Время кенгуру - Михаил Эм
Генерал протянул миску с квашеной капустой. Я зачерпнул капусту пальцами и отправил в рот. Что же, теперь буду знать, что в 1812 году умели готовить квашеную капусту.
— Ты какой товар толкаешь? — спросил генерал, упирая в меня тяжелый взгляд.
— А какой нужно? — осторожно спросил я.
— Кушай, не стесняйся, все равно скоро умирать, — посоветовал генерал, наливая по второму стакану.
Коллаборационисту генерал не наливал — тот был при исполнении.
После второго стакана разговор пошел оживленнее.
— Через месяц возьмем Москву, — говорил генерал, наливая еще по одной. — Еще через два месяца — Петербург. Если, конечно, ваш царь не сложит оружие ранее.
— Не сложит, — возражал я. — Вы будете разгромлены под Москвой, после чего успешно ее возьмете. В Москве перезимуете, а потом отправитесь в Париж, в который через два года войдут русские войска.
— Ты совсем пьяный! — смеялся генерал и грозил мне пальцем.
Неожиданно из генеарльского кителя раздалась трель. Генерал вытащил смартфон, посмотрел, кто звонит, и смог подняться на ноги:
— Слушаю, мой император!
«Слушаю» мне не переводили, конечно, — я сам догадался. Остальное содержание разговора осталось неизвестным. Закончив беседу, генерал спрятал смартфон в карман и, пошатнувшись, обратился в мою сторону:
— К сожалению, вынужден вас покинуть. Служба. Напоминаю, что расстрел назначен на завтра, на закате.
Я не успел возразить, поскольку дожевывал соленый огурец, а генерал уже покинул избу. К сожалению, дожевать соленый огурец не удалось: солдаты схватили меня и выволокли из избы.
Меня отволокли на прежний сеновал и оставили там, в разобранном состоянии, вместе со своим внутренним голосом.
Я, на следующее утро
На следующее утро я был никакой, даже внутренний голос заплетался. Спортсменам пить нельзя — просто нельзя, и все. Противопоказано.
Алкогольная интоксикация усугублялась тем, что вечером мне предстояло быть расстрелянным. В мыслях об этом я отлеживался в сене, когда дверь в сарай отворилась, и вошел один из тех французским конников, которые меня арестовали. Офицер — я понял это по нашивкам, которыми он отличался от прочих солдат.
К сожалению, офицер говорил только на французском. Он выяснил это еще во время моего конвоирования, но теперь снова обратился ко мне на французском.
— Слушай, уйди, а? — пробормотал я, переворачиваясь на другой бок.
Офицер потормошил меня за плечо, затем ощупал и вытянул из моего кармана первертор. За все время пленения меня вообще ни разу не обыскали — видимо, по той причине, что оружием я увешен не был, а мелочевка из карманов французов не интересовала.
— Отдай! — я сонно потянулся и забрал первертор из рук француза.
Тот не возражал, но что-то опять залопотал на своем французском.
— Что б тебя!
Поняв, что толку от меня не будет, француз исчез, а я продолжил мучительное полузабытье.
В таком состоянии я находился до полудня. Едва я начал приходить в себя и соображать, в каком положении оказался, как очнулся и внутренний голос.
«Допрыгался? — сказал он. — А я предупреждал: лучше президента».
«А ну тебя!»
Я вспомнил, как француз забирал у меня первертор, и от страха, что потеряю связь с создателями вселенной, совсем очнулся. По счастью, первертор был на месте. Заодно я проверил и наличие айфона: тот был тоже на месте.
По неискоренимой утренней привычке запустил браузер, чтобы посмотреть утренние новости, и прочитал в первом же вывалившемся сообщении:
«Кровожадный, ненасытимый опустошитель, разоривший Европу от одного конца ее до другого, не престает ослеплять всех своим кощунством и ложью, стараясь соделать малодушных и подлых сообщников своих еще малодушнее и подлее, если то возможно. Но, к счастью, есть еще руки, готовые владеть оружием, есть сердца, могущие метать гром, провозглашая истину. Внемли, коварный притеснитель! внемли и трепещи! — Не одно потомство станет судить козни и злодейства твои — современники судят их. В ужасном сем зерцале увидишь верное изображение твое, угрюмое и мрачное, заскрежещешь в ярости и отчаянии: современники осудили тебя на низвержение в бездну адскую.»
Ну разумеется, я же в 1812 году! Интересно, а что там еще? Вау, «Солдатская песня»!
«Ночь темна была и не месячна,
Рать скучна была и не радошна;
Все солдатушки призадумались.
Призадумавшись, горько всплакали.»
Последующие сообщения были под стать первым.
Некоторое время я с восторгом первооткрывателя лазил по сети образца 1812 года, потом вспомнил: меня же сегодня расстреляют!
«А я предупреждал», — напомнил внутренний голос.
«А пожалеть?»
«Человек — сам кузнец своего счастья», — сообщил голос увесисто.
Внутренний голос прав: пора выбираться с сеновала — вселенная в опасности!
Какие у меня возможности, собственно? Тут я снова вспомнил о полученном от кенгуру перверторе. Да ведь это устройство связи! Кенгуру — создатели нашей вселенной. Неужели создатели вселенной не посоветуют, как выбраться из передряги?
Я прислушался: за стенами узилища было тихо. Приник к щели сарая: несколько французов увлеченно беседовали, опершись на ружья. Обо мне никто не вспоминал.
Решив, что сеансу связи с создателями вселенной ничто не помешает, я достал первертор и осмотрел его. Кнопка включения имеется, говорить в дырочку. Оставалось надеяться, что кенгуру снимут трубку. Впрочем, кенгуру сами заинтересованы в устранении протечки, иначе не привлекли бы меня в качестве исполнителя. По не известной мне причине демонтаж вселенной им крайне невыгоден.
«Можно приступать.»
С такой мыслью я нажал кнопку на перверторе, приблизив губы к отверстию, чтобы было наверняка слышно. Я не знал, какая громкость на перверторе предустановлена, а регулировки громкости не обнаружил.
Немедленно после нажатия в лицо мне ударил пахучий запах, как будто я вошел в вольер крупного зверя в зоопарке. Я инстинктивно отшатнулся. Не веря глазам своим, принялся наблюдать, как из отверстия первертора начинает вытекать розовая субстанция. Субстанции было много, очень много. Грешным делом, я подумал, а не это ли протечка во времени. То, что я сейчас наблюдал, гораздо более походило на протечку, чем облезающий пространственный полиэтилен под обеденным столом.
Розовая субстанция вытекала и вытекала, прямо в сено. Я отскочил подальше, чтобы она меня не запачкала. Я еще не позабыл световой луч и прозрачный щуп со светящимися присосками — не хотелось снова быть уволоченным в помещение без дверей.
Раздался звонкий чмок, и вытекание прекратилось. Теперь ожила сама розовая субстанция. Она, извиваясь и на глазах преображаясь, принялась формироваться в… Скоро я понял, в кого принялась формироваться розовая субстанция — разумеется, в кенгуру. Минут через пять после того, как я запустил первертор, передо мной возник Пегий, собственной персоной.
— Ты вызывать? — спросил Пегий.
Его мускулистый хвост ворошил сено, а верхние лапы загибались вниз, как бы в недоумении.
