Валерий Елманов - Витязь на распутье
Определить действующих лиц труда не составляло, по крайней мере тех, кто стоял во главе. Тут и к гадалке ходить не надо – и без того ясно, что вновь Шуйские, а с ними, скорее всего, Голицыны, раз они тоже хотят со мной помириться. Не исключено, что и Романов – то-то он так хлопочет, выставляя себя посредником.
А вот где и как они собираются выступить – вопрос. И тут же еще один – что они намерены делать с Годуновым, да и со мной тоже? Или бояре всерьез считают, что им удастся уговорить меня ни во что не вмешиваться? Вообще-то возможен и такой вариант, иначе зачем бы им договариваться со мной о встрече и заключении перемирия, которое, весьма вероятно, окажется нечто вроде сделки – мы тебя прощаем за все прошлые художества, а ты сиди смирно и не вякай. Или эта встреча предназначена лишь для того, чтобы удержать меня в Москве, пока будет чиниться расправа над Годуновым?
А шантаж со стороны поляков? У него-то какая цель?
Впрочем, на кое-какие загадки я, наверное, получу ответы уже завтрашним вечером, а может, и раньше.
И действительно, я как в воду глядел. Не зря столь старательно выспрашивал меня о возвращении Федора этот расстрига. Я еще не успел выехать из Москвы, прихватив с собой всех гвардейцев, как сразу понял – пасут. Мне ли не знать, чем отличается настоящий нищий от того бродяжки, который сидел недалеко от ворот и – слыханное ли дело – даже не посмотрел в шапку, какую монетку я ему кинул.
Самодовольно подумав, что мои ребятки из бригады Лохмотыша так грубо никогда не работали, а клянчить деньги из спортивного интереса научились похлеще подлинных побирушек, я сделал в памяти зарубку – работаем всерьез – и направил коня за ворота.
Пока ехал, прикидывал, сколько человек бояре отрядят на поимку царевича. По идее много людей у них не наберется – нужны-то не просто верные, но преданные как собаки, которым вообще наплевать, кто перед ними, вдобавок умеющие держать язык за зубами, а таких поискать.
К тому же и задача перед ними стоит весьма простенькая. Поджарить голых в бане – тут и пары десятков за глаза. Я еще раз порадовался собственной предусмотрительности – кажется, рассчитал все. Но расслабляться не стоило, поэтому всю дорогу прикидывал, не упустил ли чего, а также слушал Лобана Метлу – бывшего сотника, а ныне депутата Освященного Земского собора всея Руси, которого я специально взял с собой, чтобы во всех подробностях выяснить, как проходила работа первого русского парламента в мое отсутствие.
Самым оптимальным было бы, конечно, самому заглянуть на их заседания, но увы. Уже в первый же вечер по приезде в Москву мне сообщили, что собор после Рождества распущен Дмитрием на отдых, причем по инициативе самих же депутатов. Дескать, хотелось бы до Богоявления добраться до своих домов и отметить праздник с близкими. И отдыхать им, опять-таки согласно государеву повелению, предстояло аж полгода, то есть до первого июня.
Ничего себе каникулы!
Но учитывая дальнюю дорогу – все равно заняться нечем, я решил выяснить у Лобана подробности, чтоб потом на досуге попытаться проанализировать причины столь плохой работы – чуть ли не за три недели работы в мое отсутствие депутаты вообще не приняли ни одного постановления.
Рассказ Метлы удручал. Получалось, что председателю так и не удалось навести должный порядок – каждое из сословий тут же принялось припоминать свои проблемы, свои обиды, свои нужды, к тому же не в масштабах Руси, а так – на уровне города, не выше. Да и речи они вели преимущественно о льготах, ссылаясь на даденные избирателями наказы. Если кратко, то в основном предлагалось ликвидировать (в лучшем случае урезать наполовину) те или иные царские подати, пошлины и сборы, которые, дескать, служат помехой и не дают продыху православному люду. Ну а дальше каждый в свою дуду. Торговый люд требовал немедля прищучить вороватых подьячих, а заодно и полностью отнять все поблажки у иноземных купцов, служилый народ жаждал очередной прибавки к жалованью, ремесленники…
Каюсь, спустя полчаса я уже слушал бывшего сотника вполуха – все стало ясно. Тут размышлениями на ходу не отделаться – думать придется долго, и работы с депутатами выше крыши.
Сотня, в которой ехал царевич Емеля, встретилась мне довольно-таки скоро. Выполняя мой приказ, ратники выехали из Дмитрова еще на рассвете, так что я натолкнулся на своих гвардейцев, проехав всего семь-восемь верст от села Большие Мытищи.
Продолжая помнить о посторонних глазах, которые могут быть где угодно, я старательно разыгрывал спектакль, а вот бывший вице-директор «Золотого колеса» чуть не подвел. В первые секунды встречи он напрочь забыл, что является царевичем Годуновым, поэтому недоуменно уставился на меня, когда я еще на подъезде к их сотне проворно соскочил с коня и кинулся к нему, ежесекундно кланяясь на ходу.
– Рад, что ты жив-здоров, Федор Борисович! – завопил я, отчаянно подмигивая ему. – О-о-о, да я вижу, ты уже без перевязи! Это хорошо. Стало быть, рука заживает.
Фу-у-у, наконец-то парень сообразил и даже вспомнил мое указание в инструкции – громко не говорить. Навряд ли те, кто сейчас может следить за нами, слышали голос Годунова, но рисковать не стоило.
– Княже, а теперь-то как мне себя вести? – тихо спросил Емеля, когда дружелюбные объятия закончились и наша кавалькада поехала дальше.
– Точно так же, – промурлыкал я, продолжая зорко посматривать по сторонам. – Тебе хорошо и радостно, ибо ты возвращаешься после победной войны в столицу, где тебя ждет государь, готовя почетную встречу. Словом, мир прекрасен, ты молод, а потому весел и счастлив. И помни – я, конечно, князь, но ты-то царевич, посему ну-ка быстренько сооруди пару покровительственных жестов, показывающих, как ты доволен своим верным слугой.
– Каких жестов? – оторопел Емеля.
– Да по плечу хотя бы похлопай, – прошипел я.
Эх, ничего себе! Парень явно переусердствовал. Да и рука у него как была тяжелой, так и осталась. Еще один такой хлопок, и позвоночнику каюк.
Распорядившись, чтобы выслали вперед дозоры – два по пять, – я позволил себе расслабиться, благо что впереди раскинулись заснеженные равнинные поля и тайным соглядатаям просто негде спрятаться. Теперь можно поболтать с Емелей, выясняя новости, каковых… не оказалось вовсе.
Впрочем, все правильно – учитывая, что царевич каждый день посылал ко мне гонца, информируя о своем местонахождении и самых пустячных происшествиях в пути, при встрече и впрямь не о чем сообщать, и на смущенный ответ Емели я лишь одобрительно кивнул, заметив:
– Это здорово. Иногда отсутствие новостей – самая хорошая новость. Тогда слушай меня… – И принялся выкладывать последние известия о происходящем в столице.
Говорил я неторопливо, причем излагал не только то, что мне стало известно, но и то, что оставалось для меня под вопросом, включая намерения бояр. Получалось нечто вроде рассуждений вслух с попыткой анализа и выдвижением наиболее вероятных версий. А куда мне спешить – до старых казарм как минимум пара часов езды.
– Ну а теперь надо бы ускорить ход, – посоветовал я Емеле, когда закончил свой рассказ. – Лучше, если мы не только засветло подъедем к нашим местам, но и париться начнем до наступления сумерек.
Ускорили. И правильно. Сократив время на накатанной дороге, позже потеряли не менее получаса, продираясь напрямик через сугробы. Однако оно того стоило, ибо сразу видно – в последние несколько дней никто из посторонних в этом направлении не проезжал.
Я специально выбрал маршрут, чтобы он пролегал через Бибирево – самую ближайшую к нашим казармам деревеньку, расположенную всего в полутора верстах. Именно здесь должна была остановиться вторая сотня, в которую, как мне доложил Емеля, отрядили, согласно моему распоряжению, десяток спецназовцев и десяток пращников. Зато в этой, у Емели, находились самые меткие арбалетчики и стрелки из пищалей.
– Короткий привал, – распорядился я, когда мы добрались до Бибирево, и пошел к часовенке общаться с божьим человеком, который «совершенно случайно» оказался в деревне.
– Давно уж поджидаю, – сообщил мне Обетник, всю монашескую бригаду которого я еще вчера проинструктировал, чем они должны заняться поутру.
Их задача была проста, но очень важна – контроль за подступами к казармам. Для этого с интервалом примерно в час то один, то другой вышагивали по дороге, ведущей на Ярославль, а дойдя до Тонинского села, сворачивали в нужном направлении и далее через казармы топали к Бибирево.
Помимо Обетника в деревне было еще двое таких же монахов, и все трое в один голос заверили меня, что «в Багдаде все спокойно». Получалось, что никакого покушения на жизнь Годунова не предвидится – зря я продумывал свой изощренный план. Хотя время обеденное, до вечера далеко, так что все может измениться.
