Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей
Открывали эту минивыставку в среду с таким расчётом, чтобы к выходным как можно больше народа было в курсе показа.
Из новшеств я предложил запускать в помещение зрителей группами по восемь-десять человек. Это еще больше добавляло ажиотажа. И уж совсем необычным было наличие гида-экскурсовода. Попеременно я и Алексей встречали группы. Далее несколько минут распинались, рассказывая, о чём картина, что передаёт, какие приёмы при ее написании использовались. Таким образом мы не позволяли посетителям сразу сформировать собственное мнение. Возможно, потом они и додумаются до чего-то своего, но всё равно будут помнить наши пояснения.
Тыранов стоял скромно возле полотна. С ним знакомили зрителей в самом конце, не забывая перечислить награды и звания художника.
Дальше, не давая опомниться посетителям, группу подводили к столу с красками. Тут уже подключался секретарь Куроедова. В первый день мужчина немного робел и запинался, перечисляя, какие именно открытия были сделаны и сколько патентов оформлено. Но уже на второй день Нил Григорьевич тарабанил заученную речь без запинки.
Первыми отреагировали не на картину, а на краски профессора университета. Мне приходилось отвлекаться от посетителей и рассказывать подробно про химические реакции, мимоходом кивая на пурпурную скатерть стола.
И здесь я столкнулся с полным непониманием со стороны профессуры. Забыл, что периодической системы элементов не существует. Химические реакции записывают словами. Мало того, каждый из этой ученой братии предпочитал свои формулировки.
— Почему вы используете символы Берцелиуса? — докопался до меня один дедок. — Дуалистическая система бесперспективна. Или вы поддерживаете эту чушь об объёме веществ в газообразном состоянии?
Похоже, что нужно «изобретать» периодическую систему, писать справочник по химии, ну и попутно прославлять своё имя. Об этом я тихо сообщил Лешке, когда он подвел ко мне очередного профессора.
— Георгий Павлович, поприветствуйте Михаила Григорьевича, — сиял радостной улыбкой Алексей, демонстрируя мне директора Московской земледельческой школы.
— Господин Павлов, — изобразил я почтительный кивок.
— Как ваши опыты с сахаром? — припомнил профессор наше прошлое общение.
— Торгуем помаленьку, — уклончиво ответил я.
— Думаю, вам следует почитать мой труд «Основания физики». Видите ли, наука — это система понятий, объединяющая действительность и дающая руководство для овладения природой и использования её сил… — Павлов продолжил вещать, а я загрустил. Хорошо Лешке, спихнул профессора и умчался встречать очередную группу посетителей, а мне предстояло слушать, делая умное выражение лица.
Как оказалось, у нашей беседы был еще один зритель. Ксенофонт Данилович как раз вернулся после посещения буфета университета, полный сил и энергии. Куроедову внимание преподавательского состава чрезвычайно льстило. Послушав немного разглагольствования Павлова, он встрял с замечанием, что проводит наблюдения за погодой нашего региона.
— Каждый день пишем направление ветра, осадки и прочие явления, — заверил сосед. — Когда градусник закажем, будем температуру воздуха замерять. Это чтобы вывести стас… стаки… Георгий Павлович, что мы там будем писать? — ничуть не смутился Куроедов, задав уточняющий вопрос.
— Статистику температуры. Минимум, максимум и по сезонам, — ответил я.
— О! — обрадовался Павлов и, подхватив Куроедова под локоток, увёл в сторонку.
Надо сказать, вовремя. Та группа, которую просвещал Алексей, как раз переместилась к столу с выставленными наборами красок. Если у кого возникнут вопросы, то придется мне отвечать.
Как мы и ожидали, самый пик посетителей пришёлся на субботу. В зал уже запускали по двадцать человек, иначе в коридоре скапливалась огромная толпа. Правда, эта толпа теперь переместилась в зал. Народ, посмотрев на картину, не спешил уходить. Зрители обменивались мнениями. Кто-то уже видел ранее, что-то у себя в голове осмыслил и пытался донести свои замечания.
— Это новое направление…
— Вольнодумством попахивает…
— Неслыханно! Это какие-то бунтари…
— Что-то в этом есть… Реализм, говорите?
— Сам старец Самарский холст освятил…
— Неужто?
— Вот те крест, — заверял Куроедов. — Отец Нестор так и сказал, что изображения по греческому образцу с их многобожием срам сплошной.
Подобного высказывания от нашего батюшки я не слышал. Но кто его знает? Главное, что мнение от «святого» старца ушло в массы.
Публика на выставку приходила разношерстная. Скорее всего, это был повод выйти в люди. Дамы в богатых туалетах выгуливали свои украшения, их сопровождали кавалеры в модных костюмах, с лицами, не особо обремененными интеллектом. Обсуждали они всё что угодно, не только наше полотно.
— Изящество штиля, право. Вы читали этого новомодного англичанина?
— Полностью согласна. Вольтер, конечно, вольнодумец, но не кажется ли вам, что называть его скотом[1], право, уж чересчур…
В понедельник Алексей отправится в столицу, чтобы опередить нас на несколько дней и начать формировать общественное мнение в Петербурге. Заодно подтвердит наши договорённости о размещении полотна.
Мы особо не мудрили и выставлять картину планировали тоже в университете (Санкт-Петербургском Императорском). На специальных площадках для именитых художников не рискнули расположиться. Если всё сложится удачно, то новое место нам предложат чуть позже, а пока и университета хватит. Главное, правильно себя подать и не настроить негативно критиков. Николай I как раз поддерживал всю эту античность в живописи. Ходили слухи, что государь распродаёт картины, которые, по его мнению, не соответствуют канонам и высокому стилю. Якобы даже портрет Вольтера приказал убрать, заявив, что философ на портрете похож на обезьяну. В общем, лучше не привлекать внимания императора. В столице и без его мнения критиков хватает.
В Москве всё складывалось более-менее удачно. Развлечений в это время не так много. И наше появление стало значимым событием в городе. К тому же акцент быстро сместился на изобретения в области химии и, в частности, на краски, да еще и в тюбиках. Купили их не так чтобы много, всего с десяток наборов. Да мы и не имели намерения особо торговать в Москве, потому задрали цену. Пусть художники попробуют, поделятся впечатлениями, снова обсудят, а уж если захотят новые пигменты приобрести, то можно отправить заявочку с купцами.
Куроедов блистал и сверкал в лучах славы, щеголял в новом костюме, рассуждал на любые темы, начиная от моды и заканчивая медицинским справочником. Повезло, что никто из медицинских светил выставку не посетил, иначе, боюсь, случился бы скандал.
Медиков к понятию «гигиена» и прочему нужно подготавливать постепенно. Соседу я как мог внушал эту мысль. Зачем нам эта нервотрёпка? Напечатаем книгу, выпустим в продажу и смоемся в поместье. Пусть эти учёные и доктора сами друг с другом выясняют отношения, доказывают или опровергают. В любом случае патенты у нас будут, как и денежные поступления, а известность в научных кругах не особо
