Красный Дракон Империи - Евгений Владимирович Панов
Сталин надолго замолчал. Через некоторое время он сказал глухим голосом:
– Один ты туда не полезешь.
– Я не самоубийца, товарищ Сталин. Подберу здесь людей и сегодня ночью организуем заброску.
– Людей тебе пришлём. Думаю, что к вечеру они будут уже у тебя. Сам не рискуй понапрасну и в самое пекло не лезь. Это приказ, товарищ генерал-полковник. Вернись живым.
– Есть вернуться живым!
Сталин, не прощаясь, положил трубку.
Обещанные люди прибыли, когда начало смеркаться. На поле возле штаба дивизии сели два вертолёта Як-40В и звено из пяти ударных Ми-28. Из яковлевских вертушек высыпали бойцы в камуфляже, и один из них побежал в нашу сторону. Ба, знакомые всё лица. Дядя Вася собственной персоной. Я облапал не успевшего что-либо сказать Маргелова.
– Ну, здравствуй, Василий Филиппович! Рад тебя снова видеть. Не удивляйтесь, полковник, – обернулся я к стоящему рядом командиру дивизии, – мы с товарищем Маргеловым с самой финской не виделись.
Полковник понимающе с улыбкой кивнул.
– Товарищ генерал-полковник, – отрапортовал будущий, надеюсь, командующий ВДВ, – майор Маргелов с батальоном специального назначения прибыл в ваше распоряжение.
Высадка и последующий штурм интерната прошли успешно. С воздуха нас прикрыли помимо звена «Ночных охотников» ещё и полк лёгких штурмовиков Та-3, нанёсший удары по близлежащим немецким частям. Ночные истребители барражировали в высоте на случай появления вражеской авиации.
Всё прошло почти идеально. Детей смогли эвакуировать. К счастью, больше никто из них не подвергался зомбированию. Большим минусом было то, что представителя «Аненербе» в интернате не оказалось: за несколько часов до нашего появления он выехал в Варшаву для дальнейшего восстановления. Видимо, сильно его Анютка приложила.
Нас подловили на возвращении. В последний «летающий вагон» мы битком загрузили оставшихся детей, а сами заняли оборону в ожидании следующего борта. Места в этом для нас уже не было. За нами должен был прилететь транспортный Ми-4. Он и прилетел. Не успели мы отлететь от интерната подальше, как по борту вертолёта защёлкали пули. Откуда-то сверху явственно потянуло гарью. Вертушка резко пошла вниз.
Приземление мягким назвать было никак нельзя. Едва мы успели выскочить из горящего вертолёта, как раздался взрыв. Меня подхватило взрывной волной и швырнуло на ближайшее дерево. Последнее, что я запомнил, перед тем как потерять сознание, был сильный удар в лицо.
Сознание включалось постепенно. Первым заработал слух, и услышанное мне не понравилось. Говорили по-немецки.
– Господин обер-лейтенант, здесь ещё один выживший русский, но он в таком виде, что долго не протянет. Может, пристрелим его, чтобы не таскать на себе эту грязную русскую свинью?
– Отставить, ефрейтор. Гауптман приказал тащить всех, кто уцелел. Так что возьмите помощников и несите этого русского к машине.
Меня подхватили, как мешок, и куда-то понесли. Тело я совсем не чувствовал. Но хуже всего было то, что я не ощущал вообще ничего в ментальном зрении. Я и саму ментальную энергию не ощущал. Как будто её вообще не было. Пустота. Где-то внутри меня зародилась паника. Зародилась и сразу пропала, сменившись дикой болью во всём теле.
Меня зашвырнули, видимо, в кузов автомобиля. От удара всё тело пронзило, будто бы раскалённой иглой. Я едва не потерял сознание. Правая сторона, по ощущениям, была вся повреждена. Рука, нога, рёбра. Болело всё. И всё это при том, что глаз я не чувствовал. Есть ли они у меня вообще? Холодная волна прокатилась по телу. А что, если я лишился глаз? Кому я такой нужен, слепой и без своих сверхспособностей? Уж лучше смерть.
Как ни странно, но от этой холодной волны боль утихла. Мотор завёлся, в кузов запрыгнули несколько человек, и машина тронулась с места.
Ехали недолго. Протащили куда-то по ступеням вниз, лязгнул засов, и меня зашвырнули внутрь какого-то помещения. Не упал на пол я лишь потому, что меня подхватили чьи-то руки и бережно уложили на пол.
– Ты откуда, браток? – раздался шёпот.
Я попытался ответить, но не смог разлепить губы.
– Ты погодь. Сейчас лицо протру. Ты весь в кровище.
Лица коснулась мокрая холодная тряпка. Это принесло некоторое облегчение. До этого чувствовал на лице лишь жжение и зуд.
– Вот, так-то лучше.
– Спасибо, – прохрипел я. – Что у меня с глазами?
– А хрен его знает, что у тебя с глазами. Не видно глаз, заплыло всё. Сейчас холодный компресс сделаю, может, гематома и сойдёт.
– Врач?
– Фельдшер. Перед самой войной мобилизовали на сборы. А до того в посёлке фельдшером работал. Ты как догадался?
– Словечки характерные.
– Ну вот, – на глаза легла холодная мокрая материя, – теперь полегче будет. Сам-то откуда будешь?
– Оттуда. Десантник я, – характерный камуфлированный комбинезон, хоть и без знаков различия, всё равно не скроешь. – Детей мы вывозили. А вообще где мы?
– Так это, значит, ваша работа? Молодцы. Слышал, как фрицы об этом меж собой говорили. Я по-ихнему понимаю хорошо. У нас в посёлке немцев много жило, от них и научился. Я под Саратовом жил. А где мы, не скажу. Сам не знаю. Нас троих сюда из лагеря пару часов назад привезли. Ещё и отбирали тех, кто покрепче.
– Троих? А остальные где?
– Все здесь. Сидят слушают. Тихо! – шикнул фельдшер. – Вроде опять идут.
Опять лязгнул засов и в дверь забросили ещё одного постояльца.
– Сучары! – донёсся до боли знакомый голос.
– Во, ещё один десантник, – удивлённо вполголоса сказал фельдшер.
– Ещё один? – спросил новенький голосом Василия Маргелова. – А кто ещё?
– Василий? Живой? Это я, Виктор.
– Виктор? – вопросительно произнёс Маргелов и тут же бросился ко мне. – Това…
Я наощупь схватил его за комбинезон и притянул к себе.
– Без званий, – прошипел ему на ухо.
– Угу, понял. – Я прямо явственно увидел, как он кивнул. – Я ж думал, все погибли.
– Меня взрывом отбросило и вырубило, а немцы нашли и сюда приволокли. Не знаешь, где мы?
– Да там же, откуда и улетали. В интернате мы.
– Хреново.
Я задумался. Похоже, немцы решили использовать нас как подопытных кроликов. Об этом говорит и тот факт, что из лагеря привезли троих крепких пленных. Теперь дождутся возвращения специалиста по зомбированию и примутся за нас всерьёз. Остаётся надежда на то, что удастся сбежать. Без своих способностей и с неработающей
