Храмовый раб - Дмитрий Чайка
— Где он?
— В яме, господин, ждет суда.
— Не затягивайте с этим. Известите судью, пусть собирает присяжных.
— Да, господин.
Через три дня на главной площади, при большом стечении зевак, состоялся суд. На возвышении, покрытом коврами, восседал уже знакомый Максу вельможа с завитой бородой и высокой разноцветной шапкой на голове, расшитой золотыми нитями и украшенной камнями. Высокомерная морда и огромное количество золота на шее и руках в стиле «цыганский шик» подчеркивали серьезность ситуации. С точки зрения Макса, его вид был верхом безвкусицы, но по местным меркам судья был эталоном стиля и явно обдумывал свой гардероб. Даже складки длинного кафтана были разложены вокруг сидящего неподвижно судьи в каком-то хорошо продуманном порядке.
— Сколько же он бороду свою завивает, — подумал Макс. — Волосок к волоску прямо. И Макс продолжил жадно смотреть на происходящее. После довольно однобокого знакомства с местной жизнью, заключавшегося в чистке отхожих ям, сегодняшний день можно было считать праздником. Впрочем, так думала половина города, находившаяся тут же.
По бокам вельможи стояли два черных, как сажа, раба, привезенных из далекого Египта и обмахивали его опахалами. По правую и левую руку сидели уважаемые в городе люди, выполняющие роль присяжных. К собственному удивлению, Макс узнал, что организация судопроизводства в Эламе и Месопотамии была более прогрессивной, чем в родной ему федерации, где к судам присяжных и состязательности процесса все шло очень и очень медленно.
Уважаемые люди, судя по всему, тоже отнеслись к делу ответственно, и количество пестрых тканей, камней, перьев и ожерелий радовало глаз, складываясь в какое-то безумное цветное пятно. Но местным эта картина казалась исполненной великолепия, что явно было видно по вытаращенным глазам горожан, тыкающих без стеснения пальцами в особо удачный образец местной моды.
— Ти-и-и-хо-о-о-о! — заорал глашатай, стоящий на возвышении. Благородный Темпти-Шилхак, глаза и голос великого царя, начинает свой суд. Житель города Римуш обвиняется в воровстве вверенного ему зерна у храма великого бога Иншушинака. Приведите обвиняемого.
На площадь привели Римуша со связанными сзади руками. Голова и могучие плечи были опущены. Сзади шли стражники с копьями. Римуша подвели к возвышению и поставили на колени.
— Ты знаешь, в чем тебя обвиняют? — спросил Темпти-Шилхак.
— Да, господин.
— Что можешь сказать об этом?
— Я невиновен, господин.
— Ты готов поклясться?
— Да, господин. Клянусь Великой Матерью, великими богами Хумпаном и Иншушинаком.
Площадь зашумела. По местным понятиям, после таких слов обвиняемый мог встать и идти в ближайший кабак, обмывая освобождение. Великие боги в противном случае должны были испепелить святотатца на месте. Но солнышко на небе сияло, как ни в чем не бывало, а обвиняемый был здоровее некуда.
— Пусть выступит представитель храма великого бога Иншушинака.
Перед возвышением встал эну Хутран.
— Великий и благородный судья, в храме стало пропадать зерно, и я решил проверить это. Я сам принял на воротах партию ячменя, пересчитал ее, но на склад поступило на два мешка меньше. После этого склад был пересчитан, проверены записи и был выявлен излишек пятнадцать мешков.
— Я ошибся, великий судья, — закричал Римуш.
Стражник ударил его палкой.
— Говорить будешь, когда тебя спросят.
— Так в чем храм обвиняет этого человека, если ничего не пропало? — спросил судья.
— Он накапливал излишки и продавал их, — сказал эну Хутран.
— Вам есть, чем доказать свои слова?
— Я прошу позвать старшину крестьян хозяйства храма, о великий и благородный судья.
— Пусть придет.
Перед судом стал невысокий пожилой мужчина в коричневой тунике.
— Назови свое имя.
— Набишту, — великий господин, склонился крестьянин.
— Что ты можешь пояснить по этому вопросу?
— Великий и благородный судья! Я руковожу общиной, которая обрабатывает земли, принадлежащие храму великого Иншушинака. Мы чтим богов, поэтому содержим в полном порядке наши каналы, и за это боги благословляют нас хорошим урожаем. Мы отдаем положенную долю храму и пользуемся уважением, как честные люди. Но в прошлом году умер уважаемый всеми хранитель зерна, и на его место встало это порождение осла и шакала. С каждой партии у нас стало не хватать то одного, то двух мешков. И нам приходилось привозить из своих запасов. А ведь у нас дети, великий господин. Один мешок-это неделя жизни для целой семьи. В этот день мы заехали в ворота, и наш обоз был пересчитан прямо у въезда, чего раньше не бывало. Пересчитал какой-то раб, который сделал это на диво быстро. Господин жрец не поверил ему и пересчитал за ним. Все оказалось верно. Семьдесят два мешка ячменя. Мы проехали к хранилищу и выгрузили зерно. Но этот негодяй, — старшина ткнул пальцем в Римуша, — посчитал, что мешков только семьдесят. Раб начал спорить с хранителем, и он жестоко избил его.
— Раба убили или искалечили? — спросил судья.
— Нет, господин, — ответил эну Хутран. — Он просто избит.
— Тогда нам нет дела до него. Продолжайте.
— Великий и благородный судья, — продолжил эну Хутран. Мы опросили стражников, и выяснили, что Римуш регулярно вывозил зерно на рынок по моему поручению. Но я такого поручения ему не давал. Также мы опросили всех торговцев зерном и выяснили, кому он продавал украденное. Всего за украденное зерно он получил сорок сиклей серебра. И торговец зерном, и стражники, и даже избитый раб находятся здесь и готовы предстать перед вашим светлым ликом.
— Ты, негодяй, куда дел деньги? — спросил судья Римуша.
— Проиграл в кости, — поник тот. — Пощадите, господин. Я возмещу украденное.
— Ну что же. Все стало ясно, и я оглашаю приговор. За воровство у храма великого Иншушинака, лжесвидетельство и ложную клятву именем богов, приговор-смерть. Судья повернулся к присяжным:
— Ваше мнение, уважаемые?
— На кол его!
— Нет, уже казнили
