К. Медведевич - Ястреб халифа
— Поднимитесь, — ласково приказала Айша.
И, снова посмотрев на ту сторону пруда, с горечью добавила:
— Что ж раньше-то не позвали…
И тут Махтуба расплакалась. Размазывая ручищей слезы по круглому большому лицу, она застонала:
— Вай, госпожа, горе нам горе!.. Сейид, да помилует его Всевышний, да смилуется над ним, хоть он и неверный, наш господин, но Всевышний — Он милостивый, прощающий, так вот господин вернулся четыре дня тому из дворца, туча тучей, и с тех пор не выходит из саду! И ничего не ест, вовсе ничего не ест, и даже вина не пьет, просто сидит и сидит, только пересаживается с места на место — вчера вот тут на террасе сидел, а сегодня к пруду пошел, а ведь там самое солнце, и непонятно, ведь камень до бела раскаляется, а он все сидит и не двигается! А самое главное, — тут Махтуба округлила глаза и понизила голос, — я же вижу, хоть и старые у меня глаза, что нашего господина, да простит его Всевышний, посещают шайтанские, шайтанские мысли…
— Ты о чем? — быстро обернулась к ней Айша.
— У него на чашке лежит джамбия — вот уже второй день, — перешла негритянка на страшный шепот и посерела лицом. — И он поглядывает на нее, госпожа, как поглядывают на понравившуюся девушку — искоса и с улыбкой…
— Я поняла.
Айша поправила на лице прозрачную жесткую ткань химара, тряхнула головой и пошла по ступенькам в сад.
…Ее тень упала Тарегу на голову.
Никакого движения. Черные волосы почти скрывали сцепленные под коленями ладони.
— Тарег?.. Тарег?..
И тут она села на корточки и принялась трясти его за плечи:
— Ну же, Тай, посмотри на меня, ну посмотри на меня, давай, давай, подними голову, я знаю, ты меня слышишь!..
Сначала он походил на безвольную куклу, но вдруг плечи под ее пальцами напряглись — и нерегиль резко вскинулся. От неожиданности Айша отшатнулась. А он понял это по-своему и горько прошептал:
— Я становлюсь чудовищем, Айша. Настоящим чудовищем, смотри…
И поднял руку к ее глазам. Белый рукав съехал, Айша с усилием оторвала взгляд от жутких белесых ниток шрамов на внутренней стороне его запястья. Зажав его ладонь между своими, она улыбнулась:
— Что ты такое говоришь? Ну какое чудовище? Я тебя не понимаю, рука как рука…
А он лишь помотал головой, еще больше растрепывая длинную гриву:
— Не-ет, ты смотри внимательно: скоро я покроюсь чешуей, у меня вырастут перепончатые крылья, зубы и я буду летать над вашей землей — как настоящий страж престола, всем на загляденье…
Наплевав на маячивших на террасе слуг, Айша откинула царапающий золотой вышивкой химар и обняла его за шею, привлекая к себе, гладя волосы и спину:
— Нет-нет, ничего подобного не случится… Потерпи, потерпи еще чуть-чуть, все будет хорошо, ты выдержал девять лет, а теперь у тебя есть я, и осталось совсем чуть-чуть, не надо отчаиваться, нужно всегда надеяться на лучшее…
Не переставая гладить мягкие черные пряди, она скосила глаза — расписанная сине-желто-зелеными узорами толстостенная пиала стояла справа от нее. Джамбия сверкала хищным полумесяцем лезвия. В пруд выкину, решила Айша и, целуя горячую от солнца макушку на уткнувшейся в плечо голове, потянулась к кинжалу.
Он перехватил ее запястье мгновенным невидимым движением:
— Ай!
Легонько отстраняясь, Тарег отвел ее руки и отпустил их.
— Прошу тебя, убери оружие, — твердо глядя ему в глаза, сказала Айша.
Криво усмехнувшись, он взялся за роговую серую рукоять кинжала:
— Боишься, да?..
Айша завороженно глядела на поднимающееся в его руке, полированное до зеркального блеска лезвие.
— Вот этого боишься?!
Она дико крикнула и схватила его за руку — но не успела: он злобно, глубоко полоснул себя по вывернутому запястью. И сунул ей под нос:
— Смотри!
Оцепенев от ужаса, Айша увидела: вместо крови из ровных краев раны выступило лучистое золотистое сияние — и порез сомкнулся. На белой коже не прибавилось шрамов.
— Я даже умереть не могу! — крикнул он. И прошептал: — Я осквернен, Айша, осквернен этой Клятвой…
Возмущение придало ей сил, чтобы овладеть собой:
— Да что ты такое говоришь, Тай! Если бы не ты, Аш-Шарийа уже давно бы превратилась в пустоши и выпасы! А я бы была в лучшем случае рабыней кочевника: днем бы чистила шкуры, а ночью бы лежала с раздвинутыми ногами — под ним, его отцом, его братьями и сыновьями, а еще гостями, если бы выпадал такой случай! А то ты не знаешь, как это все устроено у джунгар!
— Именно что знаю, — горько усмехнулся он.
— И что? — вскинула Айша подбородок. — Ты что, не справишься с ними? Справишься! Ты не позволишь им бесчинствовать и наведешь в Хорасане порядок!
Сморгнув, он непонимающе нахмурился. И Айша пояснила:
— По здравом размышлении мы сочли твое предложение верным обещанием успеха. Ибн Сахль…
— Он жив?.. — встрепенулся Тарег.
— У него до сих пор дергается щека, но это пройдет, — усмехнулась Айша и продолжила: — Так вот, аль-Фадль ибн Сахль считает, что двоим старшим сыновьям этого Арагана так или иначе пора возвращаться на родину, так что тебе будет легче просить у них помощи…
— Я ничего не собираюсь у них просить, — тихо сказал Тарег.
Она осеклась и смешалась.
— Прости, я не то сказала.
Нерегиль кивнул с кривоватой усмешкой.
"Конечно, не то. Боги ни о чем не просят", подумала она и вспомнила вчерашний разговор.
…Начальник тайной стражи привел с собой молодого человека приятной наружности — несколько простоватого на вид, но кто их, людей барида, разберет: ибн Хальдун на первый взгляд тоже казался безобидным пухлым любителем пахлавы и бараньих ребрышек. Юноша степенно отдал поклон: одет он был просто, в коричневый кафтан из тонкого хлопка и скромную белую чалму. Айша обратила внимание, что молодой человек явно не доспал — то ли бессонная ночь в хариме, то ли попойка, усмехнулась про себя она. Оказалось, она была права.
— О высочайшая! Вот Ханид аль-Хатиби, знаток джунгарского наречия и обычаев! Последние два дня он верно служил престолу, срывая флажок за флажком в винных лавках Мадинат-аль-Заура, не щадя молодого здоровья и самой жизни!
Укоризненно поглядев в сторону хихикающего вазира, молодой человек потер опухшее лицо с набрякшими подглазьями.
Фыркнув, Айша еще раз оглядела мающегося похмельем юношу и опустила веер, уронив на место шелк занавески:
— Объяснись, о Исхак.
— Сыновья Араган-хана прослышали о предстоящем походе на Хорасан и радовались как умели, а Ханид сопровождал их по ханьским и ханаттанийским торговым подворьям столицы в поисках рисовой водки и пальмового вина.
При этих словах вазира юноша непроизвольно сморщился и сглотнул. Айша нетерпеливо стукнула веером по ковру.
— Его заданием было выяснить, что на самом деле думают джунгары о походе и о… Тарике.
— Мудрое решение, — усмехнулась Айша: воистину, вино развязывает языки лучше любого допроса.
— Пусть Ханид аль-Хатиби сам расскажет тебе все, о светлейшая, — улыбнулся ибн Хальдун и ободряюще кивнул морщащемуся от головной боли юноше.
А тот мужественно сглотнул еще раз и начал рассказ:
— О могущественнейшая! Давший джунгарам единый закон Эсен-хан говаривал, что приличия позволяют человеку напиваться пьяным лишь три раза в тридцать дней, но лучше было бы, если бы человек выпивал лишь два раза в месяц, а то и один, а еще лучше, если бы он вовсе не пил вина, но, восклицал он, "где найти человека столь достойного поведения!"
Айша весело засмеялась, а юноша улыбнулся и продолжил:
— Так вот, госпожа, я полагаю, что на радостях Онгур и Архай выпили все положенное им приличиями на несколько месяцев вперед…
Отсмеявшись, Айша легонько подняла веером занавес и, придерживая платок перед улыбающимися губами, ободряюще взглянула на юношу:
— Чему же они так радовались, интересно?
— Чести идти под Белым знаменем, о моя госпожа!
— Белым знаменем?.. — что-то такое она слышала об этом белом знамени…
— Белым знаменем Сульдэ, в котором живет могущественный дух предков, — его поднимают лишь в походах под началом великого кагана, о светлейшая.
— Разве Араган-хан избран великим каганом джунгар?
— Нет, госпожа, и в этом-то все дело. Онгур и Архай праздновали грядущую возможность отличиться в бою под началом Тарика, о госпожа. Джунгары полагают, что их бог, которого они называют Небесный отец, Тенгри, послал на землю могущественного духа, своего сына. И этот дух вселился в Эсен-хана, и тот опрокинул крепости и государства соседних народов и дал джунгарам единый закон, — великую ясу, как они ее называют. Но потом за несправедливые дела дух покинул Эсен-хана, и Тарик убил его в поединке. Так вот теперь мудрые люди джунгар говорят, что этот дух пребывает в Тарике…
— Подожди, подожди… — ошеломленная Айша помахала веером. — Разве эти Онгур и Архай не приняли истинную веру? Какой дух? Какой Тенгри? Разве эти юноши — не правоверные?..
