Василий Звягинцев - Андреевское братство

Я подстроил цейсовскую оптическую трубу по своим глазам, потом выглянул в коридор и прислушался. Полная, глухая тишина. Только вдалеке – легкое металлическое погромыхивание. Людмила, все время, пока я изучал помещение, ходившая за мной по пятам и злобно молчавшая, решила, наконец, заняться приготовлением обеда. Неистребимая женская сущность, или просто есть ей захотелось гораздо быстрее, чем мне.

Стараясь ступать бесшумно, но и не так, чтобы это выглядело, будто я подкрадываюсь, я пошел по направлению звука. На пороге кухни остановился. Людмила уже успела разжечь высокую и длинную, обитую черным железом печь, за приоткрытой дверцей полыхало алое пламя, рядом с топкой громоздилась куча поленьев и торчала ручка совка из помятого ведра с синевато поблескивающими кусками угля.

Сама она стояла у стола и, тихо ругаясь сквозь зубы, неумело ковыряла плоским ножевым штыком консервную банку.

Сапоги Людмила сняла, переобувшись в стоптанные войлочные шлепанцы, но револьвер оставила. Странные они здесь люди. Воображают, что наличие кобуры на поясе уже повергает в страх возможного противника. Расхаживает с отстегнутой крышкой, из-под которой торчит изогнутая деревянная рукоятка, и считает, что это я ее должен бояться, а не она меня. Не может себе представить, что человек с расстегнутой кобурой привлекает лишнее внимание и провоцирует желание у него этот пистолет отнять, пока он не совершил какой-то глупости…

Ощутив спиной мой взгляд, Людмила обернулась. И, как я и предполагал, рука у нее дернулась, возможно, и непроизвольно, к правому бедру.

Широкой улыбкой и протянутыми вперед пустыми руками я остановил ее порыв.

– Нервы, да? Понимаю. Проще всего приковать меня наручниками к водопроводной трубе в дальнем коридоре и ни о чем не беспокоиться. Я даже сопротивляться не буду. А со своими начальниками сама разберешься… Только пушку не трогай, слишком часто последствия бывают необратимыми…

Она снова шепотом выругалась. Но сумела сохранить хладнокровие.

– Кончай валять дурака. Я просто от неожиданности. Не выношу, когда тихо подходят со спины. А о том, что я говорила и как себя вела – забудь. Так было надо. Есть хочешь?

– И пить тоже, – ответил я. Что ж, если она снова меняет стиль игры – пожалуйста. Я не догматик.

– Чем угощать собираешься?

– Разносолов не обещаю. Вот бобы со свининой. Можно найти говяжью тушенку. Что-то овощное есть. Или омлет из яичного порошка. Не ресторан, сам понимаешь.

– Что подашь, то и будем. Чем могу помочь?

– Банку открой, а я сковородку погрею. Потом хлеб нарежешь…

Идиллия, можно сказать. Мы с ней выпили граммов по сто водки, причем в ее стакане я заблаговременно растворил шульгинскую обезволивающую таблетку.

Местные консервы, на мой вкус, оказались гораздо лучше тех, что изготавливались у нас. Отчего-то на войнах и в космических перелетах я ел совершенно неудобоваримые продукты. Хотя, правда, тогда они мне казались почти нормальными.

Время, пока препарат подействует, мы провели в каком-то необязательном разговоре. Я не хотел задавать вопросов по существу происходящего, она, как мне казалось, просто не определила для себя, о чем со мной стоит говорить, а о чем нет.

Но вот, кажется, контрольное время вышло.

– Ванда, – тихо сказал я, – тебя ведь Вандой зовут?

Она взглянула на меня изумленно и тут же взмахнула темными ресницами.

– Да…

Смотри-ка, все получается, не обманул Александр Иванович.

– Встань. Иди, – свистящим шепотом сказал я, и она походкой сомнамбулы вышла из кухни в коридор.

– Налево.

Она повернула и пошла в направлении своей секции.

В совсем маленькой спаленке, где едва помещались койка, стол, комод и два стула, я приказал ей сесть. Не до конца еще уверенный, что полностью овладел ее волей. Однако вряд ли эта женщина способна была столь безукоризненно изображать полную подчиненность.

– Раздевайся…

Мой приказ наложился на ее воспоминание о позавчерашней ночи, и она начала расстегивать пуговицы своей солдатской гимнастерки со странной, неприятной гримасой на лице, торопясь, не попадая в петли. Честно говоря, тяжелое зрелище видеть, как сравнительно нормальный человек по твоему приказу превращается в куклу. Валентин Терешин, который учил меня кое-каким основам гипнотических воздействий, признанный специалист и мастер психотехники, признавался как-то, что ремесло патологоанатомов кажется ему более достойным и приличным. Покойники хоть не ходят и не склонны в случае чего предъявлять претензии. А с его пациентами бывало всякое, если как следует вспомнить…

Но он же говорил, что охотно взял бы меня в свою лабораторию, мол, у меня сильный, хотя и нестабильный «эффект внушения». Слава богу, я отказался, хватит с меня и того, что этот эффект я успешно реализую путем воздействия на зрительные и слуховые нервы потребителей моего литературного творчества.

А сейчас вдобавок я использовал свой «талант» в сочетании с неизвестной мне химией вполне бесчеловечного века.

О стриптизе Людмила не имела никакого понятия, поэтому раздевалась, как солдат перед вагончиком полевой бани, торопливо и без фантазии.

Через минуту она уже стояла совершенно… Нет, не обнаженная, а именно голая, лишенная всякого эротического ажура. Даже странно. Хорошая фигура, вообще все, что не может не вызвать интереса у нормального мужчины. Но – по нулям. Ничего подобного тому, что я испытывал, глядя на нее позавчера.

Но сама Людмила, пребывая в трансе, помнила как раз о минувшей ночи и только что не мурлыкала, ожидая, когда я брошу ее на постель…

А глаза у нее были широко открытые и странно пустые.

– Сядь! – приказал я ей. Людмила посмотрела на меня с жалкой надеждой. Ее гладкое тело покрылось гусиной кожей, хотя в комнате не было холодно.

– Сначала немного поговорим…

Она с готовностью кивнула.

– Твое настоящее имя?

– Ванда Валишевская.

– Сколько уже работаешь на «Систему»?

Людмила сильно вздрогнула.

«Черт, неужели ошибся?» – запоздало подумалось мне, но тут же я опомнился. В этом мире не существует еще методик глубокого программирования личности, которые могут заставить объект самоликвидироваться, услышав одно из табуированных ключевых слов.

– Четыре года.

– Должность или, иначе – положение, которое ты занимаешь в организации?

Мне показалось, что она испытала некоторое затруднение с переводом смысла моего вопроса на употребительный здесь язык. Секунд пять она молчала, морща лоб, потом ответила:

– Старший референт-консультант восточного направления.

– Референт – чего? Английской разведки, польской, германской, чьей еще?

– Нет, не разведки, нет. Наша организация независимая, внегосударственная. Иногда мы сотрудничаем и с разведками тоже, но это мы их используем, а не они нас.

Вопросы я придумывал на ходу, экспромтом, подготовиться времени у меня не было, да и не предполагал до последней минуты, что придется вести такой допрос. И я не знал, сколько времени мне удастся держать ее под контролем. В любой момент все может закончиться истерикой или обмороком. Значит, нужно спешить. Что сейчас самое важное? Конечно, моя собственная судьба.

– Организация собирается меня убить?

– Нет, на тебя очень серьезные виды. С твоей помощью «Система» (я отметил, что методика допроса несовершенна, будучи абсолютно внушаемой, она усваивает употребляемые мной термины некритично. Спросить бы иначе, она, возможно, назвала бы настоящее имя организации, а так повторила мое, условное) рассчитывает выйти на подлинных вдохновителей вашего дела. Возможно, начать переговоры о совместной деятельности, о разделе сфер влияния. Не можем же мы враждовать вечно. Это приведет к большим убыткам и ущербу для всех. Гораздо удобнее договориться. Но сначала нам нужно иметь выгодную позицию для переговоров…

Так, это понятно, совпадает кое в чем с информацией, полученной от Новикова и Шульгина. Только что же, другого способа выйти на «Братство» у них до сих пор не было?

– А ты лично? Зачем ты собиралась меня застрелить? Что я тебе сделал?

Ее лицо опять передернула гримаса. Еще одна болевая точка.

– Отвечай, ты выполняешь еще чей-то заказ?

– Нет. Я не знаю. Я тебя ненавижу безмотивно. Мне хочется тебя убить просто так. Это… Это как навязчивая идея… Кажется, я знаю тебя всю жизнь, у нас давняя вражда… Кровная месть, так это называется, да?

– Ты ошибаешься. – Я напряг все свои силы. Неужели все-таки она уже находится под воздействием наведенного императивного приказа? Чьего?

У меня словно даже мозги задымились.

– Все, что ты обо мне думала и знала как о противнике, забудь навсегда. Приказываю стереть эту информацию со всех уровней памяти, сознания и подсознания. Там нет ни слова обо мне. Только то, что ты узнала с момента встречи в «Мотыльке». Если был иной приказ – отменяю! Ты меня любишь. Тайно и страстно. И ревнуешь к высокой красивой женщине с изумрудными глазами. Ты ее где-то видела, но не знаешь, где она и кто она. Ты просто вообразила, что готова меня убить, если еще раз увидишь нас вместе…