Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары

Женька обвел удивленным взглядом собеседников.

— Между полнолуниями Умбриэля и Иво, три ночи назад, — первым догадался Йеми.

— "Считать бы научился, хоть до десяти", — кисло подумал маленький вампир.

— "Мне это ни к чему, птенец. Ты будешь спрашивать что-то еще?"

— "Конечно, да. Она была одна?"

— "Возвратившаяся — одна. Людей вокруг было много. Глупые люди считали, что она — тоже человек".

— "Она была свободна?"

— "Разве могут глупые люди удержать Возвратившегося на цепочке, словно предавших свою природу презренных псов? Она могла бы покинуть этих людей в любой момент".

— "Тогда почему она не сделала этого?"

— "Она странная. Кажется, она не понимала, кто она такая. Похоже, твой "хороший наставник" дурно воспитывает своих птенцов — они не знают своей истинной силы".

Переведя этот ответ, Женька с тщательно скрываемым интересом смотрел за Наромартом. Что-то тот ответит?

— Я рад, что мои воспитанники считают меня хорошим наставником. Что же касается силы, то эта малышка знала не только о своей силе, но и многое другое. Я рад, что свой выбор она сделала именно таким, как ты рассказал.

— "Что ж, когда люди начинают говорить о далеком и непонятном, дети леса умолкают. Так было, так будет. Наша правда — лес, охота и племя. Иное — выдумки, которым нет места в настоящей жизни. Прощайте! Цена слова уплачена".

— Кто это был? — обратился Мирон к Наромарту, после небольшой паузы, когда стало окончательно ясно, что таинственный собеседник удалился.

— Могу только предполагать. Кто-то из тех животных, что издревле служили обитателям этих мест.

— Волк, — уверенно заявил Йеми. — Волки Альдабры в народе считаются верными слугами вампиров.

— Не сказал бы, что это был разговор слуги с господином, — совершенно неожиданно вмешался благородный сет. Привыкшие к его молчанию, путники изумленно повернулись к Олусу, а он, как ни в чем не бывало, продолжал: — Если бы кто-то из моих слуг осмелился вести такие речи, то заслужил бы хорошую порку.

Женьку передернуло от такого цинизма, но уже готовую сорваться с губ ядовитую фразочку мальчишка не произнес: на сегодняшний вечер ссор уже было более чем достаточно.

— Возможно, отношения между вампирами и волками отличаются от отношений между благородными сетами и их слугами, — спокойным голосом предположил Наромарт. — В конце концов, Йеми ссылается на легенды людей, а люди не слишком хорошо знают, какие отношения связывают между собой иные народы. Иногда попадаются такие сказки, что просто смех душит.

Скользнув взглядом по хмурому лицу Йеми, эльф тут же продолжил:

— Нелюди столь же плохо разбираются в отношениях между людьми. Это можно исправить, когда две расы живут в мире и согласии: всегда найдутся любознательные и лишенные предрассудков смельчаки, которые постараются лучше узнать о своих соседях и рассказать потом своим родичам правду, а не легенды. Но здесь, похоже, мирной жизни не было места. Значит, местные легенды следует принимать с большой осторожностью.

— Совершенно верное замечание, — поддержал Нижниченко. — Как говорят в наших с Балисом родных краях: у страха глаза велики.

— Главное сейчас то, что мы теперь точно знаем: до границ Альдабры Анна-Селена добралась благополучно. Думаю, и Серёжа вместе с ней — иначе бы она нас предупредила.

— Да, но это было уже давно: от полнолуния Иво идет третья ночь, а у них ситуация могла поменяться в любую секунду, — решительно, что-то изменилось в поведении благородного сета. То всё молчал, молчал, а сейчас уже второй раз дает замечание. И все — по делу.

— Несомненно, ты прав. Но, если с ними ничего не случилось за время дороги сюда, то можно надеяться, что до города они дошли нормально. А вот что с ними могло произойти там — это вопрос. И более важный вопрос, как нам это выяснить.

— Надеюсь, что выяснить несложно. Все купли и продажи рабов должны облагаться пошлинами и регистрироваться в базилике. Завтра я побываю там и посмотрю записи за последнюю осьмицу, — предложил Йеми.

— Что-то я сомневаюсь, что в Плескове зарегистрировали продажу Серёжи и Анны-Селены в этот караван, — вмешался Балис.

— Вполне возможно, что и зарегистрировали, — парировал кагманец. — За небольшую мзду чиновник может не выяснять, в порядке ли документы продавца на продаваемую собственность. Но, скорее всего, наемники продали их без оформления бумаг, задешево. Просто, чтобы выручить хоть какие-то деньги.

Похитителям нужна была только Риона. Воспоминания о племяннице сразу навеяли на кагманца тоску, испортили настроение.

— Куда смотрит императорский наместник и его подчиненные, — возмутился Колина.

— Эх, благородный Олус, люди — везде люди. Не обманешь — не проживешь.

— Обман наместника — это обман Императора. А обман Императора достоин сурового наказания.

— Несомненно. Если торговцы будут уличены в том, что документы на товар у них не в порядке, их ожидает штраф, а то и тюремное заключение.

— Как только мы доберемся до этих мерзавцев, я непременно потребую, чтобы было произведено самое тщательное разбирательство, — не унимался благородный сет. — И, если закон нарушен, то добьюсь самого сурового наказания.

— Несомненно, — повторил Йеми. Он был абсолютно уверен в том, что с бумагами у купца, владеющего Анной-Селеной и Серёжкой, все в порядке: подделывать документы о покупке работорговцы научились не вчера.

— Но все же, предположение о том, что хозяин может продать детей потихоньку, без оформления документов, мы полностью исключить не можем, — заметил педантичный Мирон.

— Не можем, — согласился кагманец. — Надо послоняться по базару, послушать новости.

— Этим мы с Сашей завтра займемся.

— Послезавтра, — уточнил Йеми.

— Что? — не понял Нижниченко.

— Завтра мы попадем в Альдабру никак не раньше, чем после полудня. Пока устроимся — будет приближаться вечер. Торговля уже свернется, ничего на базаре не узнаешь.

— Значит, нужно пройтись по кабакам, особенно тем, где работорговцы любят останавливаться. Ты знаешь, что это за кабаки?

— На память знаю пару мест. Остальные выясню на месте. А что, ты тоже собираешься туда заглянуть?

— Собираюсь, а что? — Балис с удивлением воззрился на кагманца.

— В таких местах собирается далеко не самая почтенная публика. Наемники, ворьё, доступные женщины, торговцы краденым, просто головорезы.

— И?

— Мне бы не хотелось отмечать каждый посещенный нами город разгромом в местной харчевне.

Гаяускас от души рассмеялся.

— Почему сразу — разгромом? И вообще, разве я на кого-то нападаю? Мне кажется, это ваши местные наемники пускают в ход кулаки и кинжалы по всякому поводу.

— Вот поэтому-то я за них и переживаю. Если ты будешь в каждом городе расправляться с лучшими местными бойцами…

— Йеми, не преувеличивай. Я, конечно, кое-что умею, но и здешние воины тоже годятся не только для парадных построений.

— Битый — очень хороший боец, но ты его победил.

— С Битым мы примерно равны в умении. Думаю, в этих краях есть бойцы и посильнее.

— Я тоже так думаю, но их не так много. И вряд ли с ними можно встретиться в подобных злачных местах. Хотя, кто знает…

— А давайте-ка спать, друзья, — неожиданно предложил Наромарт. — Завтра у нас будет трудный день и надо встретить его полными сил и со свежей головой.

Предложение сочли разумным, и вскоре у огня остался один Мирон, которому в эту ночь пришла очередь дежурить в первую стражу.

Той ночью Женьке, впервые после того, как он превратился в вампира, приснился сон. Даже не сон — кошмар. Снились центральные улицы и площади родного города, заполненные народом. Все люди были обязательно с чем-то оранжевым. Либо с шарфиком, либо в шапочке, либо в куртке ярко-оранжевого цвета, в крайнем случае — с оранжевой повязкой на рукаве. У многих в руках знамена — либо просто оранжевые полотнища, либо с надписью крупными буквами «ПОРА» и жирным восклицательным знаком.

И все кричали. Что кричали — Женька не мог разобрать, в ушах стоял гул, словно где-то рядом работал компрессор. Но явно что-то очень нехорошее. Женька видел искаженные злобой и ненавистью лица, выпученные от натуги глаза, раскрытые рты и понимал, что эти люди готовы идти и убивать. А рядом с этими лицами мальчишка видел другие: с абсолютно пустыми, стеклянными, ничего не выражающими глазами. Эти люди не испытывали ни злобы, ни ненависти, ни вообще никаких чувств. Не люди, а роботы, действующие строго по заданной программе, готовые выполнить любую команду. Сейчас они выполняли команду «кричать», выполняли не за страх, а за совесть. Женька с ужасом стал искать в толпе нормальные человеческие лица — и с ещё большим ужасом их находил. Это только на первый взгляд казалось, что все, вышедшие на площадь ненормальные. На самом деле, умных, не обезображенных фанатизмом, не зомбированых лиц среди оранжевых людей было очень много. Но и эти люди были растворены беснующейся толпой, поглощены, перемолоты ею, и кричали, как казалось Женьке, ничуть не меньше своих соседей. Казалось, что кричит сам Город, отравленный всеобщей ненавистью. Город корчится в муках, ему плохо, его рвёт этой оранжевой желчью и она выплескивается на Крещатик, на соседние улицы и площади, и толпа становится всё гуще, все агрессивное, все злее…