Валерий Большаков - Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин
На тараненном немецком самолете ФВ-190 оказался летчик-майор. Таран подтверждают командиры зенитной батареи и летчики Лепин и Макаров.
Заседанием партийной комиссии принято в ряды ВКП(б) – пять человек.
Выпущен один номер стенгазеты.
Вывод: политико-моральное состояние полка хорошее, полк готов выполнять любую задачу.
Заместитель командира 32 ГИАП по политической части гв. майор Стельмашук.
Глава 6 «Соколиный удар»
В тот же день в 32-м полку случилось ЧП с капитаном Избинским.
Иван Иванович воевал с осени 41-го, совершив четыреста боевых вылетов и сбив шестнадцать самолетов.
Это был лихой, отчаянный боец.
До войны Избинский имел судимость за драку и был осужден на восемь лет с отбыванием наказания на фронте, из-за чего и наград не имел.
А после Сталинграда сразу получил два ордена – Ленина и Красного Знамени.
И сняли с летчика судимость. И к Герою представили.
Казалось бы, живи да радуйся, так нет – слишком часто и подолгу прикладывался Избинский к бутылке.
И дурел.
А под вечер, как назло, командир БАО заехал на стоянку, да не пустой, а с баклажкой спирта.
Иван Иваныч не удержался…
…В землянке КП было спокойно, тихо.
Иногда только слыхать было зуммер у радистов, да стрекот пишмашинки в углу, отгороженном плащ-палаткой, на манер ширмы.
Бабков и штурман полка Якимов корпели над бумагами. Долгушин расстелил карту на свободном столе и показывал Быкову, куда намедни на разведку летал.
Зазвонил телефон.
Начфин ответил, выслушал и осторожно положил трубку обратно.
– Избинский идет к нам и обещает меня убить, – пролепетал он.
– Опять напился! – Бабков шваркнул карандашом.
Минуту спустя раздалась очередь из автомата.
– Придурок, – буркнул Григорий, вставая.
Долгушин поднялся следом.
Выходя из землянки, «Колорад» расслышал еще один звонок.
– Избинский взял автомат и идет к КП!
Быков закрыл за собой дверь и сразу увидел нарушителя спокойствия.
Иван шел нетвердой походкой, держа «ППШ» в опущенной руке.
– Поговори с ним, – сказал Григорий, исчезая в лесу.
– Иван! Что такое? – громко заговорил Долгушин. – Перестань!
Избинский остановился, покачиваясь.
– Сережка, – промычал он, – ты не подходи – застрелю!
– Вань! – продолжал его увещевать комэск. – Перестань! Вчера мы не допили, у меня дома есть, пойдем!
– Сережка, не подходи – я тебя убью!
– Я не к тебе иду, а в эскадрилью!
– Тогда вот так обходи!
Долгушин стал опасливо обходить Ивана Ивановича, а тот вел за ним ствол.
В этот момент Быков и зашел Избинскому за спину. Молниеносно обезоружив пьяного пилота, он повалил его, орущего непотребные слова, и скрутил.
– На «губе» посидишь, придурок, – сказал «Колорад», пыхтя.
Тут подбежал Долгушин, за ним поспешали Бабков и Микоян.
– Всех пор-рву! – трубно ревел Избинский. – Пер-рережу! На куски!
Григорий коротко ударил, вырубая Ивана, и тот затих[5].
– Проспится, – буркнул Быков, – поговорю.
Поздно вечером Микоян позвал Григория к крошечной землянке на отшибе, где устроили гауптвахту.
Коптилка из снарядной гильзы больше мешала, чем светила.
Избинский уныло сидел на краю топчана, сгорбившись, свесив большие руки между колен, являя собой образец смирения и покаяния.
– Я никого не… того? – хрипло спросил он, поднимая голову. – Товарищ полковник?
– Не попал, – буркнул Быков.
Избинский тоскливо вздохнул.
– Нам обоим пить нельзя. Я – бросил. А ты…
– Брошу! – с жаром пообещал пилот. – Слово даю!
– На первый раз – поверю…
– Приказано выделить группу истребителей, – четко выговорил Бабков, – и направить ее в район переправы через реку Ловать. Вылет немедленный. Ожидается подход в этот район бомбардировщиков противника. Конкретные указания группа получит по радио с передового КП «Перевал». Двенадцати самолетов хватит?
– Лучше восемь, – ответил Быков.
– Почему?
– Маневра не будет.
– Понято. По самолетам!
– Есть!
Надевая парашют, Григорий крикнул Вавиле:
– На взлет! Снимай маскировку!
Забегала вся четвертая.
Потарахтев, пофыркав, поднимали рев моторы.
– Всем по самолетам! Взлетать сразу за мной!
Эскадрилья двойками быстро поднялась в воздух и построилась правым пеленгом, с превышением пар самолетов между собой – образовался боевой порядок «кубанская этажерка».
Он был схож со «ступеньками крыльца, уходящего от ведущей пары в сторону и вверх».
Встали на курс и пошли к Ловати.
При подходе к линии фронта Быков связался с командным пунктом:
– «Перевал», я – «Колорад». Иду на работу. Сообщите воздушную обстановку.
– В воздухе пока спокойно. Находитесь над Ловатью и ждите указаний.
Над рекою группа развернулась и взяла направление на переправу.
Пары быстро перестроились и заняли свои места правее от комэска, со стороны солнца – светило всегда должно быть сбоку, чтобы оно не мешало нижним парам вести наблюдение.
Григорий перевел группу в пологое снижение.
Набранная высота позволяла разогнать машину, достичь высокой же скорости.
А как еще обеспечить внезапность?
Никто не ждет тебя, а ты – раз! – и появился над районом прикрытия.
Известное дело – пока плюнешь на кулак да замахнешься – тебя трижды одолеют. Бить надо резко.
Ко всему прочему, за счет разгона на снижении можно захватить превосходство и в высоте.
Тут кто выше, тот и прав.
«Высота – скорость – маневр – огонь!»
Это был новый вид патрулирования, опробованный Покрышкиным – самолеты двигались, как маятник в часах.
Не долетая до переправы, набрали скорость и пошли на высоту. Развернулись – и со снижением, наращивая скорость, потянули вдоль Ловати.
Размыкание пар по фронту и высоте не сковывало летчиков, зато – «мне сверху видно все!».
Развернувшись, группа продолжила маятниковый полет обратно к переправе.
– «Колорад», я «Перевал». В воздухе появились «мессеры». Будьте внимательны! И там еще наши, позывной – «Борода»!
Обнаружить врага удалось легко – десятка «худых» зловеще кружила вокруг звена «ЛаГГ-3».
«Мессеры» появились неспроста, наверняка для «очистки».
– Я – «Колорад». На десять часов, тридцать градусов ниже – «худые». Атакуем! Седьмой, прикрой.
С ведомым Ореховым Быков атаковал «Ме-109» в лоб, но те не приняли боя – отвернули и, вытягиваясь в колонну пар, обошли «Яки».
Левым разворотом со снижением Григорий устремился на последнюю «двойку», но «худые» резко свалились вниз, выходя из-под удара.
И тут же ведущий «мессер» с боевого разворота зашел в хвост ведомому Быкова.
– А вот хрен…
Григорий сделал глубокий вираж с большой перегрузкой. Поймал врага в прицел и открыл огонь.
Трасса прошла ниже.
– Мазила…
Прижатый перегрузкой к сиденью, Быков оказался ниже линии прицела.
Он живо откинулся к спинке и с тридцати метров прошил мотор и кабину немца трассой светящихся пуль.
– Есть!
– «Борода»! Пристраивайтесь ко мне в правый пеленг, и набираем высоту!
– «Колорад», я «Перевал»! На переправу идут три девятки «Ю-87». Прикройте!
С запада показалась колонна «лаптежников», прикрытых истребителями сопровождения.
Быков повел свою группу навстречу, бросая самолет в крутое пике.
Ведомый шел за ним, как привязанный.
Навстречу «Якам» потянулись десятки дымных трасс из турельных пулеметов «Юнкерсов».
Огневой заслон на пути к ведущему центральной девятки казался непреодолимым, как стена.
Стрелки двадцати семи бомбовозов слали навстречу более четырехсот пуль в секунду.
Выход на дистанцию прицеливания и открытия огня по головному «Ю-87» требовал аж три секунды.
За это долгое-предолгое время нужно было проскочить через убийственные очереди.
– Я – «Колорад», атакуем вторую девятку. Бью ведущего. «Котик», бей левого замыкающего, Баклан – правого.
Пропустив под собой первую девятку, Быков с вертикали атаковал ведущего, а им был командир немецкой группы.
От мощной трассы «лапоть» развалился пополам.
Григорий тут же ушел вверх, занимая исходное положение для нового удара по второй девятке – первую вовсю клевали «ЛаГГи».
Горящий «Ю-87» кувыркался к земле, а его сотоварищи, словно подхватив медвежью болезнь, валили бомбы на расположение своих войск, облегчались и врассыпную, в беспорядке разворачивались обратно.
– «Борода», я «Колорад», как дела?
– Все в порядке. Одного уже спустили.
– Помочь?
– Мы сами!
– Аллес гут.
– Командир! Сзади!
Быков резко оглянулся – «мессер» висел в хвосте в полусотне метров.
Резко бросив самолет с полностью данными рулями в косой переворот, Григорий опередил врага на единственный миг – трассы трехпушечного «Мессершмитта» прошли ниже крыла.
