Томас Сван - Вечный лес
Сначала я наблюдала лишь за ходом работы, а затем стала разглядывать самих работниц, и мое первое впечатление о том, что это самые неженственные из всех женщин, подтвердилось. Они были серыми, мохнатыми, толстыми, с короткими крыльями, при помощи которых, казалось, невозможно даже оторваться от земли. Крылья непрерывно с шумом бились, но взлететь они могли, лишь прилагая огромные усилия. На их лицах присутствовало только одно выражение – раздражительность. Все были без одежды. Между ними летала их королева, отдавая неожиданно ласковым голосом строгие и точные приказы: «Добавь сюда воска», «Дай глине высохнуть», «Кто принес это гнилое бревно? Я же вам указала все деревья, которые нужно срубить». Она была красива, как феникс[16], даже когда хмурилась, а хмурилась она постоянно, но только до того момента, пока не заметила меня.
Тогда она улыбнулась, и ослепительная улыбка застыла на ее лице, чтобы уже больше не исчезнуть на протяжении всего нашего разговора. Я легко узнала ее по шелковой тунике тигровой расцветки. Сама она была маленькой и хрупкой, а ее ножка – вообще размером с мой большой палец. Тонкие крылья переливались, как переливается в лучах солнца капелька росы, упавшая на паутину. Глаза были такими же раскосыми, как у трутней, и поэтому казалось, что они не принимают никакого участия в улыбке, и только уголки губ слегка приподнимаются, обнажая ряд мелких, ослепительно белых зуба. Но сотворила ее не Великая Мать, а другая, чужая богиня. В ней не чувствовалось широты – я не имею в виду ее пропорции. Я говорю о душе. То, что было маленьким в ее теле, было мелким в душе.
– Моя дорогая соседка, – заговорила она, время от времени поглаживая что-то вроде лисьего хвоста, накинутого на шею, – твое появление – как восход молодого месяца над заиндевевшими деревьями. Я хотела бы бросить тигровые лилии к твоим ногам, я хотела бы омыть их настоем мирриса[17]…
Сама я женщина простая, и все ее тонкости мне быстро надоели. Я протянула корзину:
– Я Зоэ, дриада, принесла тебе желуди и куропатку.
– Желуди и куропатка, – воскликнула она, как мне показалось, с восторгом (а может, с насмешкой над неловкой деревенщиной, принесшей такие примитивные, грубые дары?),– это необычайная редкость.
Лисий хвост вздрогнул. Это было явно что-то живое, но не имело никакого отношения к лисе.
Я с трудом сдержала желание швырнуть куропатку ей прямо в лицо, чтобы нарушить невозмутимость этой фарфоровой куклы. Но одна вспышка гнева могла испортить все дело, надо вести себя, как Кора.
– Я пришла, чтобы приветствовать тебя в Стране Зверей.
– Само твое присутствие – уже подарок. Ценность же твоих даров не поддается измерению.
Интересно, что бы она сказала, если бы я принесла ей бриллианты или сапфиры?
– Как видишь, мое скромное жилище еще не закончено. Но есть одна комната, где мы могли бы поговорить и обменяться теми маленькими секретами, которые имеются у благородных женщин всего мира. Может, ты познакомишь меня с традициями своей страны, чтобы я могла вести себя соответствующим образом. У себя дома я была королевой. Здесь я гостья и могу, не желая того, кого-нибудь обидеть.
Так называемое скромное жилище представляло собой лабиринт, который мог бы посрамить даже знаменитого архитектора Дедала[18]. Стены, покрытые восковой глазурью, сверкали множеством зеркал, и за каждым поворотом мы встречали свои собственные отражения: неизменная улыбка Шафран и я, такая толстая, с красным лицом, казавшаяся в такой изысканной обстановке чрезвычайно грубой. Несмотря на все старания, лицо мое выражало вместо предвкушения чего-то приятного непреклонную решимость. Коридоры и комнаты сменяли друг друга. Канделябры, сияющие бесчисленными огнями свечей, сделанных в форме лилий, свисали с потолков и изливали на нас потоки мерцающего света. В одной из комнат пчелы разливали нектар по серебряным сосудам, в другой – работник ковшом смешивал пыльцу с вином, причем делал это с энергией, сравнимой лишь с тем, как женщины-кентавры подметают пол. Наконец мы оказались в приемной Шафран. Она повторяла шестиугольную форму улья и находилась в самом его центре.
Шкуры леопардов толстым, в несколько дюймов слоем покрывали пол, их черные и золотистые пятна, бесконечно повторенные глянцевыми плитками стен, создавали ощущение, что ты находишься в джунглях, населенных прекрасными и жестокими животными. Плетеный стул, поддерживаемый серебристыми нитями, свисал, слегка раскачиваясь, с потолка. У него не было спинки, чтобы королеве было удобно расправлять крылья. В центре комнаты стоял каменный пьедестал, на котором явно не хватало статуи. Вероятно, он предназначался для фигуры какого-то крылатого божества, еще не вырезанной или не отлитой.
Шафран беспомощно пожала плечами:
– Из-за бури мы прилетели сюда почти без вещей. Ты должна извинить меня за бедное убранство комнаты. Нечего даже поставить на пьедестал. («Ничего, – подумала я. – Все, что тебе нужно, ты быстро украдешь».)
Она жестом пригласила меня сесть на шкуры, бросив неодобрительный взгляд в сторону стула:
– На нем тебе будет неудобно (она хотела сказать, что нити не выдержат моего веса).
Взмахнув крыльями, королева взлетела на стул и стала устраиваться на нем, слегка раскачивая ногами, затем внимательно посмотрела на меня. В этом взгляде странным образом соединились уважение и, может быть, насмешка. Или вызов? Я не могла понять, но отомстила, мысленно представив себе, что она попугай на жердочке во дворце египетского фараона, и этот потешный образ несколько успокоил мое ущемленное самолюбие.
– А молодой минотавр, твой благородный юный друг – я видела вас вместе в тот день, когда мы прилетели, – где он сейчас?
– Его зовут Эвностий, и он подрался, когда…
– Да?
Я решила рассказать ей всю правду и посмотреть, как она на нее отреагирует:
– Он подрался с бандой панисков из-за дриады. Он был уверен, что они ее похитили.
– Они действительно это сделали? – Она и глазом своим янтарным не моргнула.
– Да. Но, похоже, они ее продали. И никто не знает, кому.
– Жаль. Но этот Эвностий, он хорошо проявил себя.
– Он всегда такой, – сказала я с гордостью. – В этот раз он дрался с шестью панисками одновременно и всех покалечил – кому сломал рог, кому копыто. Сейчас он приходит в себя в моем дереве.
– Надеюсь, он скоро поправится? Никаких серьезных повреждений?
– Абсолютно никаких.
– Зверский бычок, – сказала она с восхищением, употребляя слово «зверский» в том значении, в котором употребляем его в своей стране мы. На человеческом языке это звучало бы «мужественный». Сама Шафран по нашим определениям тоже была зверем, хотя мне очень не хотелось ее так называть. И тут я увидела подвеску, серебряную подвеску Коры в форме кентавра, изображавшую ее отца. Вернее, я краем глаза заметила, как она блеснула из приоткрытой шкатулки для драгоценностей, где лежали ножные браслеты из янтаря с берегов северных рек, ожерелья из слоновой кости, сделанные в стране нубийцев, малахитовые булавки из местной мастерской тельхинов, наверняка украденные у них. С ее стороны было глупо принимать меня в этой комнате, раз здесь хранился предмет, доказывающий ее вину, или она просто забыла о нем. Может быть, мой визит застал ее врасплох. С другой стороны, королевы трий абсолютно уверены, что гладкие льстивые речи выведут их из любого затруднительного положения. Они считают всяческие предосторожности ниже своего достоинства.
Я старалась выглядеть совершенно невозмутимой, и, судя по ее неизменной улыбке, она не заметила моего открытия.
– Мне пора, я и так оторвала тебя от дела, – сказала я и, не удержавшись, добавила: – работницам нужны твои указания.
Она засмеялась:
– Да, действительно. У них есть два достоинства – сильные крылья и полное повиновение.
– А у трутней?
– В лучшем случае одно. Но надо пользоваться тем, что есть под рукой, ты не согласна?
Ее интерес к Эвностию становился понятным. Если то, что находилось под рукой, был Солнцеподобный, то почему бы не поискать чуть подальше?
– Надеюсь, ты будешь счастлива здесь, в Стране Зверей, – проговорила я как можно ласковее, хотя мой голос, отозвавшийся в комнатах и коридорах, напоминал скорее отзвук землетрясения. – Теперь твоя очередь прийти ко мне (а я-то уж угощу тебя беленой). Иди прямо по тропинке между кипарисами, затем, дойдя до скалы, похожей на критскую галеру, сверни, перейди через поляну с желтым гусиным луком и сразу увидишь мое дерево. Его легко узнать по наружной лестнице и густой листве.
– Но сначала, в знак благодарности за визит, я хочу кое-что преподнести тебе в дар, – сказала Шафран.
Я протестующе замахала рукой – еще один обмен любезностями, и я просто умру, но Шафран ударила ногой об ногу, браслеты зазвенели – ив дверях появилась работница.