Леонид Кондратьев - Отыгрывать эльфа непросто! Книга 2.

— Неужели ты думаешь, что из-за своих тёмноэльфийских предпочтений я не рассматривал другие варианты, в том числе и наземный? Уверяю тебя — это не так. Рассматривал и счёл неподходящим.

Жаль, что мимика Лешего не до такой степени развита, как например у Олега. Тот вообще превратился в одни большие уши, даже почти не моргает. А Дух Чащи, чувствуется, сейчас будет своё мнение отстаивать до последнего. Ничего, продолжаем.

— Судя по опросу местного населения — тут я устремил взгляд на старшину и компанию — зима в этих краях довольно снежная и холодная. А в светлоэльфийском дворце с обогревателями, как мне помнится, плохо. Нет, конечно можно поступить так же, как делают мои светлые собратья — силовой купол и климатический контроль подкупольного пространства. Но тут есть одно 'Но'.

Чем больше я развивал свою мысль, тем сильнее по телу расплывалось давно забытое ощущение — ощущение лекции, обычной лекции в родном институте. Только студенты более внимательны и прислушиваются с удивлением и интересом. Примерно так, как прислушивались бы реальные студенты к лекции о видах любви со слайдами (если не ошибаюсь, этот анекдот ещё не придумали — надо будет потом рассказать). Но это я отвлёкся. И в незначительную лакуну моего выступления вклинился Леший.

— Так с энергией у нас всё нормально, а к концу осени как раз мэллорны в силу войдут. Можно будет на версты четыре вокруг вечное лето устроить и ещё энергия останется. В чём проблема то?

— А проблема как раз в том, что хумансы научились летать с помощью своих тарахтелок. И с воздуха описываемый дворец с парком для выгула принцесс будет виден — да я даже сравнить не знаю с чем. Громадное пятно летнего леса посреди заваленной снегом Чащи, конечно 'очень незаметно' с воздуха, просто вершина маскировки.

— Глава, ну и что? По земле они всё равно к нему не подойдут, да пусть хоть сто лет вокруг круги наворачивают.

Мои надежды, что в разговор вклинится старшина или Сергей всё же оправдались. Сергей оказался быстрее. Или наглее — пока не понял.

— Правильно Ссешес говорит, демаскировка будет полная. Что по земле не подойдут, так эскадрилья штурмовиков за час любой дворец по камешку раскатает. А если тяжёлые бомбардировщики прилетят, то тут всё перепахано на метр в глубину будет. Так что дворец — это конечно хорошо, но глубокая землянка гораздо лучше.

Глава 4

Приказ НКВД СССР?00237 о мероприятиях по обеспечению секретности использования медикаментозного состава 'Зелье кошачьего глаза' лётчиками ночных эскадрилий

Москва. 24 июля 1941 г.

Сов. секретно

Содержание:

о мероприятиях по обеспечению секретности использования медикаментозного состава 'Зелье кошачьего глаза' лётчиками ночных эскадрилий

№ 00237

24 июля 1941 г.

В целях обеспечения секретности использования медикаментозного состава 'Зелье кошачьего глаза' лётчиками ночных эскадрилий приказываю:

Начальнику Особого технического бюро НКВД майору Государственной Безопасности В.А. Кравченко:

1. С целью дезинформации противника разработать и установить на самолёты прибор якобы предназначенный для ночных вылетов.

2. Разработать комплекс мер для создания видимости особой важности прибора (охрана, хранение, установка)

3. Снабдить приборы устройствами самоуничтожения, гарантирующими его практически полное уничтожение.

4. Организовать утечку информации о существовании закрытой лаборатории при институте мозга занимающейся проблемой зрения.

Саров С.Г. 'Ночные лётчики и их роль в Великой отечественной войне', Военное издательство министерства обороны СССР, 1992 г. Избранные фрагменты мемуаров.

К нам на аэродром в сопровождении двух автоматчиков и одного капитана из НИИ ВВС прибыл майор НКВД — Куров Геннадий Степанович. С начальником нашего тридцать третьего ИАП-а Николаем Ивановичем Акулиным майор имел беседу в закрытом кабинете в течение полутора часов. Всё это время перед закрытыми дверьми кабинета стояли прибывшие с майором два сержанта с ППД. Вечером случилась вторая неожиданность: к нам на полосу приземлилось звено 'Мигов' НИИ ВВС, и в здании штаба новоприбывшим срочно выделили комнату с охраной. 24 июля утром нам на собрании объявили о формировании трёх новых звеньев с участием прибывших вчера лётчиков. И что на время полётов экипажи звеньев переведут в отдельную казарму и полностью запретят общение с персоналом не занятым непосредственно обслуживанием этой отдельной эскадрильи. Как мы догадались — привлечение пилотов нашей части к формированию эскадрильи было обосновано знанием района боевых действий. Лётчики НИИ ВВС хоть и изучили район по картам, но полностью уверенными себя не чувствовали. Вот в то утро я и узнал, что переведён во второе звено вновь созданной на базе нашего истребительного полка особой ночной эскадрильи. Первое что меня поразило — подписка о неразглашении, которую заставили подписать всех наших вновь переводимых пилотов, и техников. Потом каждого из нас (и аэродромный персонал тоже), почти четыре часа песочили особисты. А после них была отдельная медкомиссия, промурыжившая нас до глубокого вечера. За этот, показавшийся нам бесконечным день, была провёрнута гора организаторской работы. Фактически эскадрилья была сформирована с нуля за неполных восемь часов. Для её организации не жалели ни людей, ни средств. На обслуживание особой эскадрильи раздёргали БАО. Вдобавок против всех норм и правил были выделены мотористы, оружейники и прибористы и всё это для обслуживания одной эскадрильи. В кратчайшие сроки были выделены помещения для отдельной столовой и для дополнительной охраны в виде двух рот автоматчиков. Всех пилотов, включая новоприбывших, поселили в отдельную казарму и запретили покидать расположение части.

Уже вечером, после медкомиссии, нам на собрании в присутствии капитана НИИ ВВС и майора Курова, теперь являвшегося нашим куратором, наконец объяснили к чему такой уровень секретности.

Оказывается, на базе нашей эскадрильи будет проходить войсковые испытания новый секретный химический состав, дающий возможность безо всяких приборов видеть в темноте.

Тем же вечером под присмотром врачей весь лётный состав эскадрильи принял микстуру. Нам раздали мотоциклетные очки с затемнёнными тёмно-синими стёклами, рассадили по стульям и выдали рекомендации по дальнейшему поведению на период приёма препарата: Днём и в освещённых помещениях находиться только в затемнённых очках. Ни в коем случае не пытаться смотреть на солнце и осветительные приборы в период действия препарата.

Эскадрилья переводилась на полностью ночной образ жизни. Контакты с любыми людьми извне запрещались. Запрещались даже разговоры и общение с охраной и персоналом БАО. Общение с техперсоналом допускалось только в присутствии охраны. Посадка самолётов, даже при технической неисправности или боевом повреждении разрешалась только на нашей полосе. На период проведения испытаний использование парашютов запрещалось, и они изымались — так что первое время мы летали без них. После беседы с особистами нам стало понятно одно, что в случае угрозы плена — лучше застрелиться самим. Так будет лучше для всех, потому что если тайна этого состава уйдёт к немцам, то их ночные бомбёжки столицы усилятся, а их результативность возрастёт.

Через несколько минут после приёма наступила небольшая дезориентация. Потом начались странные изменения в окраске окружающих предметов. Лично меня особенно поразил цвет ремней портупеи — они внезапно стали розовыми. Довольно тёмное помещение, в котором нас собрали, освещённое только одной керосинкой, внезапно начало светлеть. Даже не так — не светлеть. Места, ещё недавно покрытые густой непроглядной тенью, теперь стали видимы из-за того, что тени, щедро заполнявшие помещение потеряли свою насыщенность и стали серебристо-прозрачными. Кроме этого все находящиеся в помещении внезапно начали светиться насыщенным красным светом. Впрочем, мои руки и видимые части тела тоже светились. А находящаяся на столе перед нами керосинка засияла как прожектор. И у меня, и у остальных испытуемых глаза очень быстро приспособились к новой чувствительности и странностям в освещении. Как нам объяснили находившиеся рядом медики, на период действия препарата глаз человека начинает воспринимать невидимое инфракрасное излучение, и возрастает чувствительность к световому излучению видимого диапазона. Также происходит процесс изменения зрачка, что хоть и позволяет более быстро приспосабливаться к изменению освещённости, но немного сужает поле зрения пилота. Кто-то из медиков НИИ ВВС, сейчас уже не помню кто — да и не представлялись они поначалу, высказал мысль о том, что своим действием препарат на голову превосходит испытываемые микстуры на основе белладонны. Те вызывают лишь расширение зрачка и увеличение количества проникающего к глазному дну света, но не позволяют работать в условиях переменного освещения. Также при их использовании сильно теряется острота зрения. В довершение своих слов он попросил включить свет. Вспыхнувшие под потолком ещё недавно слабые электрические лампы залили помещение почти нестерпимым голубым светом. Инстинктивно я зажмурился, но это не помогло, так как свет лампочки продолжал пробиваться даже сквозь веки. Лишь натянув очки, я смог чуть приоткрыть глаза. Даже в очках окружающий свет был очень ярок, а без них он просто физически приносил боль. Через некоторое время глаза несколько приспособились к освещению, но всё равно по отзывам лётчиков, столь яркий свет вызывал раздражение, и поэтому было ощущение, что в глаза порошило пылью. Видя наше состояние, электрическое освещение в комнате отключили, оставив его только в коридоре за закрытой дверью. Тогда мы ещё не знали, что стали первыми испытателями не просто фармацевтического препарата, а первого препарата с магической составляющей.