Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
— Вы посмотрите на наших солдат, — посоветовал Каховский. — Смысл и увидите…
Нижние чины, унтера да кое-кто из офицеров, смотревшие на стонущих и корчащихся от боли товарищей, крестились и вздрагивали…
— Видите? — продолжал генерал. — Мёртвый-то он лежит, ну и лежит себе. Не стонет и не плачет. Дело — насквозь привычное и обыкновенное. А раненый? Лежит, кровью обливается, стонет. Какова картина? И что дальше? Если бы мёртвых мы сейчас закопали (ну, куда их по жаре-то тащить?), то раненых нужно нести в обоз, приставлять к ним людей. Либо, как придётся поступить нам за неимением свободных фур, — оставить прямо здесь.
— Бросить? — не понял капитан.
— Может, стоило бы и бросить, — рассуждал генерал. — Судя по ранениям — это калеки. Они теперь только для богадельни годятся. Да и выживут ли? Но что подумают нижние чины? Стало быть, нужно оставить тут одного-двух, а то и трёх-четырёх солдат. Вот вам и весь расклад. Наши солдатики смотрят и представляют себя на их месте…
Оставив раненых на попечение трёх пожилых солдат, отряд двинулся дальше. Когда было пройдено положенное количество вёрст до следующей речки, вели себя уже более осмотрительно. Всё вокруг было оцеплено гусарами, а по углам периметра стояли ещё и пехотинцы. Солдаты заходили в воду не аки стадо, а как положено — поотделенно и повзводно. Принятые меры подействовали, потому что на сей раз никто не напал!
— Вот так-то, господа! — жизнерадостно заявил Каховский. — Что бы то ни было, но никогда партизанам не выиграть войны с регулярными частями. Даже наш прославленный пиит, который теперь у самозванца кавалерией командует, нападал только на обозы да редкие группы. А ежели всё по правилам делать, то никакие партизаны не страшны!
— А горцы? — спросил Еланин.
— А что горцы? — пожал плечами генерал. — Помнится, в бытность мою в линейных кавказских частях нападать на войско ни татары, ни чечены не решались. Даже маленькие крепости, где солдат-то всего ничего, обходили. А тут не горы, а родимые поля да леса! Самое худшее, что смогут сделать, — обстреливать нас из укрытий. Но ведь и мы можем выслать вперёд разведку, а вдоль дороги отправить оцепление. И вообще, давайте-ка, господа офицеры, командовать на ночлег! Место тут хорошее, удобное. Главное, что всё кругом на версту просматривается. С утра и разведку вышлем. Пусть господа партизаны завтрашнего дня подождут.
«Господа партизаны» ждать не пожелали. Ночью, когда большинство солдат уже спали, а в лагере остались только дежурные, расхаживавшие от одного костра к другому, раздались выстрелы. Солдаты принялись выскакивать из палаток, без команды хватать оружие. «Тушить костры!» — орали унтер-офицеры и взводные командиры. — «Они, сволочи, на свет бьют!»
В темноте и в лесу преследовать было глупо. Ждали повторного нападения, но его не последовало. Когда рассвело, выяснилось, что случайными выстрелами зацепило только одного человека. Доев вчерашнюю кашу и собрав палатки, отряд выступил в поход.
Невыспавшиеся солдаты были как сонные мухи… Вперёд, по приказу Каховского, выслали разведчиков — десяток гусар. Им было приказано смотреть за всем, что казалось подозрительным. От мысли пустить по обеим сторонам дороги боевое охранение пришлось отказаться, потому что там чередовались либо болотина, либо бурелом.
Ахтырские гусары, привыкшие за время пребывания в Малороссии к степям, когда всё кругом видно на десяток вёрст, приспособиться к здешним краям пока не сумели. Десяток всадников во главе с вахмистром вырвались вперёд и оторвались от основных сил едва ли не на версту. Обеспокоенный Каховский послал за ними адъютанта, чтобы тот приказал разведке поумерить пыл и оставаться в поле зрения…
Прапорщик добрался до разъезда ровно в то время, когда по нему принялись стрелять. «Ахтырцы» помчались на помощь товарищам, но опоздали. Когда основные силы подошли к месту перестрелки, то обнаружился десяток мёртвых тел и полуэскадрон, в растерянности галопировавший перед завалом из брёвен.
— Приготовиться к бою! Занять круговую оборону! — прокричал полковник Муравьёв-Апостол, почуявший засаду.
На узкой лесной дорожке, зажатой со всех сторон лесом и сваленными деревьями, обороняться трудно. Но всё-таки это были солдаты, многие из которых прошли Отечественную войну 1812 года и Заграничный поход. Это было и благом, и бедою. Нижние чины мгновенно перестроились, встав спина к спине, по две шеренги, и взяв на прицел окружающий их лес. Но солдат, привыкший целиться в видного глазу конного иль пешего неприятеля, просто не знал — как и куда стрелять! Невидимый противник палил, укрываясь за деревьями и плотными кустами, каждым выстрелом выбивая одного, а то и двух (!) человек из плотной массы нижних чинов и унтер-офицеров. Пуля, пробившая руку Павла Еланина, завершила свой путь в теле одного из малороссов…
Судя по выстрелам, били не из штуцеров или «драгунок», а из кремнёвых охотничьих ружей. Всё же их недостаток — отсутствие скорострельности. Если солдат перезаряжал ружьё за три минуты, то охотник — за пять! Это-то и спасло многие жизни. Ну, и ещё то, что противников было немного. Армейцы, отчаявшись взять правильный прицел, просто «сыпали» залпами, методически простреливая разные участки леса.
Партизаны, постреляв ещё немного, притихли. Каховский, подождав для верности несколько минут, скомандовал:
— Строиться цепью!
«Надо было сразу атаковать! — подумал генерал, злясь на себя и на бандитов. — Позволили превратить себя в мишени!»
Прочесав лес в обе стороны на глубину четырёх вёрст, не обнаружив неприятеля, офицеры дали команду возвращаться к дороге. Единственной добычей солдат оказался труп. Судя по окладистой бороде и мужицкому армяку, это не мог быть бандит из бывших солдат. Возможно, проводник. Смущали только непривычного вида войлочная шляпа и обувь. Шляпа скорее напоминала голландскую «зюйдвеску», столь любимую рыбаками, нежели крестьянский треух. Да и сапоги, вместо привычных лаптей, — из странной, чересчур толстой кожи! Такой не могло быть ни у коровы, ни у кого-то помельче…
Муравьёв-Апостол, не поленившись и не побрезговав, лично пощупал толщину голенища. Такая шкура могла быть у буйвола. Но где же в
