Олег Курылев - Убить фюрера
Пятнадцатого июля на стол Леопольда Бловица легла папка с отчетом по расследованию личности «координатора».
— Вечером я все внимательно прочту, а сейчас вкратце, Мориц, что удалось узнать?
Майор Мориц, которому был поручен сбор информации, кашлянул в кулак и стал докладывать:
— Вы были правы, господин полковник, когда допустили возможность связи Пикарта с германской контрразведкой. В последнее время он часто встречался с бароном фон Летцендорфом, маскируя их отношения тем, что якобы управляет его виноградниками в Эльзасе.
— Фон Летцендорф, — произнес Бловиц, что-то припоминая. — Напомните-ка мне о нем.
— Георг Иммануил фон Летцендорф, барон. В шестьдесят шестом[68] командовал ротой линейных гренадер, был ранен при Садовой и с перевязанной головой маршировал со своими солдатами по Карл-Реннер-Ринг.[69] В семьдесят первом прошел уже во главе пехотного полка по Елисейским Полям. Потом были колонии и много всего, включая Китай. Генерал-лейтенант. Примерно в те годы, не могу точно сказать в каком именно качестве, барон контактировал с конторой Штибера.[70]
При упоминании имени Штибера лицо Бловица исказила гримаса отвращения.
— Дальше.
— Теперь ему семьдесят четыре, он депутат Рейхстага, но связи с полицией и разведкой наверняка сохранил.
Следователь Бловиц пометил что-то в своей тетради.
— Благодарю. Вернемся к Пикарту.
Мориц кивнул.
— Вацлав Пикарт выдает себя за чеха, хотя совершенно не говорит по-чешски. Последние полтора года живет в Мюнхене, в одном доме с Августом Максимилианом Флейтером, который…
— Об этом потом. Дальше о Пикарте.
Майор собрался с мыслями.
— Игрок, кутила, аферист, бабник, любит спорт. Постоянно в разъездах, хотя определенных занятий, если не считать управление виноградниками, за ним не прослеживается. Владеет брокерской конторой на Берлинской фондовой бирже. Вместе со своим другом и компаньоном Флейтером совершенно не стеснен в средствах, если не сказать больше.
— Что это значит? — насторожился Бловиц.
— Это значит, господин полковник, что эти двое обладают громадным состоянием. Речь может идти о миллионах.
— Вот как! А поточнее? — еще больше насторожился тайный советник.
Мориц развел руками:
— Сложно сказать. Все очень запутано. Какая-то фирма «Густав», множество акций десятков картелей и синдикатов, нефть, уголь, медь, анилин, удобрения, электротехника. Не исключено, что даже германский Налоговый департамент не располагает более точными данными. И, что интересно, в мае-июне сего года эта парочка начала интенсивно обращать свои акции в деньги.
Тайный советник, он же полковник контрразведки Генерального штаба, он же следователь по особо важным делам, Леопольд Бловиц встал и начал прохаживаться из угла в угол. Мориц поворачивался вслед за своим начальником, ожидая вопросов.
— Куда он выезжал в последнее время?
— Австрия, Франция, Англия (в основном скачки), Голландия, Италия (проездом), Египет…
— Египет?
— Да.
— Что он там делал?
Мориц пожал плечами:
— Насколько нам удалось узнать, он посещал район раскопок, там, где в последнее время откапывают фараонов.
— С ума все посходили с этими фараонами, — проворчал Бловиц и остановился. — Так он что, действительно путешественник?
— Не думаю, — решил изложить свои соображения Мориц. — Все его поездки непродолжительны и с точки зрения путешественника бессистемны. Так ездят по делам. В апреле этого года, например, он был в Верфенштайне у фон Либенфельса на его так называемом «весеннем фестивале». Нам доподлинно известно, что они встречались. Но самое удивительное, что на пароходе по пути туда никому до того времени не известный Пикарт обыграл в шахматы Тауренци, чемпиона Вены. Об этом писали в газетах.
— Так это был он? Тогда я уже совершенно ничего не понимаю, — всплеснул руками Бловиц.
— И все же, господин полковник, нам удалось проследить одну его чисто коммерческую поездку, — продолжал Мориц, — но и та какая-то странная. В позапрошлом ноябре в Данциге он лично закупил несколько тонн испорченной пшеницы и отправил ее в Норвегию. Страховку на груз оформил как на первосортный товар, но почему-то только до Копенгагена. В Норвегии никто не хотел покупать гнилое зерно, и его чуть не выбросили. В конце концов сдали по бросовой цене на свинофермы (думаю, не обошлось без взятки). Невзирая на дезинфекцию трюмов и травлю крыс после этой гадости, капитан парохода остался доволен небывало щедрой суммой фрахта.
— Прямо чертовщина какая-то, — покачал головой Бловиц и принялся расхаживать по кабинету. — Они после этого еще и миллионеры?
— Конспирация, господин полковник. Цель данцигской поездки состояла в чем-то другом, а пшеница — только для отвода глаз.
— Для отвода глаз, Мориц, не стали бы намеренно делать глупости и этим привлекать к себе внимание. Послушайте, — полковник замер на месте, — а может быть, это диверсия? Может быть, зерно было заражено? Вы знаете, что крысы — лучшие разносчики чумы?
Оба некоторое время молчали.
— Самое странное, господин полковник, — прервал паузу майор, — что личность Пикарта прослеживается нами только с самого конца 1911 года, а что было с ним до этого времени, выяснить совершенно не удалось. Словно и не существовало такого человека на свете.
— Хорошо, теперь коротко о Флейтере.
— Вы знакомы с полковником Дмитриевичем?.. Вы встречались с Миланом Жиновичем?.. Это он передал оружие сербским наемникам?.. Зачем вы ездили в Париж в марте этого года? Вы встречались там со Львом Троцким?.. А с Артамоновым?..
Казалось, этому не будет конца. Когда Вадима приводили обратно в камеру, он устало падал на кровать и с каждым днем все более впадал в уныние. Его терзала неизвестность. Где Каратаев? Что с ним? Неужели трудно передать весточку? Ведь он не арестован, иначе бы им давно уже устроили очную ставку. Если Савва не придет ему на помощь, дела Вадима плохи. Ой как плохи. Адвокат с первого дня смотрит на него как на висельника. Уже конец июля, следствие продвигается быстро, а там… Об этом не хотелось и думать.
И все же он не собирался сдаваться. Он будет сам защищать себя на процессе. Потребует в свидетели губернатора, графа Гарраха, самого эрцгерцога.
Его начала мучить бессонница. В такие часы он часто вспоминал Вини и их австрийское турне. Особенно его заключительную часть.
* * *Тогда, в Грайне, Нижегородский купил автомобиль. Это был совершеннейший экспромт. Он не собирался делать ничего подобного, но…
Вадим увидал машину у подъезда своей гостиницы, когда они с Вини отправились на поиски пункта общественного питания. Это был «Мерседес»-туренваген, модель 1912 года. Четырехцилиндровый пятидесятисильный мотор позволял разгоняться на нем до ста километров в час, а небесно-голубой лак, хромированные радиатор, бампер и ручки дверей вкупе с ослепительно белым полотняным верхом придавали изящным формам исключительную элегантность. Как потом выяснилось, «Мерседес» был приобретен сыном одного крупного землевладельца, и в тот момент двое человек перегоняли его из Германии в Вену.
— Вот на чем можно уехать домой, — сказал Вадим своей спутнице.
— Но вы же не собираетесь покупать его только ради этого?
— Почему бы нет? Отличная машина.
Нижегородский подошел к человеку, протиравшему тряпкой лакированное крыло.
— Вы шофер? — спросил он как можно любезнее. — А не скажете, кто владелец этого чудо-аппарата?
— А вам зачем?
— Хочу купить.
— Да? А сколько стоит, знаете?
— Понятия не имею. — Вадим стал обходить автомобиль кругом, внимательно разглядывая спицы колес, подножки и дверцы. — Вообще-то я занимаюсь скупкой пароходов и в ценах на сухопутные самодвижущиеся коляски совершенно не ориентируюсь.
— Шутник, — изрек шофер, продолжая наводить лоск.
В это время из гостиницы быстрым шагом вышел худощавый господин средних лет — типичный коммивояжер — и скомандовал:
— Карл, заводи!
— Простите, пожалуйста, — обратился к нему Нижегородский, — это ваша машина?.. Нет? Тогда продайте.
— Как это продайте? — бросая на заднее сиденье портфель, удивился господин. — С какой это стати? Поезжайте в Германию или вон в Линц, и купите.
— Но машина нужна мне сейчас. Я дам вам три тысячи марок.
— Ха! Она стоит четыре тысячи шестьсот.
— Тогда десять, — не моргнув глазом сказал Вадим и полез в карман за бумажником.
— Чего десять? — не понял «коммивояжер».
— Десять тысяч рейхсмарок.
Нижегородский отсчитал десять больших, серых, с бежевым оттенком банкнотов, на лицевой стороне которых был изображен герб Пруссии с черным орлом и две женские фигуры в длинных античных одеждах.
