Сергей Анисимов - Вариант «Бис»
– Ему известно, какие еще корабли находятся в море?
– Завеса крейсеров к северо-востоку от Исландии, завтра должны заправляться с танкеров – но когда и где, опять же не знает. Уверен, что нас всех поймают и утопят.
– Ладно, пусть спит пока. «Кронштадт» видно?
– Так точно, на левой раковине в тридцати кабельтовых, все еще горит.
– Семафором. Поздравляю с потоплением британского легкого крейсера «Мауритиус», благодарю за службу. Доложите повреждения. Вице-адмирал Левченко. Это пока все. Теперь начинаем думать. Что мы имеем?
– Завесу крейсеров к северо-востоку от Исландии.
– Которую мы только что успешно прошли. Как по вашему, он сумел как-то известить о нашем появлении?
– Вряд ли, условия связи по-прежнему никакие. В принципе, он должен был, пользуясь преимуществом в скорости, преследовать нас, наводя авиацию и линкоры.
Комиссар провел пальцем по карте от севера Шотландии к точке, где они находились, выходило немного.
– Вот именно, линкоры, – адмирал внимательно оглядел сидящих вокруг забросанного картами и таблицами стола офицеров штаба и командиров боевых частей.
– Итак, одна эскадра у нас на хвосте, и состоит она из трех линкоров типа «Кинг Джордж V», не уступающих нам в скорости, но наверняка испытывающих нужду в боеприпасах.
– Нас тормозит «Чапаев», и нам надо экономить топливо, а им нет.
– Почему нет? Они заправились, вероятно, на сутки позже нас и отличаются не слишком большой дальностью!
– Одного из них мы повредили. Возможно, он отстанет, так что у нас есть некоторые шансы.
Все подумали об одном и том же – о принципе «все или ничего» и «картонных» оконечностях английских линкоров. Если хотя бы одно попадание пришлось в нос, то в штормовую погоду англичанину будет не до продолжения погони. А в бою с двумя линейными кораблями даже один «Советский Союз» способен постоять за себя. Есть ли вторая эскадра, и если да, то где она? В ней могут быть три-четыре устаревших и тихоходных линейных корабля, но если они сумеют навязать артиллерийский бой, тяжелых повреждений трудно будет избежать. А драться уже нечем и некогда. Как минимум трое суток хода требовалось советскому соединению, чтобы войти в район, где его смогут прикрыть подводные лодки и авиация Северного флота, а затем и эсминцы. И в течение каждого часа их могут перехватить.
С «Кронштадта» доложили о полученных повреждениях – более десятка попавших в него шестидюймовых снарядов «Мауритиуса» окончательно превратили палубу линейного крейсера в мешанину перекрученного железа. Бронирование «охотника за крейсерами» полностью сыграло свою роль, защитив жизненно важные помещения внутри корпуса – машинно-котельную установку, погреба, узловые центры управления кораблем, но третий артиллерийский бой за десять дней, с единственным почти чудесным пополнением со снабженца, полностью исчерпал его погреба. Снарядов к двенадцатидюймовым орудиям главного калибра оставалось на считанные залпы, с боеприпасами к орудиям вспомогательного и универсального калибров было получше – но только потому, что почти половина башен была выбита, так же как и почти вся зенитная артиллерия и приборы управления ее огнем. По существу, громадный корабль превратился в плавучую мишень для всякого, кто сумеет его найти. Очередной перерасчет запасов топлива не дал поводов для пессимизма, их вполне хватало до Мурманска, но теперь задачей было избежать любых боев, даже с номинально слабейшим противником – кроме таранного удара «Кронштадт» сейчас мало чем мог себя защитить.
После часового совещания флагманских специалистов и штаба соединения был уточнен маршрут дальнейшего движения. Он пролегал в пятидесяти милях от южного побережья Медвежьего и далее полого спускался к югу. Экономический ход в четырнадцать с половиной узлов, а фактически из-за погодных условий и того меньше, не позволял эскадре надеяться на отрыв от британских линкоров – но все сошлись на том, что второго линейного сражения не будет. В случае столкновения со старыми английскими линкорами предполагалось пожертвовать топливом и воспользоваться своим преимуществом в скорости, чтобы избежать боя. Оставалась еще вероятность столкновения с крейсерами-разведчиками – вроде того, какое они только что пережили, – но здесь можно было рассчитывать уже только на «Советский Союз». Главной опасностью оставались подводные лодки – как английские, так и немецкие, а также авиация – но риск их атак напрямую зависел от погоды, и его с большей или меньшей степенью вероятности можно было прогнозировать.
Сейчас погода исключала как одно, так и другое – шторм усиливался с каждым часом, от горизонта до горизонта все было затянуто низкими тучами, и произвести атаку в таких условиях было нереально. Еще по крайней мере двенадцать часов можно было рассчитывать на полную безопасность сверху и снизу, но как только небо хотя бы немного прояснится, их начнут искать десятки разведывательных самолетов с исландского, ирландского, норвежского побережий. Некоторое время обсуждалась идея отослать от себя «Кронштадт», чтобы дезориентировать и распылить силы преследования, – но от нее пришлось отказаться все по той же причине: линейный крейсер был полностью небоеспособен и сам нуждался в защите.
Еще более двух часов на верхних палубах «Кронштадта» тушили последние очаги пожаров, хотя гореть, кажется, было уже нечему. Матросы тщательно прочесывали надстройки в поисках 37-миллиметровых патронов, вышвырнутых из зенитных гнезд. Попаданиями снарядов их раскидало по всему кораблю, и исковерканные гильзы с высыпающимся из рубленых дыр порохом валялись вперемешку с тысячами крупных и мелких осколков. Из стамиллиметровых башен левого борта уцелела одна, вторую установку этого же борта вмяло внутрь себя, и орудийные стволы нелепо торчали в разные стороны из выгоревшего остова.
Убедившись, что все возможное уже сделано, командир линейного крейсера оставил боевую рубку и направился в медицинский блок. Расположенный в центральной части корабля, он был хорошо защищен как с бортов, так и сверху, прикрытый 90-миллиметровой броневой палубой, и не пострадал, хотя все подходы к нему были загромождены искореженным железом. Оба лазарета и изолятор были забиты тяжелоранеными, в зубоврачебном кабинете, превращенном в операционную, врачи в который уже раз за последние две недели производили одну операцию за другой. Ампутаций почти не было – британские снаряды давали крупные осколки, убивавшие человека на месте или отрубавшие конечность, больше было ожогов и переломов. Постояв за спиной ни разу не обернувшихся к двери хирургов, командир тихонько вышел. Ему самому как никогда был нужен врач – но требовавшийся разговор был делом не одной минуты, и для него явно было не время.
Узел 9.2.
24 ноября 1944 г.
«Кронштадт» плавно и не спеша раскачивался в кильватере у линейного корабля, идя в сторону Шпицбергена. Ветер по-прежнему исключал всякую возможность применения авиации, море было покрыто белыми валами, среди которых было нереально углядеть перископ, но тут уж ничего не поделаешь. Оставив за себя на мостике одного из немногих уцелевших после двадцать второго ноября строевых старших офицеров, способных управлять крейсером, Иван Москаленко спустился в командный пост связи и выслушал по телефонам доклады командиров боевых частей – все как обычно. Из бронированной ямы он прямым ходом направился к себе в каюту, запер дверь, которую тут же закрыл спиной часовой, и набрал еще один телефонный номер. Прошло уже шесть часов после боя, и держать все накопившееся в себе командир уже не мог, это сводило его с ума. Первый раз в жизни ему требовалось с кем-то поговорить. Голова раскалывалась от боли, и Москаленко высыпал себе на язык вынутый из нижнего ящика стола порошок пирамидона в вощеной бумажке, запив его остатками холодного чая. Коммутатор соединил его с медблоком.
– Дежурный санитар матрос Кузякин, – незнакомый голос не отличался особым почтением в интонациях, и каперанг с трудом подавил в себе вспышку раздражения.
– Вот что, матрос Кузякин, говорит командир. Старший врач сейчас свободен?
«Только позволь себе фамильярность, – подумал он. – На губе насидишься».
– Виноват, товарищ командир, сейчас сбегаю, узнаю.
Матрос положил трубку, и в мембране действительно послышался топот ног и хлопок двери. Москаленко усмехнулся и отвел от уха черную пластмассовую трубку, проведя зачем-то пальцем по узору дырочек. «Бегом, – подумалось. – Вот так-то лучше».
– Старший врач, майор медслужбы Раговской…
Голос принадлежал уверенному в себе человеку средних лет, и от него сразу становилось спокойнее. По тембру нельзя было точно угадать возраст, слишком большая усталость маскировала интонации. Москаленко представил себе знакомого усталого доктора с трубкой в руке, и сердце сбавило темп, уже не так выплясывая по грудной клетке.
