Все против всех - Герман Иванович Романов
Так что отбрехаться можно…
Глава 10
— Ух, вот попал я, так попал — абсолютно никчемен в этом мире, разве только убивать. Впрочем, ремесло военное во все времена ценится, и люди им владеющие, по самому высокому тарифу оплачиваются. Такова цена крови — и твоей собственной, и вражеской, ту, которую прольешь…
Иван хмыкнул, еще раз окунулся в чуть теплую водичку — все же май давно, солнце уже хорошо пригревает, а глубина в речушке по пояс будет в самом глубоком месте, а так по колено. А кое-где даже курица вброд перейдет, перья не замочив. Он теперь каждый день ходил на речку купаться, а сегодня простирнул одежду, «Малому» не доверил — мало ли, порвет еще, тогда вообще носить будет нечего.
Сделав несколько шагов, выбрался на поросший травой бережок, внимательно смотря под ноги — вчера согнал греющуюся на камне гадюку, не хватало еще, чтобы змеюка его за ногу цапнула. Помереть не помрет, но от впрыснутого токсина мало приятного, видел к чему укусы приводят. Так что лучше осторожным быть.
— Лепота!
Действительно, вокруг чудесная картина, можно в любую сторону посмотреть. Речка, лес, луг — пастораль сельская. До деревеньки из полудюжины строений с проваленными крышами полсотни метров, слышен стук топоров — Первуша с Тимохой принялись за ремонт отведенной ему избенки, которую он смеха ради именовал «усадьбой». Все правильно — барину лучший дом, и привести в порядок его нужно в первую очередь. Вот только все это временно — он тут живут на «птичьих правах», как дед и все его будущие «Семеновы». Если, конечно, они всем своим семейством «Смуту» переживут. А она досюда очень скоро дотянется — Лжедмитрий, уже другой, под вторым номером сейчас на Москву идет с поляками и казаками, до которой отсюда верст семьдесят, не больше. А до Троице-Сергиевской Лавры вообще рукой подать — чуть меньше двадцати верст. Взять столицу с наскока самозванец не сможет, зато в плотную блокаду возьмет, свой лагерь поблизости в Тушино поставит, и тем войдет в историю как «тушинский вор». И будут бегать бояре из Москвы и обратно, то царю Василию присягая, то «вору». И так по несколько раз, а в стране полыхнет самая настоящая гражданская война — кто за одного самодержца, кто за другого, кто сам за себя.
И все против всех, ибо в лихолетье «личные» счеты можно просто сводить, не заморачиваясь законами или моралью!
— Эх, времена тяжкие грядут, а меня как щепку бросает, из одного времени в другое, с войны на войну, всюду междоусобица!
Иван растерся единственным полотенцем, хмыкнул — стирал его золой, оттого рушник приобрел серый оттенок. Мыло в здешнем времени имелось, не такое оно и сложное в изготовление — поташ, то есть зола, с любыми жирами, начиная от сала и коровьего масла. Но покупать денег нет, а стоит оно немало. Так что приходится к дедовским способам прибегать — дешево и сердито. Хорошо, что «Малой» к горе сбегал, мела принес — теперь есть чем зубы чистить, а то о стоматологии здесь не слышали, щербатые и беззубые ходят, и не чистят, жертвы кариеса.
— И что же мне делать, неприкаянному?!
Вопрос завис в воздухе, ответа на него у Ивана пока не имелось. Но всей «чуйкой» ощущал, что с этих мест бежать осенью уже придется — «тушинские воры» Лавру осадят, всю округу разорять примутся. Войско большое, и все жрать хотят — так что взвоют крестьяне от голода. Те, кто в живых останутся. А базис войны расширятся будет, до Вологды дойдет, и дальше, втягивая все новые земли в войну.
— Банду свою, что ли сколотить?
Мысль показалась интересной, и вполне реальной, хотя раньше к криминалу Иван никакого отношения не имел. Но раз с волками жить, по-волчьи выть, то этот вариант показался ему привлекательным на фоне других. Он здесь «чужак» в самом прямом смысле, и не «князь», а натуральный самозванец, которому нет веры. Никто его всерьез не примет, прямой путь в подчинение боярину или воеводе, по правилу — а что прикажите делать. «Подручником» станет, не больше, слугою, и хорошо, что в холопы не определят.
— В войско податься, к царю Василию Шуйскому? Нет, не выйдет! Дворяне здесь конными воюют, с самого детства сабельками рубятся и с луков стреляют, а какой с меня кавалерист?! И стрелец никудышный, так как не говорю правильно. К наемникам пристать — та же ботва, помыкать будут. Так что свой отряд сколачивать нужно, дружину, бля!
Иван снял с куста высохшую футболку и трусы, надел, потрогал камуфляж пальцами — тот был сыроват еще, пару часов подождать нужно. Носки уханькал полностью — дыры начали расползаться. Вся надежда на Семена, что привезет холста на портянки, благо берцы у него крепкие, и еще пару лет точно послужат. А там хоть лапти с онучами надевай, как все мужичье. Лучше уж сапоги у кого-нибудь снять с ног, можно и с мертвеца, руководствуясь нехитрым житейским правилом — что в бою снято, то свято.
— Но ружье есть, и патронов снаряженных четыре десятка с лишним. И еще под тысячу капсюлей, правда, «сокола» на две сотни выстрелов всего. Придется на дымный порох переходить, местной выделки — а он слабее будет. Ладно, что-нибудь придумаю, время покажет.
Князев окинул взглядом достаточно большое распаханное поле, а там уже проклюнулись зеленые ростки. Сажали мужики под его руководством, сам показывал, что и как. Картошки урожай большой будет, все же на золе, и окучивать будут. А вот насчет кукурузы и подсолнечника сомнительно — все же тут холоднее, чем под Воронежем или Белгородом, даже в Туле теплее. Кукурузные будылья на корм скоту пойдут, а вот зерно вряд ли вызреет, это «Румын» только мог ее здесь выращивать. С подсолнечником чуть лучше будет, но семечки давить на масло можно, а стебли в поташ пережечь.
— Может, лето теплое будет, тогда все вызреет. До речки недалеко, воду для полива таскать можно. А колорадского жука пока нет, это он потом ботву пожирать будет повсеместно.
Иван посмотрел на пронзительно голубое небо и яркое солнце, что изрядно пригревало. Это давало надежду на хороший урожай, если не думать, что война уже рядом, и скоро такое начнется, что и представить нельзя…
Глава 11
— Князь Иван Владимирович, но ни удела, ни прозвища отцовского не ведает, — келарь только покачал головой. Авраамий долго прожил, четырех царей пережил, если первого Димитрия посчитать, и еще при двух
