Западный рубеж - Евгений Васильевич Шалашов
— Я задумался: почему Зуев хранил в своем кабинете три совершенно одинаковые книги, если они есть в отделе иностранной литературы? И здесь я обнаружил настоящие шифрограммы. Причем — исполнение простое и оригинальное. Вот, посмотрите.
Все три выложенные на стол книги абсолютно одинаковые.
— Как вы считаете, каким способом составлена шифровка?
Книгочеев смотрел с ехидным видом, заранее радуясь недогадливости начальника. Я же взял книги, посмотрел на обложки. Joseph Conrad «The Secret Agent». Насколько помню, главным героем там является анархист, что выдает себя за обычного торговца канцтоварами, а сам потихонечку готовит серию взрывов. И как с помощью книг дать задание агенту? Пожалуй, можно. Уже сам роман дает подсказку к действию.
— Только если накалывать иглой буквы или слова, — предположил я.
— Вы знали? — с разочарованием произнес Книгочеев.
— Только сейчас догадался, — покачал я головой. — А если бы вы не сунули меня носом в книгу, ни за что бы не понял.
Не станешь же говорить, что прочитал о таком способе отправления посланий в биографии Конан Дойла? Сэр Артур с помощью булавки отправлял письма своему родственнику, находившемуся в немецком плену. У меня если и всплывали мысли о методе Конан Дойла, то при взгляде на библиотеку с иностранными изданиями они куда-то уходили.
— Александр Васильевич, — продолжил я. — Раскрытие шифра — целиком ваша заслуга. Расскажите, что вы там обнаружили?
— Прежде всего, названия мест, имевших непосредственное отношение к Архангельску, названия кораблей и сопоставил их со странными взрывами. Например, в этом экземпляре, — Книгочеев потянул на себя одну из книг, раскрыл ее и принялся водить пальцем по крошечным отверстиям. — Тут обозначена Бакарица, склад номер пять. В июле шестнадцатого года этот склад сгорел по невыясненным обстоятельствам. Кстати, там хранились запасы импортных продовольственных товаров. Что за товары и на какую сумму был причинен ущерб, я уже не помню, но они предназначались к отправке на фронт. Далее. В следующей книге упомянут Александровск[3]. Там у нас находилась кабельная станция, поддерживавшая телеграфную связь с Англией. Так вот, станция сгорела при загадочных обстоятельствах, а связь с англичанами оказалась прерванной на месяц.
— То есть, теперь можно точно сказать, что это не случайность? — поинтересовался я, хотя ответ очевиден.
— Увы, да, — развел руками бывший ротмистр. Потом вздохнул: — А самое скверное, что я помню, как приходили эти книги. Могу даже назвать примерные даты — апрель, июнь и сентябрь. Библиотека как раз получала в это время партии книг из Москвы. Но книги для Зуева приходили часто, мы не обращали внимания.
— Чтобы спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес, — припомнил я подходящую цитату, вычитанную мной у незабвенного Бушкова. Сказал, если не ошибаюсь, Честертон.
— Правильно сказано, — кивнул ротмистр, и добавил: — У нас говорили — подобное прячь среди множества подобных.
— А что за название упомянуто в третьей книге?
— Барон Дризен.
— Дризен? Барон? — удивился я, пытаясь припомнить баронов с такой фамилией.
— «Барон Дризен» — название парохода, прибывшего прямым рейсом из Нью-Йорка, — пояснил Книгочеев. — У него на борту находилось около ста тысяч пудов взрывчатки. Во время разгрузки произошел взрыв.
Сто тысяч пудов, это тысяча шестьсот тонн! М-да, не слабо должно рвануть.
— «Дризен» почти разорвало на части, — подтвердил мою догадку Александр Васильевич. — Кроме него повреждены и затонули два парохода — один наш, второй английский. Погибло или пропало без вести полторы тысячи человек, две тысячи получили ранения. Была уничтожена электростанция, десятки домов. Следствие проводила специальная следственная комиссия из Петрограда, отыскавшая виновного — боцмана Палько. Тот признался, что в Нью-Йорке его завербовала германская разведка, и он в порту подложил в носовой трюм бомбу с часовым механизмом. Палько признали виновным, повесили. Но теперь мне кажется, что боцман оказался самой удобной фигурой — единственный, кто остался в живых из команды «Барона Дризена». На выживших всегда падает подозрение. Кроме того, боцман некогда обвинялся в хранении нелегальной коммунистической литературы, а отношение большевиков к войне было известно. Вполне могло так статься, что Палько заставили признаться. Иных доказательств, кроме признания боцмана, у комиссии не нашлось.
— Закономерный вопрос: на кого же на самом деле работал господин Зуев? — хмыкнул я. — Будь он английским разведчиком, то не стал бы наносить ущерб интересам союзников.
— Значит, Зуев был двойным агентом, — совершенно резонно предположил Книгочеев. — Работал одновременно на англичан и на немцев. Возможно, что на австрийцев.
— А как вы считаете, Зуев мог работать на Польшу?
— На Польшу? — вскинулся Книгочеев, как тот чиновник, что проверял паспорта в стихотворении Маяковского. — Зуев прибыл сюда в девятьсот седьмом году, а Польша появилась спустя десять лет. В девятьсот седьмом никому бы и в голову не пришло, что Юзеф Пилсудский соберет воедино куски кусочки бывшей Речи Посполитой. Скорее всего, Зуев работал на немцев.
— А если допустить, что Зуев изначально являлся членом польской националистической группировки, например, пресловутой революционной фракции, созданной Пилсудским внутри ППС[4], мечтавшей о возрождении Польши, а потом он его завербовала английская разведка? Причем Зуев стал работать на англичан с согласия руководства партии. Возможно такое?
— Мне кажется, это слишком сложно, — пожал плечами Книгочеев. Подумав несколько мгновений, покачал головой: — Впрочем, если вспомнить, что Пилсудский стал проповедовать «прометеизм»[5] еще накануне русско-японской войны, а обретение независимости Польши он связывал с разгромом России в Великой войне, то вполне возможно. И если допустить, что господин Зуев был единомышленником Пилсудского, то все встает на свои места.
— Забавно, — сказал я, хотя на самом-то деле не видел ничего забавного. — Польский националист, прикидывавшийся русским полонофилом, работавший на Британию и одновременно вредящий Антанте, чтобы досадить России.
На самом-то деле, мне стало очень грустно. Получается, Зуев обвел меня вокруг пальца. Да я и сам хорош. Уперся в то, что господин главный библиотекарь — английский шпион и не стал проверять иных линий, хотя должен был. Слабое утешение, что мое руководство — Кедров с Артузовым — не ставило мне задачи по отработке Зуева на предмет принадлежности его к «Двуйке», то есть ко Второму отделу Генерального штаба Войска Польского, а если конкретно, то
