Геннадий Ищенко - Коррекция (СИ)
— Берем только вещи, — сказал сын. — Продукты оставляем, нам их все равно в руках не унести.
Нагрузились вещами, а Борд еще взял Марка и закрепил сына за спиной ремнями. Вместе с другими зашли в одно из зданий и сдали вещи, получив взамен чипы. В зале взрослые сели за терминалы, а Марк перекочевал со спины отца на колени. Прочитали короткое руководство и начали проходить тесты. У закончившей последней Леоны на экране возникло приглашение семье Педерсон посетить кабину номер шесть. Руководствуясь обозначениями на стенах, нашли нужную кабину и стали в небольшую очередь. Люди продвигались быстро, и через двадцать минут все зашли в небольшое помещение, где за столом сидел один человек в военной форме.
— Педерсены? — спросил он. — Нужно решать, что с вами делать. Вы все прошли тестирование, кроме господина Альфреда. Он стопроцентно не проходит. Мало того что он относится к нам, мягко говоря, недружественно, он еще не представляет для нас никакого интереса. Что так на меня смотрите? У нас не богадельня и ограниченные возможности. С какой стати нам брать на доживание чужих стариков и отказывать в жизни тем, кто молод и может принести пользу? Обычно мы не разбиваем семьи и вы, госпожа, идете со всеми остальными. То же было бы и с вашим мужем, но увы! Я не знаю причины его неприязни, но в подобных случаях исключения делаются редко и только для людей, чья полезность не вызывает сомнения. Есть что сказать?
— И где же это я прокололся? — спросил Альфред.
— Вы при тестировании солгали на несколько вопросов, — пояснил офицер. — Мы это можем контролировать.
— Нет у меня к вам ненависти, — устало сказал Альфред. — Так, неприязнь, перешедшая от отца. Ладно, мою‑то семью пускаете?
— Господин офицер! — сказала Жордис. — Нельзя ли все‑таки сделать исключение? Мой муж никому не принесет вреда!
— Результаты тестов заносятся в базу, в которой мы ничего не можем править, — с сожалением сказал проверяющий. — Если я просто пропущу вашего мужа, это быстро выяснится. Меня уберут отсюда, а он быстро окажется на границе с Польшей.
— Перед тем как я уйду, можете сказать, приняли ли Ингера Педерсена?
— Это ваш сын? — спросил офицер. — Подождите, сейчас проверю по базе. Да, принят с женой и дочерью. Он еще в Центре, завтра уедет на постоянное место жительства. Так, выйдите все, и пусть сюда пока никто не заходит.
Все вышли, стараясь не смотреть на главу семьи. Минуты через три динамик над дверью голосом офицера пригласил зайти одного господина Альфреда.
— Увидите сына, поблагодарите за жизнь, — сказал ему офицер. — Он у вас очень ценный специалист, поэтому вам решили пойти навстречу. Давайте чип, сделаю отметку.
— Что ты сегодня такой мрачный? — спросила Лида мужа, когда они возвращались с работы домой.
— Дома поговорим, — ответил он, едва заметно кивнув на шофера с телохранителем. — Зато ты у нас веселая за двоих. Есть причины?
— Светлеет, — ответила она. — Мороз перестал усиливаться, и опять пошел снег. Чисто метеорологическое веселье. Нет, вру. У нас еще Нина из отдела статистики родила мальчишку. Сегодня передала запись. Все смотрели, восхищались и сюсюкали, а я еще и завидовала. Вылезай, приехали. Спасибо, ребята!
Телохранитель проводил Самохиных до поста охраны и вернулся, а они пешком поднялись на второй этаж и зашли в квартиру.
— Ну и кто опять загнулся, что у тебя похоронное настроение? — спросила Лида, с помощью Алексея освобождаясь от шубы. — Последний раз что‑то похожее было, когда пришлось воевать бразильцам.
— Плохие дела, малыш, — сказал он. — Пошли в гостиную, расскажу. Давай сядем на диван. Я тебе начну плакаться, а ты меня будешь жалеть.
— Что‑то действительно серьезное? — встревожилась Лида. — Начинай уже, чего тянешь!
— Решили все‑таки выяснить, куда делись китайцы.
— И что?
— И ничего. Нет больше китайцев. Отправили в Китай дальний разведчик. Он шел на двадцати километрах, но освещение уже неплохое, так что оптика работала прекрасно. За сутки полета он облетел громадную территорию, но нигде не было заметно ни малейших следов человека. Наблюдали и в видимом, и в инфракрасном диапазонах. Обнаружили только мелких зверьков и птиц. Понимаешь? Погибли почти полтора миллиарда человек. Все засыпано снегом, и тела можно наблюдать лишь в тех местах, где его сдуло ветром. Ситуация абсурдная. По самым пессимистическим оценкам они должны были сохранить не меньше ста миллионов человек. Мы испугались и не стали возвращать разведчик, его просто взорвали.
— Думаешь, зараза? — тихо спросила Лида.
— Очень похоже, — мрачно сказал Алексей. — Помнишь, я тебе говорил о китайских сюрпризах? Похоже, что они вывели какую‑то дрянь, применили ее против индийцев и подцепили сами. Обычно в таких случаях всегда стараются разработать вакцину, а уже потом применять. Видимо, действительно какая‑то молниеносная дрянь, если они ничего не успели сделать.
— А зачем взорвали разведчик? На такой высоте ничего не должно быть.
— Когда убедились в отсутствии живых, его опускали на малые высоты, — объяснил Алексей, — поэтому решили не рисковать. Слушай дальше. Это было три дня назад.
— И ты молчал! — укоризненно сказала Лида.
— Никто ничего толком не знал. А вчера отправили второй аппарат, на этот раз в Индию.
— И там то же самое?
— Угадала. Только с поправкой на то, что почти нигде нет снега, поэтому все прекрасно видно. Представляешь себе полтора миллиарда тел? Хотя нет, их там на двести миллионов больше. Теперь понятно, почему никто не отозвался по радиосвязи: некому было отвечать. А нам в Юго–Восточную Азию вообще соваться нельзя. В ближайшее время обследуем с воздуха всех соседей Индии и Китая. В Австралию, кстати, сообщили и в первый раз удостоились благодарности.
— И что думаешь делать?
— Пускать это на самотек в надежде, что все последствия исчезнут до тепла, нельзя. Если это бактерии, они, может быть, и передохнут, да и то не факт, а если вирусы? Поэтому отправим в Тибет микробиологов. Развернем там стационарную микробиологическую лабораторию и построим городок под куполом. Будут выходить только в легких скафандрах, поэтому риск прихватить заразу минимальный.
— Неужели все вот так взяли и померли от какого‑то вируса? — с недоверием спросила Лида. — В том же Тибете есть изолированные общины…
— Если человек болеет достаточно долго, сотни миллионов зараженных могли далеко разбежаться. Да и не все они погибли от заразы. Там и междоусобица была, и атомные удары и голод с холодом. Будем работать и надеяться, что заразу просто некому распространять, или что она потеряет силу. И попробуем найти средство борьбы. Иначе нам останется только воззвать к нашему покровителю, чтобы сделал еще одну попытку. И не с нами: у меня на второй заход просто не хватит сил. Если подумать, то эта зараза тоже результат нашего с тобой вмешательства в историю. У вас китайцы до такого не додумались.
— Да, — кивнула Лида. — Я бы тоже не смогла второй раз. Проще взять пистолет Сталина и застрелиться. Вряд ли мы с тобой такие уникальные, найдет себе кого‑нибудь другого. Я вообще думаю, что, возможно, мы с тобой у него не первые.
— Зря я тебе это рассказал, — обнял жену Алексей. — Все равно помочь ничем не сможешь, будешь теперь только волноваться и переживать.
— И ничего не зря! У нас с тобой все в этой жизни поровну. Ты и дальше держи меня в курсе своих дел. А то мне из тебя все приходится вытягивать. Что у нас с эмигрантами?
— Поток европейцев усиливается. Заканчиваются продукты, вот они и срываются с места. Только многие не доберутся. Машины есть почти в каждой семье, а вот зарядить накопители многие уже не могут. Подземные хранилища газа опустели, а действующие скважины не в силах поддерживать давление в газопроводах. Сейчас повсеместно останавливаются тепловые станции, и продолжают работать только реакторы, да и то только там, где остались правительства, или население напрямую договаривается с энергетиками. А мы свой газ дать не можем из‑за поляков. Во время боевых действий они сильно повредили газопровод. Так что холод их тоже гонит не меньше, чем отсутствие еды. На машинах доезжают быстро, а попробуй в мороз пройти половину Европы на своих двоих. Кое–где беженцам помогают, но большинству на них наплевать. А некоторые их грабят и убивают. После американцев пришло двенадцать миллионов европейцев, и ждем еще в два раза больше. Те, кто не сдвинутся с места в ближайшие три месяца, уже вряд ли придут.
— А кому‑нибудь еще будем помогать? У нас же еще есть возможности. Ты вроде хотел помочь аргентинцам.
— После того как наша помощь Бразилии обернулась войной, я уже хочу осторожнее. Помогать с реакторами поздно, они их просто не успеют построить. Хотя мы могли бы это сделать и сами. За пару рейсов «Ковчеги» перебросят все, что нужно для сборки реактора, а эту работу мы сейчас делаем за два–три месяца. Только ведь энергия это еще не хлеб и мясо, нужно много всего сделать, а времени у них мало. Я не хочу, чтобы мы за кого‑то вкалывали. Кроме того, потеряно время, и аргентинцы успели проесть большую часть продовольствия, теперь их грибы с хлореллой не спасут, а для той же курятины нужно еще развернуть производство БВК и делать корма. Спасать взрослых я не хочу. Здесь за нас отбор беженцев ведут голод, холод и грабители, а мы сами отсеиваем очень немногих. А как делать выбор там? Опять брать детей? Не сильно хочется, но можно. Только желательно, чтобы они вышли на нас сами, а они не выходят. Получается, что мы будем навязывать свою помощь. Когда я с предложением насчет спасения детей еще до их войны обратился к президенту Боливии, тот сразу же стал нас в чем‑то подозревать, а потом начал торговаться. А сейчас мы вообще себе плохо представляем, что там творится. Резервов у нас для них примерно на десять миллионов. Вроде и много, но на самом деле это ерунда, даже для численности уцелевших. Поэтому я сам к ним соваться не хочу. Ведь никто не ставил перед нами задачи спасти как можно больше людей. Вспомни вашу Россию. Ее руководство ни к чему заранее не готовилось, но смогло так организовать и направить людей, что спасло почти все свое население, да еще и кучу эмигрантов в придачу. Думаешь, другие так не смогли бы? Каждая страна, имевшая в резерве трехлетний запас продовольствия и развитую экономику, смогла бы сама без посторонней помощи сохранить свое население. А что мы видим? Ни организации, ни порядка, ни желания засучить рукава и вкалывать ради будущей жизни. Проедают продовольствие, пытаясь продлить жизнь и все! А самые хитрожопые еще стараются отнять его у соседей. Сильно размешивать такими наш народ я не хочу. Если иммигрантов будет мало, мы их научим жить по–нашему, а если их будет много, да еще наберем дерьма, то учить будут уже они. Так у вас и получилось.
