Шофер. Назад в СССР. Том 2 (СИ) - Артём Март
— А с твоим глуховато, — пожал своими узковатыми плечами долговязый милиционер, — кстати, ты не поможешь мне? Очень уж неудобное это дело в две руки.
— Конечно, — принял я худенькую стопку бумаг с ориентировками.
Саня помакал маленький валик в такое же маленькое жестяное ведерочко. Размазал тягучий пряный клей по доске. Приняв от меня портрет, прислонил к доске. Принялся разглаживать.
— А это кто? Кажется, этот не из армавирского дела — Спросил я, всматриваясь в лицо чернявенького мужичка, что безразлично взирал на меня с листочка маленькими глазками.
— Не. А это с Аула, — ответил Саня, — Абан Бачмеков. Разыскивается. Вот. Попытка похищения человека.
— Станичную девку пытался похитить?
— Ага, — вздохнул милиционер, — уж в начале лета. Ирку Бесхлебнову чуть не увезли в аул против ее воли. Еле Мятый отбил. С тех пор чахнет над своей сестрицей, что кощей над златом.
— А в Ауле, конечно, не выдают, — поджал я губы, понимающе.
— Неа, — Покачал головой Саня, — я тебе больше скажу. Его там, в ауле, кажется, и нету. Ну или так запрятанный сидит, что шуруй не шуруй, а не найдешь. Ты ж знаешь их, черкесов. Они друг за друга держатся как надо. И все равно им, кто промеж них не прав. Ну, пока за руку не поймают.
После новостей этих лучше я стал Мятого понимать. Уж я-то за Светку тоже сердцем болею. Постоянно борюсь с собою, чтобы не заточить ее и вовсе дома, чтобы уберечь. Умом, вроде, и понимаешь, что не спрячешь сестру мою от всех бед на свете. А с другой, только от одной мне нужно ее уберечь. От смерти.
Думал я, отпуская Светку с Сашкой Ивановским, с этим милиционером, что так, с ним, ей будет побезопасней. А вот черкесы мне, на прошлых танцах показали, что молодежь у них бывает еще какая распоясанная. Решил я, что не стоит ей пока потемну ходить куда-то. Еще находится. А пока что мне нужно ее защищать.
— Мда, — Сказал задумчиво Саня, макая валик в ведерко, — по-честному говорить, то в последнее время ихняя, аульская молодежь совсем расходилась.
— Это как же? — Спросил я, а сам всмотрелся в портрет Леньки Лыкова.
Казался он мне совершенно на себя непохожим. Да и описание его особых примет было настолько скупым, что едва ль ни кто угодно под него мог подойти.
— Да вот также, — ответил Саня, — все чаще и чаще встречаются слухи, что станичных девок воруют с Красной. И понимаешь в чем дело? Девки-то, зачастую сами этим бывают довольные. Черкесские парни они лихие все, джигиты на кого ни глянь. Крутят девкам головы, а те и рады становятся, что их уворовывают. Да вот только, чувствуя к себе такое отношение, аульцы все наглее и наглее. Уже несколько случаев было с настоящим противвольным похищением женщин. Вот, — он кивнул на фоторобот черкесенка, — один из них.
— Стало быть, — вздохнул я, — не стоит молодых девок пускать с дому по вечерам.
— Стало быть, не стоит, — вздохнул Саша.
— А ведь Светка к тебе бегает гулять, — сказал я, — мама мне уже рассказывала. Уж второй или третий день бегает, пока ты на дежурстве небыл.
— Бегает, — сознался Саша, — но ты не подумай, — посмотрел он на меня как-то испуганно, — я честный и порядочный. Мы с ней в центре, под фонарями гуляем. На лавочке сидим в станичном парке. Там до нашего отделения два шага.
— Да знаю, я знаю, — сказал я суховато, — да вот только, сам понимаешь, время неспокойное, раз уж так, — кивнул я на портрет.
— Очень уж мы друг другу нравимся, — сказал грустно Саня, — неужто запретишь видеться? Я твою Светку уже знаю. Она своевольная девка, ей лишнего не скажи. Как если что ей вобьется в головку, так уж она не отступит. Сбежит ко мне.
Я задумался. Прав был, он если уж по-честному. Поговорить с ней? Может не понять. Горячее у девушек в этом возрасте сердце. А запретить — сбежит. И даже то, что ремня потом от папки схлопочет, не остановит Светку.
— Скажи мне, Саня, — начал я серьезно, — желаешь ли ты Светлане добра?
Саша нахмурился, поджал губы. Молчал недолго. Потом почесался под фуражкой задумчиво и сказал:
— Конечно, желаю. Только такой твой вопрос мне непонятен.
— А я сейчас поясню. Я поговорю со Светой, что пока лучше ей не гулять так уж открыто. Сам помнишь, что на нее черкесята положили глаз тогда, на танцах.
— Да помню-помню. Забудешь тут, — Отвернулся Саня смущенно.
— Так вот. И ты ей скажи, что пока не будете гулять. А коль уж захотите встретиться, лучше приходи к нам в гости. Или я Светку буду к тебе в гости привозить. Ну или днем встречайтесь. Днем-то не воруют.
— Днем не воруют, — просиял немного милиционер. Потом улыбнулся, — спасибо Игорь. Рад я, что ты такой понимающий человек.
— Доверяю я тебе, Саня. Что ты сделаешь все как надо, — сказал я, отдавая ему последний для поклейки листочек, — а мое доверие стоит много.
— Спасибо, что доверяешь, — улыбнулся он.
— Надеюсь, — я пошел к Белке, махая ему рукой, — ты его, мое доверие, не подведешь.
* * *
— Скажи мне, Дорогой Игорь, — начал Щеглов, когда парень пришел вечером к нему в гости, — а чего бы тебе самому хотелось? Есть ли у тебя какие-то желания?
По своему обыкновению, Евгений Макарович усадил Землицына на диван, под навесом своего двора. Сам расположился же с другого края дивана, у деревянного подлокотника.
На небольшом столике, что стоял тут же, уже дымились подготовленные заранее супругой зампреда щи. В летней кухне, в кастрюлях, закутанных вафельными полотенцами, ждало своей очереди второе: толченка из молодой картошки со сливочным маслом и свиные котлеты.
Евгению Макарычу очень хотелось поговорить с Игорем. Видел он в нем простака. Обыкновенного молодого парня, которому можно легко задурить голову обещаниями материальных благ, которых так мало было в жизни простого колхозника.
Щеглов всегда называл такую возможность, возможность получать тем или иным путем обильные материальные блага: импортную одежду, машины, дефицитную еду, расплывчатым выражением «выйти в люди». И то, что в сотрудничестве с ним, колхозник «выйдет в люди» Щеглов обещал каждому молодому парню, которого собирался втянуть в свою преступную схему.
На деле же, он просто использовал их, этих людей. Потому что прекрасно знал, что «выходом в люди» все только начинается. Никогда нельзя утолить свои аппетиты, если уж они появились. Он, например, не мог. И новый свой аппетит, собирался он утолить в том числе и за счет Игоря Землицына. Вот только сначала нужно было глянуть: а как этот молодой мужчина ответит на его вопросы? Можно ли рулить им в достаточной мере? Есть ли в нем тяга к этому слепому обогащению, что так яро проснулась в эти застойные советские времена у молодых людей?
— Конечно, есть, — сказал Игорь, принимая от жены Щеглова рюмку ягодной наливки.
— Очень хорошо, — улыбнулся Щеглов, — очень. У меня тоже есть. И я считаю, должны мы за эти наши желания выпить.
Игорь пожал плечами, и они чокнулись. Одним махом опрокинули свои рюмки. Закусили.
— И какие же они, твои желания? — Спросил Щеглов, — вот у твоего соседа, Саши Плюхина. Знаю я его хорошо. Особенно отца. У него есть мотоцикл. Он в комсомоле состоит. Надо думать, ты тоже хотел бы себе мотоцикл? Или машину?
— Ну, — Задумался Землицын, — машина, это, конечно, хорошо. Да и мотоцикл тоже.
— Вот! Уже мне нравится такой разговор. А у меня, понимаешь, машина уже есть. Вот, хочу себе второй телевизор. Цветной. Какой-нибудь импортный. Рубин у меня уже есть.
— А зачем вам второй телевизор-то? — Улыбнулся Игорь.
— Ну, как же… — Замялся Щеглов, не ожидая такого странного вопроса. Что значит, зачем? — Поставлю его… в летней кухне, — придумал зампред.
— Будете с супругой порознь смотреть? — Как-то странно хмыкнул Землицын.
Щеглов смутился. Странным ему был такой ответ. Да кто ж не хочет импортной техники? Все хотят!
— А ты бы не хотел? — Улыбнулся Щеглов, — импортный телевизор, магнитофон, машину?
— Хотел, — кивнул Землицын, — но это дело наживное. За такими штуками не вижу я смысла гнаться. Понимаете, его ж хочется, только поку у тебя такого нету, а как получишь, быстро надоест. Пройдет радость от вещи. Потому как она всего лишь вещь.
Зампред нахмурился. Он нашел эту мысль молодого шофера очень странной. Несвойственной парню его, двадцати лет.
