Анатолий Спесивцев - Не нужен нам берег турецкий
Всё сделано было профессионально, вторжение врагов в крепости никто не заметил. Вниз сбросили ещё несколько верёвок, по ним вверх поднимались уже опытные в уличных схватках бойцы. Когда казаков набралось больше сотни, Васюринский повел эту команду через город к воротам, рассчитывая захватить их втихую. Пластунам он приказал взять две ближайшие башни. С чем они, кстати, прекрасно справились. В неприятности вляпался со всего маху отряд самого наказного атамана.
Он шёл впереди отряда вместе с проводником, казаком из греков Василием Скользким. Тот по своим делам здесь не раз бывал и заверил, что хоть давно это было, но к воротам вывести ночью сумеет. Васюринский ещё тогда подумал, что вряд ли только рыбной ловлей занимался, проживая в этих местах, этот человек. Зачем рыбаку умение уверенно ориентироваться в чужом городе ночью?
Улочки, как и в других здешних поселениях, были очень узкими, извилистыми и грязными. Сам бы атаман на подобный рывок без провожатого ни за что не решился, уж очень легко было здесь заплутать.
У входа на базарную площадь шедший впереди Иван чуть не столкнулся лоб в лоб с десятком осман. Не турок-крестьян или ремесленников, а воинов. Оттолкнув грека левой рукой назад, правой выхватил саблю и ринулся в бой. Никак не ожидавшие наткнуться здесь на врагов мусульмане, тем не менее, праздновать труса не стали, а также выхватили сабли и бросились на пришельцев. В короткой ожесточённой схватке азапов, как опознал встреченных Васюринский, всех перебили, но о сохранении тишины не приходилось уже и мечтать. Атаман приказал поспешить к воротам, рассчитывая, что успеет их захватить нахрапом, о чём потом сильно жалел.
Не успел его отряд добраться до улочки напротив, через площадь, как из караван-сарая располагавшегося невдалеке густо полезли османы. Много, сотни. Наспех одетые, но оружные и очень злые. Учитывая небольшую численность воинов, шедших с Васюринским, такой поворот дела стал для них крайне неприятным. И смертельно опасным. Только опытные казаки могли соперничать с османами в бешеной сабельной рубке, Ивану оставалось возблагодарить Господа за то, что с ним именно такие бойцы и были. Под напором врагов отряд Васюринского отступил в узкую улочку, ведшую к воротам, но с таким "хвостом" не было смысла рассчитывать, что их удастся захватить.
В темноте казаки не могли воспользоваться своим преимуществом в скорострельности, пришлось отбиваться саблями. Бой в "свалке" был одним из казацких козырей, однако и для местных он был излюбленным видом сражений. Получилась ожесточённая резня с огромными потерями для обеих сторон. Схватка шла на равных, вот только приблизительно равные потери неизбежно должны были привести к закономерному итогу — пришельцы вскоре кончились бы. Только высокие дувалы спасали запорожцев от окружения и немедленного уничтожения. Быстро теряя в числе, они, отчаянно сражаясь за жизнь, отступали как раз туда, куда собственно и направлялись первоначально.
Ограниченность пространства диктовала свои условия. Бьющиеся не могли уклоняться от ударов, приходилось их отражать собственным оружием. Невозможно в таких условиях совсем не пропускать — невидимок на поле боя не было — поэтому все сражавшиеся быстро обзаводились ранами. Упавших немедленно сменяли стоявшие сзади. Поэтому тяжёлораненные были почти обречены на смерть.
Сам Иван в рубке не участвовал, прорываясь впереди, он теперь оказался сзади. Авторитет и многократные победы позволяли ему не лезть во все стычки. Заведя людей в ловушку, он судорожно пытался придумать, как из неё выйти. Пока ничего, кроме как держаться до прихода помощи, в голову не приходило. Для ослабления вражеского давления Иван приказал казакам второго ряда стрелять между ног товарищей в животы и ноги нападавших. Заряженные пистоли им подавали из задних рядов. Действительно, азапы не могли идти в сражение по кричащим от боли приятелям. Раненых подхватывали и оттаскивали назад, что давало некоторый передых казакам. А долгожданная помощь задерживалась, судя по доносящейся невдалеке стрельбе и шуму, она также вела бой.
Подмога, проникшая в город вслед за командиром из оврага, действительно нарвалась на врагов. В меньшем числе, чем давило на казацкий авангард, но в достаточном, чтоб задержать продвижение. Там узость улочки играла уже на руку защитникам крепости. Один Бог знает, как бы всё закончилось для Васюринского со товарищи, которых с каждой минутой становилось всё меньше, да к низеньким стенам местечка подошли основные силы казаков и легко их преодолели, ведь большая часть защитников вела бои на улицах.
Уже готовившийся подороже продать свою жизнь Иван с огромным облегчением перевёл дух.
"Господи, благодарю за спасение! Ведь во Имя Твоё бились. Молю позаботиться о душах погибших казаков, люди они были грешные, но за веру христианскую жизнь отдали". (Вообще-то войско Васюринского явилось туда за рабами, но уж так устроены люди…)
Предаваться размышлениям и молитвам у наказного атамана не было времени. В городке продолжались бои, требовалось срочно выяснять — откуда здесь взялось столько воинов и нет ли опасности подхода к врагам подкрепления? Чем он и занялся, старательно скрывая дрожь в руках.
Наличие четырёх сотен азапов и сотни сипахов разъяснилось быстро. Оказалось, что после битвы под Анкарой султан Ислам-Гирей приказал большей части своего войска разойтись по зимним квартирам. Вот и в этот городок направили всадников, имевших поместья в Румелии, и пехотинцев с боевым опытом. Вместо двух сотен местных ополченцев пришельцам пришлось драться с прошедшими не одну кампанию головорезами. Имея многократное численное преимущество, казаки победили, но какой ценой… Более шестисот погибших, почти двести серьёзно раненых, часть из которых заведомо не выживет, а другая необратимо покалечена.
Горожане-мужчины, естественно, участвовали в попытке отпора захвату местечка и почти поголовно полегли в бою. Поэтому добычей стали: оружие побеждённых и лошади сипахов, молодые женщины и немалые запасы продовольствия, которые выгребли полностью. Стариков и малолетних детей вопреки практике прежних годов оставили в живых, но не из милосердия, а для наведения ужаса на остальных жителей Анатолии. Бродящие по её дорогам бедолаги должны были по задумке Аркадия наводить турок на нужные мысли.
Как и опасался Иван, шторм таки застал эскадру в море. Не то чтобы жесточайший, моряк-современник Аркадия определил бы его как восьмибалльный, причём на относительно короткий период, большей частью волнение на море не превышало шести-семи баллов. Но для казацких судов и он оказался страшным испытанием. На их счастье ветер дул западный, так что относило корабли к абхазскому и черкесскому побережьям. Изначально плохо приспособленные к сильному волнению по конструкции, сделанные из сырого дерева, управляемые не всегда уверенной рукой галеры были поставлены на грань выживания. И не все смогли соскользнуть в нужном направлении.
В полном соответствии со временем года, ветер дул не только сильный и наполненный влагой, но и холодный. На верхней палубе от него невозможно было укрыться, пробирал до костей. Несколько человек смыло в море волнами, и никого из них спасти не удалось, подставлять борт волне означало утопить корабль. Не намного лучше приходилось казакам и на гребной палубе.
Шли под штормовыми парусами, благо на каторгах их ставили латинские, позволявшие ходить не только строго по ветру. Всерьёз ветер задул через несколько часов после выхода из гавани, вернуться уже было невозможно, как и идти в Крым, направились к портам Северного Кавказа. Вскоре пришлось спустить паруса, оставив по одному штормовому и сократить вдвое число вёсел, убрав "лишние" внутрь.
Османские верфи имели немало классных мастеров, строить корабли там умели. Но… не всегда они располагали возможностью делать это качественно. Слишком часто султаны в кораблях нуждались уже вчера, а посему спешка при сооружении кадирг была похлеще, чем при ловле блох. Использовались сырая древесина и плохое железо, пушки отливали кое-как и из отвратительной бронзы, минимум половина средств, выделенных на строительство, разворовывалась, что приводило к невыплате зарплаты на верфи. Из-за чего работа шла там буквально из-под палки, с соответственным качеством.
На нижнюю гребную палубу волны захлёстывали куда чаще, чем на верхнюю, так что на удаление воды приходилось тратить усилий не меньше, чем на греблю. Даже в холодрыге вымываемое из нижней палубы дерьмо вносило ещё один нюанс в жизнь команд, нельзя сказать, что приятный. Вдобавок, стала сдавать обшивка, вода всё активнее стала просачиваться внутрь сквозь щели в ней. Удары волн сильно способствовали появлению всё новых и новых. Чем дальше, тем больше. Относительно короткое, меньше двух суток, возвращение из Турции превратилось в испытание на прочность. И не всем его было дано выдержать.
