Александр Михайловский - В царствование императора Николая Павловича. Том первый (СИ)
— Я мы и не боимся, — Александр с улыбкой ответил военному, — хороший у вас пес, умный, и совсем не злой.
Военный внимательно посмотрел на Антона и Александра своими голубыми глазами, улыбнулся им уголками губ, слегка кивнул головой, и продолжил прогулку.
— Антоха, ты знаешь, а ведь я его раньше где‑то видел, — Шумилин озадаченно посмотрел на своего друга.
— Шурик, а ты случайно не перегрелся? — поинтересовался Антон, — Ну где ты его мог видеть? — немного подумав, он тоже пробормотал, — Хотя и мне его лицо показалось знакомым…
Шумилин, пройдя еще шагов пять, неожиданно встал, как вкопанный, — Тоха, а ведь это был царь! — изумленно сказал он.
— Точно, сам государь — император Николай Павлович! — воскликнул Антон, и смущенно прикрыв себе рот ладонью, добавил вполголоса, — Сказал бы мне кто с месяц назад, что я буду лицезреть самого императора Николая I, ни за что бы не поверил!
— Между прочим, — уже спокойно сказал Шумилин, — я читал, что у Николая была отличная память на лица. Это значит, что он нас "срисовал", и при следующей встрече обязательно вспомнит нашу беседу с его пуделем
Продолжаю беседу, Антон и Александр не спеша дошли до недавно отстроенного после пожара Зимнего дворца. Он блистал свежей краской, и трудно было поверить, что всего год с небольшим дворец представлял собой обгорелую коробку, с обуглившимися рамами и кучей головешек внутри.
Друзья прошлись по Дворцовой площади, полюбовались на Александрийскую колонну. Потом они прогулялся по бульвару, разбитому перед Адмиралтейством (помните, у Пушкина — "Онегин едет на бульвар"), и с любопытством осмотрели практически достроенный, но еще не освященный Исаакиевский собор — бессмертное творение Огюста Монферрана.
У Медного всадника они немного задержались, вспомнив события, произошедшие здесь пятнадцать лет назад. Да, государь — император Николай Павлович был абсолютно прав, разогнав картечью сборище тогдашних "несогласных". Какую бы новую кровавую заваруху устроили бы эти "борцы за свободу", дорвись они до власти! Учитывая наш российский размах и широту души, Великая Французская революция показалась бы тогда в сравнении с Великой Российской смутой веселым водевилем.
Нагулявшись вволю по утренней площади, на которой еще не стоял конный памятник императору Николаю I работы барона Петра Клодта, они свернули на Большую Морскую улицу, а с нее — на Невский проспект.
Главная магистраль города выглядела непривычно широкой. Вдоль мощенных плитами тротуаров в двух — трех метрах друг от друга стояли невысокие чугунные тумбы, выкрашенные в черный цвет. По проспекту в разных направлениях двигались дрожки, коляски и кареты самых разнообразных видов. Кареты были в основном четырехместными, на рессорах, с высокими козлами и откидной ступенькой у дверцы. Площадка сзади кузова чаще всего была утыкана острыми гвоздями, на некоторых были закреплены обручи с остроконечными зубьями. Все это делалось для того, чтобы вездесущие уличные мальчишки не катались, на задках карет.
В Питере уже начался обычный трудовой день. Друзьям сразу же бросилось в глаза обилие военных: солдат в мундирах и офицеров в форменных сюртуках. Высшие армейские чины выделялись своими высокими треуголками с пучком черных или пестрых перьев наверху.
По проспекту сновали слуги, приказчики, куда‑то спешили кухарки и горничные, коробейники на углах бойко рекламировали свой товар. Перед Гостиным двором на углах стояли продавцы калачей и саек, дешевой черной икры (осетры и белуги в то время еще водились в Неве), рубцов и вареной печенки. У некоторых на головах были лотки с товаром, большие лохани с рыбой и кадки с мороженым. Торговцы открывали двери своих лавок и магазинов.
От шума и выкриков торговцев у них с непривычке заболела голова. Антон и Александр решили немного отдохнуть, и зашли в садик перед Александринским театром, где позднее появился памятник Екатерине Великой работы скульптора Микешина. Они решили посидеть на лавочке и обсудить план дальнейших действий.
Гости из будущего
В тени деревьев Антон и Александр стали прикидывать, как им построить предстоящий разговор с князем Одоевским. Ведь друзьям надо было ни много ни мало, а завербовать князя для того, чтобы что‑то значить в здешнем мире. Ведь дажепрочтихоть вагон книг об эпохе Николая I, все равно они так и остались бы чужеродным телом в здешнем петербургском обществе. И светила им роль, в лучшем случае, забавных иностранцев.
Чтобы стать в этом обществе своими, надо родиться, вырасти, быть воспитанным английскими боннами и французскими гувернерами. А самое главное, быть своим по происхождению. Ведь все знатные дворянские фамилии Российской империи давно уже перероднились и перекумились друг с другом.
В этом отношении князь Одоевский мог стать идеальным ключиком, с помощью которого пришельцам из будущего сумели бы проникнуть в салоны петербургской знати, где, собственно, и решались все важные дела в государстве. Поэтому, как решили друзья, надо играть с князем в открытую, и прямо рассказать ему, кто они такие и откуда явились. А дальше должно сработать природное любопытство и пытливый ум Владимира Федоровича, которых, судя по его книгам, у Одоевского было в избытке.
Антон и Александр встали со скамьи, и уверенным шагом пошли по Невскому в сторону Фонтанки. Пройдя мимо Аничкова дворца, они свернули направо и, отойдя пару сотен метров от уже воспетого Гоголем проспекта, увидели дом номер 35. Переглянувшись, хронопутешественники решительно вошли в парадный подъезд. Выскочившему им навстречу швейцару с огромными бакенбардами Шумилин коротко бросил, — К их сиятельству князю Владимиру Федоровичу. Проводи нас, любезный.
Швейцар, профессионально оценив одним быстрым взглядом нарядные, пошитые по последней европейской моде костюмы незнакомцев, (Ольга Румянцева молодец, хорошо знает свое дело!) почтительно поклонился и резво засеменил впереди них по мраморным ступенькам парадной лестницы.
— Вот здесь и живет их сиятельство, — сказал швейцар, остановившись у мощной дубовой двери одной из квартир. Антон кивнул стражу барских дверей, и сунул в подставленную ладонь швейцара медный алтынник.
— Премного благодарен, барин, — поклонился ливрееносный "секьюрити", и радостно заспешил по ступенькам вниз. Шумилин несколько раз дернул за медную пупочку, которая заменяла в те времена звонок. За дверью брякнул колокольчик. Вскоре щелкнула задвижка, и дверь приоткрылась. На лестничную площадку вышел слуга.
— Как изволите доложить, их сиятельству, Владимиру Федоровичу, господа хорошие? — позевывая поинтересовался он, — И по какому делу вы изволите его беспокоить?
Антон, весело глядя на опухшую от безделья рожу лакея, с легким оттенком пренебрежения сказал, — Передай князю, что пришли два почитателя его таланта. И непременно добавь, что приехали они издалека.
Лакей впустил гостей в прихожую, и принял у них трости, цилиндры и перчатки. Потом он скрылся за дверью гостиной, и через пару минут вернулся, сообщив нашим друзьям, что "их сиятельства просят господ зайти".
Антон и Александр вошли со вкусом обставленную гостиную. Князь Одоевский, мужчина средних лет, плотный, с мужественным волевым лицом, встретил их, стоя у большого стола, заваленного газетами. Похоже, что к моменту их прихода он читал местную свежую прессу.
— Добрый день, господа, — сказал князь, с любопытством, и в то же время, слегка настороженно, разглядывая незваных визитеров. — С кем имею честь?
— Антон Михайлович Воронин, инженер, — представился Антон;
— Александр Павлович Шумилин, отставной капитан, — коротко кивнул головой Александр.
— Итак, господа, как мне доложил Иван, вы прибыли в Петербург издалека? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Одоевский, — И при этом вы нашли время, чтобы зайти ко мне, и поблагодарить меня за мои более чем скромные труды на литературном поприще?
— Именно так, ваше сиятельство, — сказал Шумилин. — Моим племянникам очень нравятся сказки, написанные вами. И если вы соблаговолите поставить свой автограф на вашем произведении, то они будут в восторге…
С этими словами Александр открыл свой саквояж, и достал оттуда тонкую детскую книжку. Это была сказка "Городок в табакерке", которую Шумилин купил два дня назад на "Крупе" — так в Питере попросту называли городскую книжную ярмарку, расположенную в ДК им. Крупской.
Одоевский с интересом взял яркую книжку в синей обложке, с улыбкой прочитал ее название, и начал бегло листать. Но тут женахмурился, заметив, что с точки зрения тогдашней орфографии текст в книге набран ужасающе безграмотно.
— Господа, да что же это? — растерянно бормотал он, перелистывая книгу. И тут, наконец, он увидел год издания книги — 2011–й. Князь вздрогнул, словно его ударил электрический ток, и перекрестился. Лицо его побледнело. Казалось, еще чуть — чуть, и он хлопнется в обморок. Он хотел что‑то спросить у Александра, но вместо слов из его горла вырвалось лишь какое‑то сипение. Наконец, Одоевский сумел взять себя в руки.
