Путь на Балканы - Иван Валерьевич Оченков
— Ну что же, — не без удовольствия в голосе отвечал ему цесаревич. — Позвольте рекомендовать вам, граф, этого замечательного молодого человека. Старший унтер-офицер Болховского полка Дмитрий Будищев, кавалер полного банта знака отличия военного ордена, отчаянный храбрец и, как говорят, недурной механик. Именно про него известный вам журналист по ошибке написал, что он побочный потомок вашего рода. Сам же он, судя по результатам проведенного жандармами расследования, никогда ничего подобного не говорил. В местности, откуда его призвали на военную службу, многие были уверены, что он сын другого Блудова, однако достоверных сведений о тамошних обстоятельствах пока нет. Кажется, я ничего не упустил… ах, да… Прошу любить и жаловать!
— Но я впервые его вижу!
— Не сомневаюсь, — хмыкнул Александр Александрович.
— Клянусь вам всем святым, что у меня есть!
— Не богохульствуйте.
— Да ведь мы и не похожи! — воскликнул в отчаянии Вадим Дмитриевич и вдруг вспомнил, где ему приходилось видеть лицо этого унтера, ибо именно оно смотрело на него из каждого зеркала в молодости, пока он не стал отпускать бакенбарды.
Сообразив это, граф Блудов с трудом сглотнул подступивший к горлу ком и с ужасом уставился на великого князя.
— Ступай, Будищев, я тебя более не задерживаю, — велел унтеру цесаревич.
— Слушаю! — вытянулся тот в ответ и четко, как на параде, вышел прочь из кабинета.
Александр Александрович с непроницаемым лицом проводил его взглядом, а затем круто развернулся на каблуках и посмотрел на совершенно уничтоженного чиновника.
— Наблудил, да в деревню к дальней родне отправил, чтобы грех прикрыть? Молодец, нечего сказать! Ну, да ладно, Бог тебе судья. Одно скажу, кабы ты сам этот дурацкий шум не поднял, так наши кумушки почесали языки недельку-другую, да и успокоились. Так что сам виноват, а теперь коли дел иных нет, так и ступай прочь. Занят я.
— Благодарю, ваше императорское высочество, — попятился граф, отвешивая при этом придворный поклон, пока наконец не ткнулся задом в дверь.
И в этот момент великий князь его окончательно добил:
— Сыновей-то вам с братом Господь не дал? — спросил он, не глядя на съежившегося чиновника. — Ну и поделом!
Если боги хотят наказать человека, то лишают его разума. Будищев не помнил, где он впервые услышал подобное утверждение, но сейчас лишний раз имел возможность убедиться в его справедливости.
Началось все с очередного похода Будищева в корчму за ракией. Там он, правда, почти никогда не пил, а брал на вынос, чтобы угостить приятелей или нужных людей, что, впрочем, тут, в тылу, было почти одним и тем же. Друзья и боевые товарищи остались на передовой, а тут были писаря, каптенармусы и другие важные для нижнего чина персоны, знакомство с которыми весьма помогало облегчить тяготы и лишения военной службы.
На окраине деревни его внимание привлек какой-то шум, доносившийся из-за угла ближайшего амбара. В другой раз он, возможно, прошел бы мимо, но тут до его слуха донёсся женский вскрик, и заинтересовавшийся им Дмитрий не раздумывая шагнул навстречу своей судьбе.
Картина, открывшаяся унтеру, и впрямь заслуживала внимания: трое молодых ребят из числа тех, кого он прежде видел на рынке, затащили в сарай девушку и явно собирались познакомить ее со своей могучей сексуальностью. Правда, получалось у них пока не слишком удачно. Жертва была полна решимости отстоять свою девичью честь и отчаянно сопротивлялась. К тому же юные насильники были не слишком опытны и никак не могли распределить роли. Один из них зажимал девчонке рот, а двое других держали за руки и ноги, так что… насиловать было и некому. А как только кто-нибудь пытался оставить удерживаемые конечности и перейти к основному пункту повестки дня, эти самые конечности приходили в движение и начинали брыкаться или царапаться. А тут еще девушка ухитрилась укусить насильника за палец и, когда он с досадой отдернул руку, разразилась отчаянным воплем.
Тут столь бесцеремонно отвергнутый молодой человек оскорбился и с размаху заехал не понимающей своего счастья дуре кулаком в лицо. Это стало последней каплей для Будищева, и он немедля перешел от созерцания к действию. Хотя удар ноги, обутой в опанок, далеко не так сокрушителен, как если бы на ней был сапог, но первому насильнику мало не показалось, и он, хрюкнув, сложился пополам и в дальнейших событиях участия больше не принимал. Второй получил кулаком в лицо и, отлетев в сторону, тоже затих. Третий же, тот самый укушенный в палец, успел отшатнуться в сторону и схватиться за нож.
— Ну, разве это нож, — укоризненно протянул Дмитрий и одним движением выхватил свой трофейный штык. — Вот это — нож!
Парень, увидев столь грозное оружие в руках унтера, побледнел и, сообразив, что сегодня явно не его день, поспешно ретировался. Тем временем жертва неудачного изнасилования вскочила и, вжавшись всем телом в стену амбара, с испугом смотрела на своего спасителя.
— Ты в порядке? — спросил тот и постарался улыбнуться.
— Да, добре съм, — отозвалась спасенная, настороженно покосившись на зловеще отсвечивающее жало штыка.
— Ну и ладно, — хмыкнул Будищев и, чертыхнувшись про себя, убрал оружие в ножны, после чего протянул девушке руку. — Пойдем отсюда!
— Не ме пипай! — воскликнула она и еще сильнее прижалась к стене.
— Да нужна ты мне! — Дмитрий искренне удивился подобной неблагодарности и, решив, что его миссия окончена, направился к выходу. — Если тебе тут нравится, оставайся, а я пошел.
— Чакай войнико!
— Чего еще?
— Чакай, аз просто се уплаших!
— Понятно, что испугалась. Говорю же пошли отсюда, пока твои ухажеры не вернулись. Как зовут-то тебя?
— Зара.
— Ты что, цыганка?
— Напалавина. Моят баща е цыганин, а майка ми — българка[93].
— Дитя дружбы народов, — покачал головой унтер и посторонился, давая девушке пройти.
После этого Дмитрий проводил немного осмелевшую девушку и, возможно, вскоре забыл бы о ней, но во время следующего визита в корчму она сама нашла его и подошла поблагодарить. На сей раз Зара была одета не в мешковатую поддевку и толстый платок, надежно скрывающие ее красоту от нескромных глаз, а в довольно короткое платье без рукавов сверху, из-под которого выглядывала белоснежная сорочка, а снизу несколько нижних юбок. Все это было обильно украшено искусной вышивкой, а на груди звенели мониста. Волосы ее по цыганскому обыкновению были распущены, а на лице играл румянец.
— Здравейте, войнико, — застенчиво улыбнулась она.
— Привет, — односложно отозвался Будищев и критически окинул взглядом недавно спасенную им девицу.
— Искам да ти благадаря[94].
— Не бери в голову, красавица. Гусары денег не берут, — усмехнулся он и, забрав заказ, собрался
