверку всех частей, имеющих что взлететь. Результаты будут. Но! Есть обоснованное мнение, что истребители были чужими, то есть ряжеными. Четвертое. Связь с нашим бортом была отвратительная. Возможно, ее целенаправленно глушили. Из обрывков радиоперехвата ясно, что экипаж нашего транспортника вел бой и, возможно, подбил или сбил один из атаковавших истребителей. Пятое. Варварин оставил записку. Вероятнее всего, нам…
Бордовое удостоверение СМЕРШ. Фотография не пострадала: смотрел Варварин строго, видимо, новенькие погоны еще ощутимо давили. Кромка удостоверения была залита бурым, спекшимся, немного затекло и внутрь, но карандашную надпись можно было легко рассмотреть:
«Для А.А. Калька лопнула. Бумеранг?»
— Документ мне сейчас придется вернуть, — Попутный сунул удостоверение обратно в конверт.
— Что значит «лопнула»? — пробормотал Коваленко. — Кодовое слово?
— С этим дома разберемся. Здесь наши коллеги себе уже голову по полной ломают. Итак, ставлю задачу на ближайшие сутки. Работаем кооперативно. Оперативные группы фронтового отдела проверяют все сбитые десятого июня над нашей территорией истребители. Мы им поможем. Сейчас следуем к озеру Иха-ярви. Проверим, что там шмякнулось несчастливого десятого-ноль-шестого.
— Виноват. Почему именно Иха-ярви? — насторожился Коваленко.
— Там местность курортная, — пояснил Попутный. — Сосны, воздух и ваще лепота. А если дополнительные основания нужны, так у товарища лингвиста спроси.
Майор энергично зашагал обратно к штабу, а на Женьку требовательно посмотрел непосредственный начальник:
— Поясняй, Земляков. На кой черт нам это Иха-ярви?
— Так откуда мне знать? У нас это озеро вообще не фигурировало. Я сводку и разблюдовку по сбитым самолетам неплохо помню.
— Ага. Значит, озерцо не отмечено, но там что-то упало. Развилка? Новый вектор?
— Может, и просто не отмечено место падения в документах, — сказал Женька, пытаясь вспомнить, где то несчастное озеро вообще находится.
На карте озерцо отыскалось с трудом. Направление на Выборг через Куутерселькя — там еще накануне шли бои. Чуть севернее дороги цепочка крошечных озер. Одно из них и именовалось Иха-ярви.
— Хм, так вроде к фронту направляемся, — Коваленко потрогал тулью фуражки — ткань уже имела какой-то заношенный-задрипанный вид. — И вот как ты думаешь, Земляков…
— Полагаю, товарищ майор все помнит, — Женька с отвращением нажал локтем на кобуру — бесполезная тяжесть беспокоила.
Попутный вышел только через час в сопровождении местного капитана-особиста. Майор сунул Коваленко еще один потрепанный «сидор», судя по всему, увесистый. Товарищи старшие контрразведчики двигались впереди, оживленно беседуя, остальная часть группы следовала в кильватере. Коваленко качнул вещмешком, многозначительно подмигнул Женьке.
Машина уже ждала: дивно исцарапанный «Додж» с сонным водителем-сержантом.
— Извини, до места не добросит, — извинился капитан, пожимая пухлую пятерню Попутного. — Но я на пост позвоню, помогут.
— Ну, лады. — Майор забрался в машину. — И все-таки у Прозоровского[31] он лучше сыграл. Это ж такой матерый актерище…
— Но Яблочкина-то[32] там какова…
Женька сообразил, что все это время контрразведчики, от которых попахивало водочкой, трепались о театре. Вот же товарищ майор подходы к людям нащупывает…
«Додж» рванул к КПП, опергруппа уцепилась за сиденье…
У поста у поселка Майнилы пришлось подождать подходящей попутной машины. Движение в обе стороны было активным, орал запыленный регулировщик, начальник поста грозил нарушителям, лезущим на обгон. Опергруппа отошла подальше от пыли.
— Так, товарищи офицеры и прочие военнослужащие, что там нам бог послал? — ухмыльнулся Попутный.
В вещмешке имелись три банки американских консервов, буханка хлеба, пачки пистолетных патронов и два ствола: ТТ и «парабеллум».
— Коллеги расщедрились, — пояснил Попутный. — Три ствола я выпрашивать не решился. А это так: переводчика тылового побаловать. Засиделся в Москве, папенькин сынок, понимаешь.
— Ну, профессорский отпрыск, что с него взять, — сказал старлей, проверяя оружие.
— Почему профессорский? — Попутный приподнял белесую бровку. — Я, естественно, прямо не намекал, но полковник Земляков вполне известная личность. Не подведи приемного батю, Евгений.
Женька обещал не подвести — надежный «тульский» устроился в кобуре, сразу стало спокойнее. Самого товарища майора оружие интересовало мало. — Попутный не без основания считал, что у контрразведчиков «не в пукалках сила».
Начальник направился к посту — общаться, контактировать и вообще поторопить с машиной.
— Впечатляет, — пробормотал Коваленко. — Такой талант, и ведь на государственной службе. Не дай бог в криминал бы ушел.
— Да у криминалов разве размах? — Женька с досадой обнаружил, что у левого сапога оборвались оба матерчатых «уха». Что-то «труха перехода» в этот раз в наглую подпирает.
— Товарищ майор — редкий специалист, — согласился Коваленко. — В первом же разговоре меня этак красиво развел. Болтаю о янтаре, о «ледке» и «костяном» ему докладываю. Бац, ловлю себя на мысли, что вроде знакомы мы, не иначе как с Калининграда. Может, и жили-то по соседству. Пяти минут не прошло.
— Ага, фронтальной любознательности у нас начальник, — согласился Женька. — Но ведь не всех он так охмуряет. Бывают и исключения.
Ночевала оперативная группа на хуторке у Каук-ярви. Недалеко рокотало, финны огрызались, наши пытались прорваться на стыках отходящих частей противника. Но это было там, а здесь тишина, полноценный ужин. Хуторок был в порядке: хозяева бежали, успев схватить лишь одежду. Правда, командир остановившихся рядом связистов орал, «что все соленья фашистами потравлены». Грибочки и клюква оперативников Отдела «К» не интересовали: личный состав изучал карту — благо у окна было довольно светло. Товарищ Попутный отсутствовал — сидел у связистов.
Женька слушал канонаду — к вечеру поутихло, но отдельные разрывы были слышны.
— Работают, — Коваленко тоже слушал. — А мы сидим. Специфика, я понимаю. Но как-то не по себе. Мы же вроде знаем, как оно, где…
— Мы первые полчаса знать будем, потом вектор уйдет и все по-новому, — напомнил Женька.
— Полчаса тоже деньги…
Ввалился Попутный, нагруженный шинелью и еще чем-то, не глядя перешагнул через сопящих вповалку у порога связистов.
— Бодры? Баиньки пора. Кстати, сувенир попался. Потеряли какие-то олухи. Взгляни, старлей, — эксклюзивный инструмент…
Инструментом оказался финский автомат «Суоми». Пока Коваленко разбирался с редкостным коробчатым магазином на полсотни патронов, начальство устраивалось «баиньки» — от майора снова попахивало спиртным.
— Так, охранять командира, спать чутко, но расслабленно. — Попутный зевнул. — Да, завтра мне «люгер» верните. Забуду ведь…
Майор безмятежно засопел, а Коваленко прошептал:
— Вот кто сегодня отработал. Черт, все равно не понимаю, как у него выходит. Автомат вот «нашел» попутно. Добротная, между прочим, вещь. Тяжеловата только…
Женька свернулся под лавкой, сунул под голову сумку с ненужными словарями. Было душновато, зудели налетевшие в комнату комары. Погромыхивало на западе…
Глава четвертая
14 июня.
Дивизионный отдел СМЕРШ
18.45
— Трофимов, к капитану!
Алексей вытер руки и пошел к начальнику отдела. Голуб в своей «горенке» что-то писал, одновременно прихлебывая чай, обжигаясь и ядовито критикуя телефониста, тщетно пытавшегося дозвониться до «восьмого».
— Ага, Трофимов! Значит, так: хватит тебе прохлаждаться. Садись и признавайся, как самочувствие…
— Терпимо, товарищ капитан, — с опаской сказал Алексей. — Вот только ухо…
Ухо, в общем-то, не слишком беспокоило. Не слышало, но и не мешало. Спина — иное дело. Возня с трофейным сейфом, который сначала пытались закрыть, а потом открыть, даром не прошла. Прав Хворостин — откровенно лехтарского нрава тот ящик. Или те ключи, что нашли, все-таки не от него.
