Михаил Ланцов - Маршал
В дверь постучался и вошел Поскребышев.
– Товарищ Сталин…
– Приглашайте товарищей, – кивнул вождь, уже знающий, что под дверью собрался полный состав Политбюро. Ему было неловко начинать дебаты и какие-либо обсуждения по столь щекотливому вопросу со всем Политбюро, но иного выхода у Сталина просто не оставалось. Такие неоднозначные и сложные дела единолично он никогда не решал.
Спустя пару минут, подождав, пока все вошли и расселись, Иосиф Виссарионович начал совещание.
– Вчера вечером вам всем передали папки с обобщенными материалами по "делу Тухачевского". Надеюсь, вы успели их изучить? Отлично. У кого какие соображения?
– Мне кажется, – спокойно и выдержанно произнес Молотов, – что товарищ Тухачевский специально разыграл этот концерт у себя дома. Уверен, что он знал о прослушивании квартиры.
– Вы считаете, что он специально ломал комедию для нас? – Вопросительно поднял бровь Сталин.
– Да.
– Что вы скажете по тексту разговора?
– Все правильно. Но товарищ Тухачевский специально говорил такие слова, чтобы нам понравились, заведомо зная, что мы будем слушать.
– Уборевич вчера хотел повеситься, – произнес Сталин. – Еле успели. Сейчас он в госпитале. Под охраной. – Сталин невозмутимо посмотрел на Молотова. – Кроме того, два дня назад у Уборевича была встреча с рядом командиров. Некоторые из них спустя несколько часов застрелились. Один повесился. Остальные чрезвычайно подавлены. Товарищ Ворошилов, – повернулся к нему вождь, – как вы считаете, зачем была проведена товарищем Тухачевским беседа со своим бывшим подельником?
– С целью деморализации? – Неуверенно спросил Ворошилов.
– Вот видите товарищи, наш нарком по военным и морским делам считает, что товарищ Тухачевский провел операцию по деморализации военного крыла троцкистов, с целью недопущения ими попытки военного переворота.
После слов вождя, в кабинете наступила тишина. Сталин дал своему ближнему кругу подумать, а сам принялся приводить в порядок трубку. Кто-то лихорадочно перекладывал листы дела в принесенных папках, кто-то, уткнувшись взглядом в одну точку, думал.
– Товарищ Сталин, – подал голос Орджоникидзе. – Получается какой-то каламбур.
Товарищ Тухачевский был одним из руководителей антисоветского заговора и готовился утопить в крови всю страну. Однако в последний момент передумал и сосредоточенно работает над тем, чтобы предотвратить военный переворот. Таким образом, с одной стороны нам нужно его осудить военным трибуналом и, скорее всего, расстрелять как предателя Родины, а с другой – его заслуги перед Советским Союзом в противодействии бунта сложно переоценить. Совершенно непонятная ситуация.
– А что тут непонятного? – Удивился Молотов. – Тухачевский спасает свою жизнь.
Успешно, кстати, спасает. Его добровольная помощь как минимум компенсирует его смертный приговор. Но можем ли мы теперь верить этому человеку? Вот в чем вопрос.
– А что вы молчите, товарищ Ворошилов? – Спросил Иосиф Виссарионович. – Как вы считаете, товарищи могут верить вашему подчиненному?
– Я… – Ворошилов задумался на какое-то время, – Если честно, то я ему не доверяю. И слова товарища Молотова совершенно верны. Нельзя верить тому, кто предал свое дело. Однако на него никто не давил. Он сам пришел. Рисковал своей жизнью ради того, чтобы предотвратить беду. Сильно рисковал. Настолько, что если бы не случайность – наверняка бы умер. И он об этом знал. И все равно пошел на этот риск. После своей болезни он сильно преобразился. Не узнать. Я, конечно, могу ошибаться, но теперь наш "Бонапарт" совершенно иной человек. Верить ему или нет, я не знаю. Но дать ему второй шанс считаю нужным.
– Итак, как мы поступим? – Спросил Сталин, обращаясь к Политбюро. Но быстрого решения не получилось – слишком сложным было дело и неоднозначными – оценки. Так что совещание продлилось еще четыре часа, заодно перемывая кости ряду лиц, связанных с данным делом.
Интерлюдия На следующий день в три часа дня к дому на Набережной подъехал черный автомобиль ГАЗ-А, из которого вышли два сотрудника НКВД и прошли в дом. Через пятнадцать минут они вернулись, сопровождая мужчину в серой шинели и фуражке. Спустя еще двадцать минут этот автомобиль остановился у крыльца ближней дачи товарища Сталина и выпустил на свежий морозный воздух своих пассажиров.
– Здравствуйте товарищ Тухачевский, – поздоровался с вошедшим мужчиной Сталин, – находящийся не на своем обычном месте, а у окна, из-за чего входящие его сразу не могли заметить. – Как добрались?
– Здравствуйте, товарищ Сталин, – повернулся на каблуках Тухачевский. – Спасибо.
Хорошо доехали. Быстро.
– Это замечательно. – Мягко ответил вождь и не спеша прошел на свое место.
Положил трубку на стол. Внимательно посмотрел в глаза маршалу и спросил. – Чем вы теперь собираетесь заняться?
– Не понимаю вас, товарищ Сталин, – невозмутимо ответил Михаил Николаевич.
– Мы знаем, что вы готовитесь предстать перед судом, но партия решила дать вам второй шанс, – сказал Сталин, смотря немигающим взглядом прямо в глаза Тухачевскому. – Кроме того, за неоценимую помощь в борьбе с контрреволюцией и троцкистскими элементами вы награждаетесь орденом Ленина, о чем сегодня утром написали в ряде советских газет. – Тухачевский загадочно улыбнулся. – Вы все правильно поняли, товарищ Тухачевский. В опубликованной статье вышла увлекательная история о том, как вы, верный ленинец, боролись с троцкистами.
Включая бой на даче, в котором из вас сделали настоящего героя, твердой рукой уничтожающего контрреволюционеров и троцкистов. – Произнес Сталин, внимательно наблюдая за реакцией Тухачевского.
– Опасная подстраховка, – задумчиво произнес Михаил Николаевич. – Теперь я стану целью номер один для всех расстроенных заговорщиков.
– Станете. – Улыбнулся Сталин. – Конечно, станете. Но за вами будут присматривать и буйных препровождать для дачи показаний.
– Ловля на живца?
– В том числе.
– А мне отрезается путь назад, – тихо произнес Тухачевский. – Вы действительно думали, что начав добровольно давать показания, я решу вернуться в стан Троцкого?
– Мы вам не верим, товарищ Тухачевский. – Сказал Сталин. – И должны быть уверены в вашей верности, пусть даже и таким способом.
– Справедливо, – кивнул Михаил Николаевич.
– Вы так и не ответили, чем вы хотите заняться, – прищурившись, повторил вопрос Сталин. Тухачевский задумался и промолчал примерно полминуты.
– Я не обдумывал этот вопрос, но если говорить сразу, как говорится, с кондачка, то я бы занялся исправлением уже навороченных проблем. Прежде всего, в области вооружения. Но быстрых результатов не будет. Несмотря на то, что я знаю, какие направления были искусственно заторможены, какие тупиковые решения продвигались, нам нужно время, чтобы наладить работу. Тут не только и не столько конструкторская и инженерная деятельность. Важнейшим фактором является полнейший разлад работы на производстве. К сожалению, ничего конкретного я сейчас сказать не могу, но в течение месяца обязуюсь подготовить предварительный план работ, с указанием перечня первостепенных мер.
– Хорошо, товарищ Тухачевский, – одобрительно кивнул Сталин. – Жду вас через месяц с докладом. – Михаил Николаевич слегка смутился от такого поворота, все-таки, субординация требовала подавать такой доклад непосредственно наркому, но вдаваться в подробности не стал. Сказано лично Сталину доложить, значит лично Сталину.?
Глава 10
12 февраля 1936 года. Москва. Площадь Дзержинского, дом 2.
Лазарь Каганович, выступая в роли председателя комиссии, проверяющей по распоряжению Сталина работу НКВД, сидел на очередном рабочем совещании. Работа шла очень энергично, а потому, к нему на стол с каждым днем приходило все больше и больше рапортов, выявляющих нарушения и фальсификации в трудовой деятельности НКВД вообще и Ежова в частности. Кроме того, с каждым днем все сильнее и сильнее вырисовывалась истинная картина внешне благопристойного облика советских партийных руководителей. Пока никого не арестовывали. Просто проверяли дела, но руки у Лазаря Моисеевича уже чесались. Да и внутри все кипело от злобы и возмущения. -… таким образом, – завершал свой доклад Лаврентий Павлович Берия, надежный чекист, проверенный в позапрошлом году во время совместной работы над новыми нормативными документами, регламентирующими деятельность НКВД, – за Ежовым, Николаем Ивановичем числится свыше двухсот дел, закрытых по его личному распоряжению до завершения следствия…
Лазарь Моисеевич снова погрузился в свои мысли, слушая этот монотонный поток фактов и цифр. Ужас, который обрушивался на него, был поистине тошнотворным.
– Лаврентий, – перебил Берию Каганович, – как ты считаешь, зачем перечисленные выше граждане делали все эти ужасные дела? Ради чего?
