Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Они с Билли навели порядок в кубрике. Пусть для Скиопоса их больше не существует, они обязаны хоть чем–то отплатить ему за гостеприимство.
— Мы уходим? — спросил Билли. Ему уже не терпелось побыстрее убраться отсюда.
— Вот соберемся — и вперед, — ответил Метью. — Я подумал, что неплохо было бы что–нибудь прихватить в дорогу. Скажем, хлеба, масла…
— А капитан не будет возражать?
— Вряд ли. Ведь он не возражает, чтобы мы уничтожали это здесь. Дать нам продуктов в дорогу — дешевле, чем держать нас здесь в качестве нахлебников.
— Как вы думаете, он не будет против, если я съем еще немного мороженого? Прежде чем мы уйдем?
Метью усмехнулся:
— Да уж, тебе придется покончить с этим до отхода. Мороженое с собой не прихватишь — во всяком случае, оно долго не продержится.
Скиопос уже замесил тесто для новых караваев; наверное, вернувшись, он займется выпечкой. В буфете еще оставалось полторы буханки, и Метью, поразмыслив, взял целую. Кроме того, он отрезал несколько шматков ветчины и запасся куском сыра, несколькими шоколадными печеньями и баночкой клубничного джема. Денька два это будет скрашивать опостылевшую консервную диету.
Затем они прибрались в каютах, где провели ночь, хотя Скиопос наверняка все переделает. Метью принес свой рюкзак и заплечную торбу Билли в кубрик. Оказалось, что даже с новыми запасами остается много свободного места. Метью снова открыл холодильник. Два жареных цыпленка лежали на прежнем месте; видимо, у Скиопоса в морозильнике был их немалый запас. Разрезав одного цыпленка пополам кухонным ножом, Метью спрятал одну половинку в рюкзак, а другую вернул на место.
— О’кей, Билли, — вздохнул он. — Теперь мы готовы.
Дождь давно прекратился. Небо оставалось жемчужно–серым, однако там, где полагалось находиться солнцу, облака налились золотом. Воздух сохранил влажность, но ветер совсем утих. Вода в бассейне была теперь неподвижной и темной. Наверное, именно в такие деньки Скиопос выбирался на палубу и принимал солнечные ванны, время от времени ныряя в неподвижную воду, чтобы охладиться. Можно предположить, что рядышком он ставит баночку пива. Бездумное существование — как долго оно может продлиться? Еще месяц?
Метью очень хотелось побыстрее пуститься в путь, раз уж они собрались. Ему казалось, что и Билли хочет того же: мальчик был смирнее обычного и как будто нервничал. Их шаги разнеслись над кораблем, и чайка — вероятно, та же, с которой они познакомились накануне, — взмыла в воздух, тяжело замахав крыльями. Метью подошел к ограждению и глянул вниз. От высоты у него закружилась голова. Нет, лучше не смотреть. Он уже готовился перебросить ногу через борт, как вдруг заметил среди камней какое–то движение. К лестнице, шагая как автомат и не глядя по сторонам, направлялся Скиопос.
Ему оставалось пройти еще двадцать — тридцать ярдов, и Метью мог бы воспользоваться лестницей раньше его. Однако он решил уступить хозяину дорогу: если их все еще не существовало для капитана, внизу лестницы могла возникнуть довольно–таки неловкая ситуация. Он подозвал Билли, и они застыли рядом, наблюдая за Скиопосом. Тот уверенно поднимался по лестнице, тяжело дыша и утирая пот. Он так и не взглянул на Метью и Билли, хотя прошествовал на расстоянии вытянутой руки.
— Мы уходим, капитан, — окликнул его Метью. — Благодарим за гостеприимство. Мы оставили все в прежнем порядке.
Скиопос, не оборачиваясь, шел через палубу в направлении надстройки. Наверное, он даже не расслышал этих слов. Метью повысил голос:
— Мы кое–что прихватили с собой — надеюсь, вы не обидитесь.
Скиопос остановился как вкопанный и обернулся; его движения были сейчас резкими, как у механической куклы, чей завод на исходе. Он уставился на Метью, напрягая зрение, словно пытаясь разглядеть что–то находящееся за горизонтом.
— Так, самую малость, — пояснил Метью. — Буханку хлеба, немного сыру, ветчины и так далее. Еще половинку цыпленка.
Скиопос шагнул к ним и остановился.
— Вы должны все это вернуть, — сказал он. — Все! Понятно? Все!
— Где же логика? — взмолился Метью. — Если бы мы остались, мы съели бы несравненно больше.
Скиопос закипал — то ли от ярости, то ли от разочарования, то ли от того и другого вместе.
— Корабельные припасы… — выдавил он. — Их нельзя забирать, вы понимаете? Верните! Вы — бессовестный вор! Немедленно верните!
Ружье было привязано у Метью поверх рюкзака, и воспользоваться им не составило бы никакого труда. Независимо от того, имелось ли на судне оружие, в данный момент его у Скиопоса не было. Метью завел руку за голову и прикоснулся к ружью, но не стал его брать. Даже если капитан отступит при виде оружия, перспектива их ждала невеселая: предстояло спускаться по пятидесятифутовой веревочной лестнице, надеясь на уступчивость сумасшедшего. Даже если заставить Скиопоса спуститься первым, риск полностью не устранялся. Достигнув дна, тот может подобрать камень; нельзя же держать его на мушке и одновременно спускаться по чертовой лестнице!
Кроме того, Метью не исключал, что Скиопос окажется настолько безумен, что не попятится и при виде ружейного дула. Вдруг капитан бросится на них и вынудит Метью спустить курок?.. Он представил себе, на что будет похожа рана от выстрела в упор. Если бы его и Билли мучил голод, дело обстояло бы по–другому; однако с такими набитыми животами… Да еще с запасами еды за спиной… Нет, он не видел резона упираться.
Метью снял рюкзак. Наблюдавший за ним Скиопос по–прежнему дрожал, однако оставался на своем месте и помалкивал. Метью развязал рюкзак и вынул свертки. Стоило ему выложить припасы на палубу, как Скиопос подскочил, опустился на корточки и принялся изучать содержимое. Удовлетворившись осмотром, он собрал свертки в охапку и потащил их к надстройке. Один сверток выскользнул из рук, и он нагнулся, чтобы подобрать его. Капитан так и не оглянулся и спустя несколько секунд исчез во чреве своего танкера.
Метью снова завязал рюкзак и закинул его за спину.
— Я полезу первым, — предупредил он Билли, — а ты — следом. Хорошо?
Спуск оказался не легче, чем подъем. Дело было не только в ставшем привычном страхе, но и во внезапно посетившей мысли, что теперь ничто не помешает Скиопосу вернуться и открыть по ним стрельбу или забросать чем–нибудь тяжелым. Ведь корабельным припасам положено оставаться на борту, а они уносили кое–что из них в желудках. Плюс одежда… Прикосновение ногами к земле дало немалое облегчение. Мальчик проворно спустился следом.
Они быстро зашагали прочь. Гигантский ковчег становился все меньше. Однако путь их лежал под уклон, и даже по прошествии двух часов танкер все еще выделялся на горизонте, не утратив внушительности.
— Пора сделать привал, — решил Метью.
Сперва Билли хранил молчание, но постепенно пришел в себя и снова расчирикался. Однако он тщательно избегал заговаривать о Скиопосе или корабле.
— Хочешь перекусить? — спросил его Метью.
Билли покачал головой:
— Я не голоден.
Метью порылся у себя в рюкзаке и вынул шоколадное печенье — оно лежало отдельно от остального. Лицо Билли расплылось от удовольствия. Чтобы увидеть его радость, стоило покачаться, дрожа от страха, на проклятой лестнице.
10
После полудня солнце уже жарило вовсю. Путники шли на север, то ступая по песку, то прыгая по камням. Ночь застала их на круглом песчаном пятачке, окруженном камнями. После роскошных коек на танкере спать на песке было особенно неудобно, и они проснулись изрядно помятыми. Правда, ночь выдалась не слишком прохладная, и взошедшее солнце быстро их согрело. Открывая банку с говядиной, Метью старался не вспоминать о хлебе из кубрика.
Днем стало жарко. К полудню снова начались грязевые поля; первое время их можно было преодолевать по языкам галечника, однако дальше тянулась одна буро–серая грязь, ничем не перемежаясь до самого горизонта. Зато в отличие от топи, с которой путники познакомились раньше, здешняя грязь хорошо подсохла, и хотя кое–где попадались вязкие участки, их глубина не превышала нескольких дюймов. Идти было нетрудно, даже легко — так легко, как нигде с тех пор, как они покинули настоящую сушу. Удручало другое — бесконечность пути. Более разнообразные участки с песком, галечником и скалами остались далеко позади; впереди и по сторонам расстилалась теперь безрадостная плоская равнина, которой, казалось, не будет ни конца, ни края. Каждый шаг поднимал бурую пыль, которая долго не оседала. Метью обливался потом. Билли вконец вымотался и попил воды из пластмассовой канистры, наполненной на танкере. Эта вода была прозрачнее и слаще, чем та, которую они хлебали после Олдерни. Метью тоже припал к канистре. Узнай Скиопос о воде, он, наверное, заставил бы вернуть и ее.
