Колхозное строительство. Дилогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Брежнев Владимира Ефимовича к столу не позвал и сам спасать мир не ломанулся. Только усаживаясь снова во главу столу, с непонятным прищуром глянул на Петра. Дескать: "Ну‑ну".

– Пётр Миронович, – это Виктория Петровна, – Вы бы сняли пиджак и галстук, вон вспотели. У нас тепло.

А Тишков взял и сдуру выполнил. А там хайтековская рубашка. До этого из‑за костюма и галстука была почти не видна, ну может, пуговки на воротнике в глаза бросались. А теперь?

– Ну, ничего себе! – это вскочили Галина и начала его вертеть.

– Опять Краснотурьинск? – одобрительно покивал Лиепа.

– Лёня, тебе надо такую же рубаху, – включилась и устроившая всё это жена дорогого Леонида Ильича.

– А мне платье, – не удержалась внучка.

– И мне парочку, – подлила масла "Галчонок", – Марис, а тебе нужно такую рубашку и костюм. А то краснеть иногда за тебя приходится.

– Прям уж краснеть? – на солисте балета был явно заграничный костюм, но один чёрт мешковатый и брюки застёгивались чуть не на груди.

– И не спорь. Пётр Миронович, как это организовать? – Галина, не встретив сопротивления родителей, разошлась.

Домашней заготовки на такой вопрос не было. Пришлось импровизировать.

– У меня созрел дьявольский план. Озвучить?

– Не томите, – это невеста Вика не удержалась.

– Леонид Ильич берет вас и летит в Свердловск. Там он встречается с руководством области, посещает Уралвагонзавод в Нижнем Тагиле. А вы в это время приезжаете в Краснотурьинск, с вас снимают мерки и в авральном порядке шьют заказанные вещи. Марис же берёт с собой партнёршу и даёт пару выступлений в наших дворцах. Кроме вас желателен приезд в Краснотурьинск и человека, который в армии отвечает за форму. Леонид Ильич, вы же видели форму, что была на Гагарине? – сказал, и аж передёрнуло от страха, уже Генеральному секретарю указивки выдаёт.

– Папа! – это понятно Галчонок, но возможно не сработало бы.

– Деда? – может и этого бы не хватило, хотя Вика старалась, столько мольбы в голосе.

– И мне форму! – всеми забытые дети младшего Брежнева напомнили о себе хором, а тут и отец проявился.

– Правда, пап давай съездим, – торговый представитель СССР в Швеции, наверное, за всё время застолья столько слов не сказал, – и Люда себе платья закажет, а то ей и, правда, в Швеции краснеть приходится.

Людмила Владимировна, серой мышкой сидевшая среди внуков, вдруг смутилась и добавила свой пятачок.

– Не удобно, ведь.

Это, скорее всего, Брежнева и добило. Всё же мужик он решительный и за семью горой.

– Возьму Гречко с Устиновым и Кириленко. Первого демонстрация и дальше концерт. Второго отсыпаемся. Третьего летим в Свердловск. Вечером вы садитесь в поезд и едете в Краснотурьинск, а мы в Тагил. Двух дней хватит, – кивок Петра, – Пятого выезжаете назад и шестого утром самолёт в Москву. По форме скажу Гречко, пусть возьмёт с собой кого. Красивая, без всяких сомнений, но ты ведь представляешь, сколько будет стоить переодеть всю армию, перестроить все заводы?

Пётр ничего не ответил. Мозг лихорадочно бился в голове, пытаясь от навалившегося ужаса сбежать куда подальше. Разрядила обстановку Виктория Петровна.

– Пётр Миронович, Лёня говорил, что ваши дочери поют замечательные песни. Можно послушать?

Нужно.

– Нам нужен магнитофон, – осмотрел комнату Пётр.

– Сейчас принесу, – подскочила Вика.

Принесла чёрно‑белый чемоданчик, открыла. Совсем даже и не плохо. Катушечный магнитофон Grundig TK 47 Stereo. Пётр от швейцарца в два с лишним раза больше по размерам получил установку, но понадеемся на качество немцев. Поставил катушку с песнями, что уже пели после награждения. Не надо множить сущности, тем более, что таких песен и придумано‑то не больно много. Вика спела "Не валяй дурака Америка", а потом устроила своё представление с чемоданом. Понятно, что в гостиницу за ним пришлось всё же заезжать. Сам Пётр бы и не вспомнил, подсказала Таня. Уже залезли в армянский "Рафик" и даже тронулись. И тут:

– А чемодан?

Пришлось ехать в "Россию". Так как гостиница ещё была не достроена, то подъехать к западному корпуса днём не получилось. Пришлось пешком прогуляться. Но вернёмся к песням.

Когда смолкли последние аккорды "Гуляй Россия и плачь Европа" и Вика‑Маша продемонстрировала заднюю лунную походку, наступила тишина. Эффект ожидаемый. Вещь для 1967 года убийственная.

– А меня так научи, – первой выскочила на центр комнаты Вика.

– Да, Пётр Миронович, потрясли. Убийственная вещь, – первым высказал своё мнение Лиепа, – Я тоже этому хочу научиться. Интересный город Краснотурьинск. Уже с нетерпением жду поездки. Там ведь, наверное, ещё больше чудес?

Ответить не дали, все начали хлопать и требовать повторить. Один Брежнев сидел и широко улыбался. Он ведь уже видел и именно поэтому пригласил показать семье. Теперь вот, как и всякий политик, купался в лучах чужой славы.

– А нет у вас новых песен про войну? – это неожиданно подала голос Виктория Петровна.

– Ну, баба, пусть споют ещё раз про Европу, – аж покраснела от крика младшая Виктория.

– Вот уж и спросить нельзя, – отмахнулась жена дорогого Ильича.

– Хорошо. Сейчас Маша с Таней ещё раз споют про Европу, а потом новую военную, – ринулся мирить небожителей Пётр.

Спели. Нужно было перемотать плёнку, так как нужная песня, вернее минусовка была через две песни, но Пётр не разобравшись до конца в управлении немцем, нажал не на ту клавишу. Вместо шуршания перемотки началась песня, Тишков хотел её выключить и всё же перемотать, но не дали.

– А ну, стоять! – это скомандовала Галина.

Оно и понятно. Голосом эфиопской дивы Kerttu Dirir воссоздавалась одна из лучших песен, написанный в СССР – "У беды глаза зелёные". Наверное, Сергей Беликов пел не хуже. Нет, споёт. Или теперь не споёт. Не в этом дело. И Штелле и Цыганова слышали эту песню и в исполнении Ваенги, и в попытке переделать слова на женские Толкуновой. Куда им до Беликова, даже слушать противно. А вот высокое меццо‑сопрано эфиопки и чудесный акцент сделали песню даже лучше, чем у Беликова. К концу все вытирали слёзы, не стесняясь.

– Что это было? – первым обрёл голос Генсек.

– Песня. Новая. Завтра буду регистрировать, – пожал плечами Тишков.

– Пётр, ты дурочка‑то не включай. Кто поёт? – подлетел Брежнев.

– По моей просьбе недавно Екатерина Алексеевна Фурцева прислала в Краснотурьинск трёх молодых певиц. Одну из Эфиопии её зовут Керту Дирир и двоих с Кубы. Вот эта Керту и пела.

– У вас, что там негритянки по Краснотурьинску разгуливают? – усмехнулась Галина.

– Одна Кубинка довольно темнокожая. Она дочь заместителя министра РВС – Революционных вооружённых сил Кубы, и целого "КОМАНДАНТЕ" Хуана Альмейда Боске. Зовут девушку Джанетта Анна Альмейда Боске.

– Как‑то это мимо меня прошло. Дочь заместителя министра вооружённых сил Кубы? Продолжаешь удивлять ты меня Пётр. Вроде бы некуда уже, а каждую минуту новость. Тут вот Семичастный приезжал, говорил, что ты военным лекцию сегодня в "России" читал, и секреты государственные выбалтывал.

– Врёт ваш Семичастный, – закусил удила Пётр, один чёрт ничем хорошим общение с сильными мира сего не заканчиваются. Ошибся.

– Поясни, – и взгляд, такой хитринький. Явно не так доложил ГБшник.

– Совершенно случайно я стал обладателем передовой технологии литья, вот и хотел рассказать о ней новым знакомым. Вчера только познакомились при вручении премий. А товарищ Лясс Абрам Моисеевич привёл половину института, вместе с директором. Вот лекция и получилась.

– Случайно? – опять ухмылочка.

– По пьяному делу барон Бик проболтался. Он когда узнал, что я с металлургического города решил получить у меня бесплатную консультацию, а получилось, что выдал ценную информацию. Я и решил поделиться с компетентными товарищами, – Петра отпустило. Брежнев не позвал бы его к семье, если хоть в чём‑то подозревал.