Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой!
— Значит вы пока беспартийная. А как же вас взяли на работу в НКГБ?1)
Я немного обнаглела и заявила.
— Я училась в институте, но вышла замуж за старшего лейтенанта НКГБ, и стала им командовать. Вот, чтобы поддержать престиж своего сотрудника, товарищ Берия решил меня тоже взять на работу в НКВД. Теперь в соответствии со званием я должна починяться своему супругу.
Тут Пономаренко неожиданно проявил сообразительность.
— Мне почему-то кажется, что на ваших отношениях в семье это не отразилось.
На это возразить было нечего, и я просто усмехнулась.
Пономаренко, довольный, что угадал, решил сменить гнев на милость.
— Вы не будете возражать, если я буду просто называть вас Аней?
— Не буду, товарищ Пономаренко.
— А меня называйте по имени отчеству, Пантелеймон Кондратьевич. И не надо здесь демонстрировать армейскую выучку: здравия желаю, так точно и тому подобное. Мы тут все люди штатские. Можете просто говорить: "здравствуйте, до свидания, и так далее.
— Поняла, Пантелеймон Кондратьевич.
— Вот и хорошо. Теперь давайте к делу. Товарищ Сталин поставил перед нами очень сжатые сроки, поэтому все будем делать с максимальной скоростью. Сегодня в 16 часов я собираю здесь всех первых секретарей обкомов Белоруссии. Они будут отвечать за организацию партизанских отрядов в своих областях. Кроме того, будет присутствовать товарищ Цанава с начальниками областных отделов НКВД. Я говорил с товарищем Жуковым. Он сказал, что от штаба округа будет его заместитель генерал-лейтенант Болдин и вы.
—----
1) На самом деле, когда Берия принял НКВД после Ежова и провел там большие чистки, то в аппарате НКВД стало около 700 беспартийных сотрудников. Мало, но все-таки.
190
Пономаренко помолчал, потом, что-то решив для себя, продолжил.
— Скажите, Аня, а как вы сами представляете задачи партизанских отрядов?
Вот это вопрос! Как я себе это представляю. Когда-то я читала разные книги о партизанах времен Великой Отечественной войны, причем авторы сами были партизанами: Вершигора, Медведев, Ваушпасов. Только в памяти остались какие-то обрывки. Правда, есть кое-что поближе, относящееся к вьетнамской войне, к действиям в Чечне — это помню лучше.
— Я, Пантелеймон Кондратьевич, так это представляю. В основной массе, партизаны — люди штатские, поэтому в непосредственных боестолкновениях с противником почти всегда будут терпеть неудачи. Стойкостью и боевым духом военную выучку не заменишь. Поэтому упор надо будет делать на действиях исподтишка. Скрытно подошли, напакостили по максимуму и быстренько смылись. Или, говоря по-другому, максимум вреда противнику при минимуме затрат. Главное заставить немцев держать в тылу побольше войск. Тем самым меньше войск будет непосредственно на фронте. Плюс все время нарушать коммуникации. Если в тылу бардак, — при этом слове Пономаренко поморщился, но смолчал, — то и на передовой будут проблемы. Ну и, конечно, разведка с передачей сведений в нашу армию.
— Ну что. В ваших словах есть смысл. Сегодня вечером мы все это обсудим. Учтите, что мои секретари пока еще не в курсе. У вас есть какие-нибудь вопросы?
— Да, есть пара вопросов. Первый — у нас в штабе есть один бывший царский полковник. Вот у него, насколько я поняла, есть опыт партизанской борьбы. Можно привести его на это совещание?
Пономаренко призадумался.
— Знаете, Аня. Пожалуй, не надо. Все-таки это совещание будет совершенно секретным. Я не сомневаюсь, что вы хотите привести знающего человека, но давайте пока ограничимся теми людьми, о которых я сказал. А когда потребуются консультации, то ваш "бывший" окажется в самый раз.
Подумав, я вынуждена была с этим согласиться. Действительно, мы же будем вечером обсуждать не конкретные тактические приемы, а общую стратегию. И при всем моем уважительном отношении к Романову, его присутствие на этом совещании может и не очень нужно.
— Все понятно, Пантелеймон Кондратьевич. Второй вопрос, который, на самом деле, к партизанским действиям не относится. А мы будем на вечернем совещании обсуждать план эвакуации?
Вот тут Пономаренко даже вздрогнул.
— Вы знаете, позавчера я настолько был огорошен возможным отступлением нашей армии, что совершенно забыл задать этот вопрос товарищу Сталину. И только сегодня спохватился. Да, будем обязательно обсуждать, но к взаимодействию с армией, полагаю, это не относится.
Ясно, это щелчок мне по носу — не лезь, товарищ Северова, в чужой огород. А я не очень-то и хотела. Помнит — и ладушки. Хотя он все-таки не учитывает, что к Жукову я только прикомандирована, а работаю-то в НКГБ, то есть в конторе, которая и должна будет обеспечивать охрану эвакуируемых материалов. Ладно, пока не буду заострять.
— Тогда у меня все. Разрешите идти, Пантелеймон Кондратьевич?
— Да, если больше вопросов нет, то идите. Жду вас в 16 часов.
Я вышла от Пономаренко и подумала, что теперь надо бы пообщаться с Цанавой. Впрочем, совсем необязательно ехать прямо к нему. Поеду в штаб, доложусь Жукову и позвоню прямо из штаба.
Жуков выслушал молча мой доклад, кивнул и сказал, что до начала совещания, чтобы не терять время даром, я могу заняться согласованием с Цанавой плана работ по предотвращению диверсионной деятельности перед нападением. До начала войны осталась всего неделя, следовательно, сейчас, скорее всего, идет массовая заброска диверсантов, чтобы они были в любой момент готовы к началу действий в тылу наших войск. А я тоже хороша. Пономаренко напоминаю об эвакуации, а сама про диверсантов совсем забыла. Так что общаться надо не по телефону, а напрямую. Следовательно, пора в республиканский НКВД.
191
Перед тем, как выехать в республиканский НКВД, нужно было позвонить туда и узнать на месте ли товарищ Цанава. Поэтому я направилась к дежурному, но в дверях комнаты дежурного чуть не столкнулась нос к носу с его помощником.
— Товарищ Северова! Очень хорошо, что вы здесь. Вам звонок из НКВД.
Я подошла к телефону и взяла трубку.
— Лейтенант Северова слушает.
— Товарищ Северова. Говорит дежурный, капитан Игнатенко. В 13:30 товарищ Цанава проводит совещание, вам надлежит на нем присутствовать.
Так, а сейчас сколько? 13 часов. Пожалуй, успею.
— Слушаю, товарищ капитан. Немедленно выезжаю.
Я, как всегда, вызвала дежурную машину и через пятнадцать минут уже входила в здание НКВД. И надо же. Первым, кого я там встретила, оказался майор Григорьев!
— Анюта, здравствуй. Рад тебя видеть!
Я чуть не взвизгнула от радости.
— Валентин Петрович! Я тоже очень рада. Наконец-то встретилась с любимым начальником.
— Положим, любимый начальник у тебя некий Северов, который последнее время все на тебя жалуется. А я так, уже в отдалении.
— Как это жалуется? Ну я ему покажу, как только домой попаду!
— Вот именно на это и жалуется. На то, что ты домой теперь почти не попадаешь. Все между больших начальников крутишься, а про мужа совсем забыла.
Я возмущенно хотела заявить, что это они меня не отпускают, но посмотрела на хитрое лицо майора и поняла, что это просто прикол.
— А что я могу сделать, товарищ майор, — заскулила я. — Как попала в комиссию к Мехлису, так и все, с концами. А тут еще товарищ Жуков почему-то на меня глаз положил. Не улыбайтесь, не в том смысле. Просто взял и упросил, — тут я чуть было не проговорилась про товарища Сталина, но спохватилась, — прикомандировать меня к нему.
Майор мою заминку, конечно, заметил, и усмехнулся.
— У товарища Жукова глаз-алмаз. Теперь тебе от него так просто не отвертеться. Правда, при нем ты, кажется, сумела найти себе правильное применение — согласование действий армии и нашего наркомата. А теперь, насколько я знаю, твои полномочия стали еще шире. Как твоя беседа с товарищем Пономаренко?
Понятное дело, майор все знает. Впрочем, именно поэтому он успешно прикрывает мои огрехи.
— Могла быть и лучше, но могла быть и хуже. Так что пока все в норме.
— Если ты и тут сумеешь найти общий язык, то я уже знаю, куда тебя переведут в ближайшее же время.
— Куда, Валентин Петрович?
— К товарищу Молотову. Ему в Наркоминделе позарез такие нужны. Будешь с ним по заграницам ездить.
— Ну уж нет. В таком случае я лучше ни с кем больше не буду искать общий язык. Я домой хочу, к Васе.
Валентин Петрович хотел еще что-то сказать, но вышел секретарь товарища Цанавы и пригласил всех заходить. Всего зашло восемь человек, включая меня. Причем все были майорами, и чем-то неуловимым они были похожи между собой. То ли возраст у всех примерно одинаковый в диапазоне от 30 до 40 лет, то ли волосы у всех были с разной степени проседью, то ли взгляд был какой-то, я бы сказала, типичный. И у всех на гимнастерках были награды, в которых я пока еще плохо разбиралась. Я решила, что это начальники областных отделов НКВД. Так оно и оказалось. Как всегда мне хотелось забиться в какой-нибудь уголок и как всегда это оказалось невозможным, так как все рассаживались вокруг овального стола. Тогда я села рядом с майором Григорьевым. В случае чего он подскажет. Товарищ Цанава тяжелым взглядом обвел свой кабинет, как будто собирался сейчас кому-то устроить прилюдную порку и проверял тут жертва или нет. Потом вроде бы сменил гнев на милость и заговорил.
