Кровавое золото Еркета - Герман Иванович Романов
— Сделаем, княже, сейчас же приказы настрого отдам. Число дозорных утрою, тогда мы воров перехватим, если что…
— Не сомневайся — родовой честью клянусь, видение мне было — за потерю мою жуткую помощь будет оказана, — глядя на мертвенно бледное лицо Бековича-Черкасского, Бородин не усомнился в истинности его слов. А потому мысленно решил отправлять в степь по одной сотне от каждого полка, а в другой держать коней под седлами, дабы помощь немедленно оказать.
— Токмо всех не рубить — отловить полоняников, особенно из «черных шапок», кои себя каракалпаками именуют. Язык их и одежду знаете, не ошибутся ваши люди?
— Будет тебе ясырь, князь — знаем их наречие, который год сшибки ведем, почитай каждый год в набеги на нас ходят вместе с ногайцами. А раз в три года и хивинцы к городкам подходят.
— Вот и хорошо. И особенно сейчас хватайте тех, кто с нашего берега на Бухарскую сторону переходит. Взад вертайте связанными, а мы тут поспрашиваем их, чего же они так в дорогу заторопились — палачи у меня добрые, спрос вести умеют.
— Сделаем, княже, далеко разъезды вышлем.
— Да, и что это у вас творится — почто три десятка казаков самовольно ушли, пока я в горечи пребывал?!
— Поймаем ослушников, как вернемся — все под плети лягут. Веру они в успех потеряли, вот и ушли тайно. Но я за ними в погоню сейчас казаков на добрых конях отправлю…
— Не нужно, с полонянками вернетесь, да со скарбом, да с дуваном, сами локти себе начнут кусать. Только им баб и девок не давайте, чтобы слабые духом детей себе не заделали!
— А ведь ты прав, князь, пусть «добро» свое сухими ладонями ночами сжимают, и о бабах мечтают!
Атаманы захохотали, и этот громкий смех услышали другие казаки, что вот уже несколько дней пребывали в смятении. И разом все повеселели, и чувство обреченности, что зародилось в сердцах у многих, потихоньку стало исчезать. А ведь гибель княгини с дочками на всех произвела тягостное впечатление — слишком дурная примета перед началом похода. А раз смех доносится, то оправился князь, и гнев свой против хивинцев направит. Так что не все плохо, как казалось…
Глава 7
— На указе государь Петр Алексеевич может начертать, что душе угодно, бумага все стерпит. А на деле совсем иные цифири стоять будут, реальные, а не те, что с пальца высосаны и прописаны.
Бекович еще раз просмотрел роспись своей воинской силы, что находилось под его командованием. Казачьей конницы четыре полка — три яицких, общей численностью 1069 казаков вместе с атаманами. И еще полк гребенских казаков атамана Басманова в 368 душ. А по «росписям» положено состоять по пятьсот казаков в каждом, атаманы и старшины сверх предписанного царем реестра. Вот только царь-батюшка не принял во внимание, что стариков и «малолеток» в походы никогда не берут, вот и пришли казачьи полки в большом некомплекте. Но это были как раз те воины, которые знали хивинцев, как «облупленных», неоднократно сражались с ними в степи и пустыне, ведали про все их уловки и воинские хитрости, не раз попадая как в засады, так и устраивая своему давнему врагу разные ловушки.
Полк татар-ногайцев вообще отсутствовал как таковой, а семь десятков всадников привел мурза Булат Тимбаев — единственную конную сотню, причем неполную. Впрочем, казачьи сотни были точно такой же численности, на треть меньшего состава, чем царем был положен по росписи. И никуда от этого не денешься — хронический некомплект был обычным делом, ведь люди имеют свойство болеть и умирать, а подьячими это никогда не учитывается, написана цифирь, вот ее то и впишем.
Хан Аюка прислал калмыков в «силе тяжкой», аж три десятка во главе со своим доверенным сотником Манглаем-Кашкой. Тот постоянно улыбался и кланялся, но при этом отводил взгляд, а раскосые глазенки бегали воровато из стороны в сторону. Так что Бекович сильно насторожился, и отдал яицким казакам приказ особливо следить за «союзником». Но больше полагался за надзор ногайцев — те люто ненавидели калмыков, с которыми вели постоянные войны, а тут оказались в одном войске.
Самого князя охраняли два десятка преданных кабардинских узденей, да два брата, что были при них десятниками — в верности их Бекович не сомневался, все воины испытанные, прошли не одну схватку — рубиться умели, да и стреляли метко.
Вся его легкая конница, столь нужная для маневренных действий в пустыне и степи составляла ровно полторы тысячи клинков — двадцать «сотен» — 14 яицких, 5 гребенских и ногайская. Еще одна «сотня» яицких казаков из шести десятков, находилась в Тюп-Карагане, отправленная туда на усиление, где гарнизон крепости святого Петра терпел страшные лишения, а смерть косила солдат уже десятками.
Однако главной силой были отнюдь не казаки, а свыше шестисот завербованных драгун — природных шведов, финских гаккепелитов, лифляндцев, многократно переменивших службу немецких рейтар — саксонцев, пруссаков, баварцев, остзейцев, гессенцев и прочих наемников. Все они готовы были за хорошие деньги пойти куда угодно, благо за свою беспокойную жизнь прошли и «Крым, и рым», и напоить землю кровью, своей или чужой, тут совершенно неважно — давно не боялись.
Пять полнокровных рот хорошо экипированных всадников составили отдельный эскадрон, по сути, целый полк, и пока не торопились умирать от тягот — все хорошо отъелись в Астрахани, раздобрели на казенных харчах, обмундировались и вооружились до зубов.
Мираж золота, которое они будут получать в ханской «гвардии», туманил головы — им ли, воинам славного короля Карла, что воюют уже второе десятилетие, боятся каких-то грязных басурман?!
Хорошие солдаты, что тут скажешь, в будущие времена таких именовали «дикими гусями», профессиональные наемники, настоящие «псы войны». И командовал ими силезец — майор
