Елена Горелик - Своя гавань
Французы меньше, чем полком, не рискуют путешествовать по Кубе. Горит, горит у них землица под ногами. Таких, как Хуанито - тысячи. А могло бы вовсе не быть, если бы лягушатники были поумнее. Вон, как пираты Сен-Доменга. Вроде бы разбойники - а простых людей, что на земле работают, не обидели. Даже налоги вроде бы снизили тем испанцам, кто не пожелал убраться с острова. А ихняя главная пиратка будто бы даже смертную казнь установила за обиду своих крестьян... Может, врут люди. А может, и не врут. Но свой кусок земли Хуанито не променял бы ни на какие Сен-Доменги со всеми сниженными налогами. Если бы не пришли французы.
Поначалу-то вовсе не так и плохо было. Сеньор сбежал, кабальные-то обрадовались, что теперь на себя спину гнуть будут. Вольные, вроде самого Хуанито, имевшие свою землицу - те не больно были рады. Мол, посадят в Гаване вместо губернатора-испанца губернатора-француза, и какой ещё налог тот брать станет... Ну, присягнул Хуанито на верность французскому королю Луису, как вся деревня, и стал жить дальше. А жил он по деревенским меркам весьма и весьма неплохо. За десять лет из бедного арендатора сделался одним из самых зажиточных крестьян Орьенте. Всё своим трудом! А в прошлом году ещё и четырёх негров прикупил - отец-то хоть и крепкий ещё старик, а всё равно годы своё берут. Братья женились и ушли в другие деревни. Так что негры ему вовсе не помешали. Сам Хуанито горбатился на своей земле наравне с ними, и это никого не удивляло. Староста-то тоже пашет-сеет-собирает не чужими руками, хотя сам имеет двух рабов... Так бы, глядишь, и держал Хуанито крепкое хозяйство. Если бы не чёртовы французы и их прихлебатели из своих.
Староста сразу смекнул, в чём его выгода. Потому и натравил солдат на Хуанито - мол, дерзкий вольнодумец, поносил французского короля и - страшно подумать! - даже поговаривал: мол, не мешало бы сеньора вице-губернатора на ближайшем суку вздёрнуть... Когда солдаты ворвались в дом, семья ужинала. Разговаривать с "бунтовщиком" никто не собирался: сразу давай хватать и бить. Хуанито был не из тех, кто позволяет лапать жену и кровянить себе физиономию, но их с отцом всего двое. Двое взрослых мужчин против восьмерых солдат, чьё ремесло - убийство... Как долго его били, Хуанито не помнил. Видимо, сочли мёртвым и бросили на дворе, рядом с трупом отца. Очнулся он от жуткого крика и запаха дыма. Через силу заставил себя разлепить распухшие веки... Горел дом, возведенный своими руками. Дом, в котором - как он надеялся - будут жить его дети и внуки... Крик повторился... Нет. Не будет у него ни дома, ни детей. Хуанито успел ещё расслышать хлопки выстрелов и гогот французов... "Сволочи..." - это была его последняя мысль перед провалом в беспамятство.
Кто, когда и как перетащил его в чей-то дом, осталось загадкой. И вообще, кому могла прийти в голову мысль искать живых на его дворе? Хуанито ещё не скоро смог разумно воспринимать происходящее. Несколько недель окружающие были для него странными тенями на тёмно-багровом фоне, казавшимся ему адским пламенем. А когда вернулась способность соображать, он узнал дом братьев жены. Родственники рисковали, пряча у себя в доме "бунтовщика": если прознает староста, лебезивший перед французами, им тоже несдобровать. Разорением дома и уничтожением семьи Пересов захватчики тонко намекнули, какая судьба ждёт всех непокорных. Но если верить словам - пусть тихим, произносимым лишь по вечерам, в кругу семьи - деревенские были обозлены до опасного предела. Французы выгребали у крестьян всё до последнего зёрнышка, а тех, кто противился - уничтожали с жестокостью, поражавшей даже привыкших к насилию испанцев. Хуанито вообще засомневался в том, что у француза-губернатора всё в порядке с головой. Ибо нормальные люди так себя не ведут даже в захваченной стране. Ну, а когда лягушатник издал приказ о лишении крестьян права на владение земельными наделами - идиотизм полнейший: земля отныне могла принадлежать либо сеньорам, либо церкви - терпение лопнуло. И французы теперь в полной мере осознали на своей шкуре значение испанского слова "герилья". Но первыми на ближайшем суку повисли проклятые французские подхалимы вроде ненавистного старосты.
Горы Сьерра-Маэстра поросли густым лесом. Там можно было бы спрятать целую армию, а не то, что отряды обозлённых крестьян....
- Хуанито! Тебя к команданте!
- Иду...
Команданте у них толковый. Бывший офицер. Бывший владелец красивой асиенды под Сантьяго и изрядного куска земель. Достаточно молодой, тридцати ещё нет. Из благородных, но тоже пострадал от французов и не прочь с ними поквитаться. Именно команданте первым подал идею объединить разрозненные отряды мстителей в единую армию. Получилось далеко не сразу. Хотя бы потому, что не все вожаки отрядов разделяли его негодование по поводу полнейшего бездействия Испании после захвата Кубы французами. Если Санто-Доминго ещё пытались отвоевать, пусть и неудачно, то сюда не был направлен ни один фрегат. А многие вожаки держались того мнения, что Кубу следует возвратить королю Испании. Команданте - умный человек. Многих сумел перетянуть на свою сторону, и потому их ...соединение уже не назвать отрядом. Настоящая армия. И всё же Хуанито сильно подозревал своего командира в желании стать независимым властителем навроде пиратской генеральши.
"А почему бы и нет? - думал Хуанито, направляясь к палатке команданте. - У разбойников получилось, а мы чем хуже?"
- Звали, дон Иниго?
- Звал, Хуанито, - сказал команданте. - Заходи, разговор есть...
Дон Игнасио де Фуэнтес.
"Если бы месье де Грансен был умнее, всё могло бы сложиться по-иному".
Иниго де Фуэнтес был умным и весьма образованным человеком. А также состоятельным и утончённым. В высших кругах Сантьяго он был чуть ли не законодателем мод. Когда пришли пираты, дон Иниго без колебаний и угрызений совести присягнул королю Людовику, как они того требовали. Естественно, пришлось отдать треть имущества. Но пираты во главе со своей дамой-генералом, славившейся благородством по отношению к побеждённым, ушли. А на их место явились французы... Назначение губернатором Кубы месье де Грансена, какого-то там ...юродного кузена королевской фаворитки, вызвало у благородных идальго раздражение. Сперва лёгкое. Подумаешь - король решил угодить своей метрессе, пристроил на кормное местечко её обедневшего родственничка. Но де Грансен принялся выкачивать деньги такими темпами и такими способами, что затмил даже пиратскую славу недоброй памяти Олонэ и Моргана. Купцов грабили дочиста. У свободных земледельцев отнимали последнее, даже зерно, предназначенное для следующего посева, фактически обрекая их на голодную смерть. Рыбаки массово бежали с побережья на своих лодчонках. И только благородных идальго француз пока не трогал. Поставив в Сантьяго вице-губернатором кого-то из своих людей, де Грансен прочно засел в Гаване. А шевалье де Лесаж - тот самый "свой человек" губернатора - оказался хитрой, трусливой и злобной тварью. Едва не попавший в долговую тюрьму на родине, обладатель побитого молью герба, фамильной шпаги, смазливой физиономии, постоянный герой регулярно возникавших в Париже скандалов, связанных с деньгами пожилых, но всё ещё любвеобильных дам. Наконец едва не насильно сосланный в новую французскую колонию. Дон Иниго узнал некоторые пикантные подробности из жизни вице-губернатора достаточно поздно, иначе и ноги бы его в Сантьяго уже не было. Португальские корабли ведь всё ещё заходят сюда, увозят желающих уехать идальго. Три шкуры дерут за перевоз, но жизнь ведь дороже... Однако Фуэнтес даже свёл дружбу с французиком, который поначалу отнёсся к знатным испанцам весьма дружелюбно. О чём впоследствии благородный испанец не раз пожалел.
Когда дон Себастьян де Меркадор разбил голову, упав с лошади на полном скаку, дон Иниго разделял всеобщее мнение о несчастном случае. Поначалу. Потому что на следующий день конюха дона Себастьяна обнаружили зарезанным. Обеспокоенные таким странным совпадением домочадцы велели осмотреть седло. Но седло куда-то странным образом запропастилось, так и не нашли. Ещё через недельку на дона Алонсо Рамиреса по дороге на асиенду напали разбойники. Снова покойник. А ещё через десять дней дон Иниго получил приглашение на светский раут у месье вице-губернатора. Общество собралось блестящее: чуть не вся знать Орьенте. Беседы шли на самые различные темы. Де Лесаж, прекрасный рассказчик, забавлял знатных испанок сплетнями о французском дворе. Благородные сеньоры, бросая на француза взгляды, полные опаски, с деланной непринуждённостью обсуждали виды на будущий урожай и его вероятную прибыльность. Никто и словом не обмолвился о двух "несчастных случаях". Француз, оставив дам на попечение своей легкомысленной, но очень красивой сестры, присоединился к мужскому обществу, и сделал тонкий намёк: мол, месье губернатор планирует заметно расширить права знатных землевладельцев за счёт грязных крестьян. Кое-кто из сеньоров удивлённо округлил глаза, кое-кто даже обрадовался. Но дон Иниго был слишком умён, ему не нужно было долго думать, чтобы понять, чем грозит подобный указ. И не замедлил сообщить своё мнение... Лишь вернувшись в свой городской особняк, дон Иниго словно проснулся. Внезапно со всей ясностью вспомнился взгляд французика - острый, холодный - словно тот прицеливался... Фуэнтеса пробил ледяной пот. В памяти всплыло: обе жертвы "несчастных случаев" за день или два до смерти тоже бывали приглашены на светские рауты у вице-губернатора. Значит, эта сволочь выискивает потенциальных лидеров оппозиции и истребляет?.. А поскольку предосторожность в таких делах никогда излишней не бывает, дон Иниго в спешке переоделся, вооружился, бросился на конюшню, сам оседлал коня (предварительно самолично проверив подпругу) и на ночь глядя выехал прочь из города. Быстрее в асиенду. Забрать жену и сыновей, вооружить самых преданных слуг, взять припасы - и в горы. Не медля ни минуты!
