Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа. Книга третья
Мадам в последние дни вела себя странно. Даже лицо её, обычно суровое и замкнутое, приобрело какую-то женственную мягкость, чего министр объяснить никак не мог, и испытывал в связи с этим некоторое беспокойство. «Она слишком беспечна. Слишком! А всё, что СЛИШКОМ, уже плохо. Так можно себя ощущать только в том случае, если дело удачно завершено… Но ведь оно не завершено! Во всяком случае, будь я на месте герцогини, я бы ещё не радовался… Хотя, может быть, на своём месте, она знает много больше того, что все мы видим, и имеет основания для беспечности?».
Ответов этому Ла Тремуй не находил, поэтому, с неприятным посасыванием в груди, начинал чувствовать, что снова гибнет в мутной воде неведения. И вдруг… ухмылки некоторых командиров внезапно подсказали… внезапно навели на мысль… Мысль крамольную, почти безумную, однако, учитывая сведения, полученные от Филиппа, вполне возможную! Изощрённого ума герцогини могло хватить и не на такое, просто невозможно было даже предположить, поскольку, вроде бы, бессмысленно, и всё же, всё же… ОНА НЕДОВОЛЬНА КОРОЛЁМ И ГОТОВИТ НОВУЮ КОРОЛЕВУ!
Господи!
Ла Тремуй чуть не подскочил на стуле.
Да ведь так, верно, и есть!
Достаточно вспомнить, как превозносят Жанну сейчас, посмотреть КТО ухмылялся, и внимательно послушать Бастарда, который всю жизнь высокомерием прикрывал грешок своего рождения, а теперь вдруг смиренно, ПРИ ВСЕХ, признает превосходство над собой какой-то деревенской девицы! Даже учитывая, что ему всё о ней известно, такое смирение с его стороны подобно чуду… Вот ведь, чёрт возьми! Наш двор становится двором чудес! Но, если допустить, что догадка верна… О-о, как интересно всё получается! Ведь девица Бастарду сестра – так почему и не признать превосходство сестры, которой уготовано такое великое будущее..?
Ла Тремуй заёрзал, озираясь по сторонам и снова чувствуя возвращение к жизни. Коротко мелькнувшая догадка разматывалась, словно клубок, на который очень ладно нанизывались все известные факты и события. Неясной, правда, оставалась роль этой таинственной Клод, но зато прояснилось многое другое, почему, например, самого Шарля до сих пор держат в неведении о том, что чудесная Дева сестра и ему? А в том, что Шарль ничего не знает, Ла Тремуй был уверен, потому что, в отличие от многих других, сразу понял, насколько дофину страшно сейчас воевать, и как тяжело ему выкручиваться перед Жанной, которая по-прежнему остаётся для него чудом. Но, узнай он, что никакого чуда нет, давно бы прекратил эти препирательства своей королевской волей, если бы вообще допустил появление этой Девы и такое всеобщее ей поклонение…
Ах, как захотелось Ла Тремую сразу после совета пойти и всё рассказать!
Но нельзя. Нельзя! Уж больно красиво и складно размотался клубок – не запутать бы неверным движением. Тем более, что на нём не хватает одной составляющей – этой занозы Клод. Но, ничего, он подождёт… Подождёт до лучших времён, когда де Вийо хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь мелочь узнает, и можно начинать разыгрывать свою партию, превращаясь из человека, висящего над пропастью, в того, кто столкнёт в неё других. Нужно время… Время, чтобы хорошо всё распланировать, потому что необдуманное раскрытие такого гигантского заговора снесёт немало голов, а среди них могут оказаться полезные…
– Так вы полагаете, что поход на Реймс необходим именно сейчас? – кисло спрашивал тем временем Шарль.
Словно ища спасения, он попытался поймать взгляд Ла Тремуя, но наткнулся на такой же, как у матушки, отсутствующий взор. Похоже, преданному министру совет был уже не интересен из-за предсказуемости его исхода, и он признавал своё поражение во всём, что касалось мирных переговоров, как придётся признать его и самому Шарлю…
Что ж, судя по всему, воля Господа действительно такова… И, пока его командиры кивали головами, дофин собрал в кулак всю свою волю, чтобы голос его прозвучал как можно величественнее.
– Хорошо, Жанна, Дева Франции, будь по-твоему. Я снова вверяю тебе судьбу своего королевства!
Райский сад в Лоше
Клод дожидалась окончания совета в саду перед замком. Лош ей очень нравился белизной стен и ярко-голубыми крышами башен, которые словно мерцали в мягком весеннем воздухе, вырастая из бело-розовой пены цветущих деревьев. Накануне прошёл лёгкий дождь, в саду хорошо дышалось, и Клод решила немного побродить по дорожкам, зеркальным от луж, на которых крошечными корабликами покачивались опавшие лепестки.
Как много всего произошло за последние дни! И хорошего, и тревожного, и странного. Праздники при королевском дворе потрясли её своей роскошью и таким красивым величием. Но ещё более поразил тот приём, который ожидал обеих девушек у всесильной тёщи короля. Клод до сих пор со смущением вспоминала ласковый, почти материнский взгляд, которым герцогиня смотрела на неё в то время, как Жанна рассказывала о сражении под Турелью. Для себя, в тот момент, девушка объяснила это просто благодарностью за то, что не побоялась заменить раненную Деву на поле боя. Но, когда рассказ был закончен, и следовало уже уходить, мадам герцогиня вдруг взяла Клод за руку и попросила посмотреть на неё.
Что-то давнее, из детства, качнулось перед глазами, и странное ощущение того, что всё это когда-то уже было, объяснению не поддавалось.
– Отец Мигель спрашивал о тебе, – будто ожидая чего-то, произнесла герцогиня. – Я получила от него письмо… Он очень беспокоится. Что мне написать ему? У тебя всё хорошо?
– Да, ваша светлость.
– Может быть, ты хочешь вернуться домой?
– Нет.
– Но чего-то ты хочешь?
Клод подумала, что герцогиня спрашивает об этом, чтобы ещё как-то её отблагодарить, и собралась попросить дозволения не носить больше мужскую одежду – всё равно ведь, любого, присмотревшегося обмануть она не могла.
Но так и не осмелилась.
Да, было тяжело находиться в постоянном окружении одних только мужчин, которые особо не присматривались и, видя в ней мальчика, не стеснялись, ни в действиях, ни в разговорах. Но, справедливости ради, нельзя было не признавать и того, что обличье девушки неудобств создало бы больше. И, прежде всего, отдалило бы от Жанны. Ведь изгнав из армии всех куртизанок и прочих женщин, способных смущать солдатские умы, она была бы вынуждена оставить в тылу и Клод… Поэтому, не придумав ничего другого, девушка ответила, что единственное её желание быть полезной и дальше.
– Ну, хорошо, – после паузы сказала герцогиня. – Ступай, дитя. Видимо, время ещё не пришло…
Это последнее замечание озадачило Клод. Она спросила у Жанны, почему герцогиня так сказала? Но в ответ услышала ещё более туманное: «Она же знает, что подлинная Дева – это ты. И ждёт».
– Но чего?! – не унималась Клод, даже не заметив, что её назвали подлинной Девой – это «заблуждение» Жанны она уже давно оставляла без внимания.
– Не знаю. Думаю, всё произойдёт само, когда дофин получит корону, а французское войско прогонит англичан.
– Что «всё», Жанна? Как только состоится коронация, твоя миссия будет выполнена, и мы, наконец, вернёмся домой – больше ничего быть не может!
– Да… конечно… Но давай не будем забегать вперёд. Коронация дофина не прогонит англичан. Может быть, моя помощь ещё понадобится… Королю или войску… Может быть, тот, кто возглавит армию – ведь кто-то же должен будет её возглавить – может, он захочет моей помощи…
Голос Жанны звучал неуверенно и Клод, почему-то, стало тревожно.
– Обещай мне, – попросила она, – обещай не связывать себя новыми обещаниями! Вспомни, как мы говорили, что здесь нам не место, как сокрушались, что вынуждены заниматься не тем… Не приноси ненужные жертвы, хорошо?
– Да, да… конечно…
Но ощущение, что она вынудила Жанну ответить согласием, не покидало по сей день и заставляло почему-то стыдиться. Что если героиня-спасительница захочет остаться при дворе после коронации? Король наверняка ей это предложит, и в праве ли Клод требовать от подруги отказа от такой завидной доли? Нет, конечно! Но сама она вернётся. Лишь бы Жанну не заставили воевать снова… Хотя, здесь все теперь так добры. Не могут же они не понимать, что чудесная Дева всего лишь слабая девушка, а французское войско стало теперь таким сильным…
Клод наклонила к себе цветущую ветку. Несколько теплых капель упали ей на лицо с цветков, словно источающих вместо аромата саму нежность.
Ах, как хорошо!
Девушка закрыла глаза, пытаясь уйти в свои видения так же, как это было в Домреми. Но из призрачной дымки, вопреки её воле, поплыли воспоминания, никак не связанные, ни друг с другом, ни с этим садом, ни с ароматом весны… Никак не связанные… никак… Ни этот барон де Ре со злыми глазами, ни Рене, ни тот красивый герцог, который так понравился Жанне… Король, конечно же, предложит ей дворянство и, может быть, титул… И герцогу она нравится… А у барона глаза, скорее, несчастные. От несчастья легко сделаться злым… Но в бою он был добр – он защищал её, как рыцарь, который поклялся отдать жизнь… Вчера, при встрече, он улыбнулся очень похоже на Рене… Ах, как тянет забыться и не думать ни о каких сражениях, походах и о вечной осторожности – как бы себя не выдать…
