Андрей Величко - Кавказский принц
Я, кажется, уже упоминал, что один из титулов Гоши звучит как "Августейший Атаман всех Казачьих Войск". Естественно, пока Гоша сидел в Абастумани, это была чистая фикция. Но теперь само собой напрашивалось наполнить ее реальным содержанием.
– Фамилия Богаевский тебе что-нибудь говорит?
Я задумался. Вроде был такой герой Гражданской войны, у белых, понятно…
– Вот про него вкратце, – Гоша протянул мне бумажку.
Так, Богаевский Африкан Петрович… Я невольно улыбнулся.
– Что там написано веселого? – изумился Гоша.
– Да, понимаешь, в одной из моих самых любимых книг главного героя именно так зовут.
– Дашь почитать?
– Обязательно. Но там совсем не этот Африкан. Ладно, что здесь дальше…
Двадцать восемь лет… Из старинной казачьей семьи, окончил Донской кадетский корпус… потом Николаевское кавалерийское училище с занесением на мраморную доску – то есть с отличием, надо полагать… сейчас заканчивает Академию Генштаба. Весьма перспективный персонаж, имеется в виду для реализации Гошиных планов.
– Думаешь его в командиры?
Гоша решил, что собственную силовую структуру лучше всего создавать из казаков, этакий "Особый казачий отряд".
– До командирства этот отряд еще сформировать надо. А так конечно, потом в командиры.
-А как там с казачьим отделом – в генштабе, кажется?
– Казачий отдел Главного штаба. Начальник – генерал-лейтенант Щербов-Нефедович.
– Э-э-э… Так у вас что, кроме Генштаба есть еще и какой-то главный штаб? Не до фига ли?
– Нет Генштаба, есть только Главный штаб Его Императорского Величества.
– Вот те раз – генштаба нет, а его академия есть. Весело у вас тут, я смотрю.
Гоша пожал плечами – мол, так сложилось, это не его инициатива. И продолжил:
– Я написал письмо, что хочу лично познакомиться с работой отдела. Съезжу в Питер и гляну, как там этот Щербов-Нефедович, можно с ним работать или нет.
– А если нет? – с интересом спросил я.
– Намекну брату, что такой заслуженный генерал достоин большего, например быть членом Совета военного министра.
Хлопнула дверь, и в комнату вошла румяная с мороза Маша.
– Ствол перегрелся, – с разочарованием сказала она. – Мороз вроде на улице, а он все равно… Да, кстати, ты просил программку для автоперевода на здешнюю орфографию? Я нашла готовую, давай ноут, установлю.
Смысл этого моего пожелания был вот в чем. Ладно, пусть странный вид моих рукописных текстов можно было списать на новозеландскую малограмотность, но переписывать вручную скачанные документы мне было лениво. А печатный текст с соответствующими ошибками мог уже натолкнуть народ на ненужные мысли. Естественно, все бумаги, для которых есть вероятность попасть в архивы, переписывались или перепечатывались секретарем, продукцию принтера все равно не замаскируешь, когда-нибудь обратят внимание. Но внутренние документы… Да и авторитет инженера Найденова от грамматических ошибок пострадает. В найденной же Машей программе было несколько шрифтов, в том числе и имитация каллиграфического рукописного. Я посмотрел "свой почерк" – красота! Вот пусть мне теперь все и завидуют.
И, наконец, сквозь специальную дырку в двери к нам явилась еще одна старая знакомая – кошка. Поглядев на меня, она важно мяукнула, разок из вежливости потерлась о мою ногу и направилась в угол, где обнаружился явно для нее сделанный маленький диванчик.
Глава 6
Та-ак, вроде лучше… – с сомнением протянул Гоша, глядя на меня, тщившегося стоять в благословляющей позе, да еще и со значительным выражением лица. – Но все равно как-то не очень. Тренироваться надо.
Я и сам видел, что получается хреновато. А ведь это я пока репетировал только позы, не переходя к тексту. В общем, шел процесс дрессировки меня на Горного Старца. Подтолкнуло к этому Гошу прочтение книги Соловьева про Ходжу Насреддина.
– Помнишь, как там стражника муллой переодели? – вопросил он. – "Но уста его, по многолетней привычке, для самого стражника неожиданно, вдруг изрыгнули сквернословие…". Вот именно это с тобой и будет, как только ты явишься перед Ники. Так что давай еще раз, да не пыжься ты, а стой естественно и величаво.
– Естественно – это вот так! – огрызнулся я, суя руки в карманы.
– Между прочим, в этом что-то есть… только вот подбородок чуть повыше и глаза щурить не надо…
– Да не вижу я ни хера без очков!
– Линзы надо контактные, – подала голос Маша. – Знаешь, бывают такие, слегка голубоватые, в них взгляд становится прямо пронзительным. Неземным. О, придумала! Еще лимб надо!
– Лимб-то мне зачем, я же не прибор. Или ты нимб имеешь в виду? Так это у ангелов. Разве у живых людей нимбы бывают?
– Тогда просто сияние сделаем от фигуры, едва заметное… фиолетовое, пожалуй, в самый раз, в тон к джинсам. И голос пустим с реверберацией.
– Ну, блин, Бондарчуки собрались, – буркнул я. – Ладно, вот так, что ли?
– Да, уже совсем почти как надо. Видишь, получается, а ты не верил, про нанять актера что-то выдумывал. Если и дальше аналогичными темпами пойдет, через неделю такой Горный Старец будет – лучше настоящего! Ладно, Жора, еще заход, и хватит, мне сегодня еще корреспонденцию надо разобрать, накопилась уже.
После репетиции было совместное чаепитие, а потом Гоша пошел разбираться в бумагах, а мы с Машей – в чертежах. Пора было начинать производство первенцев грозного воздушного флота.
– Дядь Жора, я понимаю, что нормальный самолет выставлять на всеобщее обозрение нельзя. Но почему он именно такой? Сложнее же Гошиного парасоля вдвое!
– Давай я немножко издалека зайду. Каким должен быть идеальный результат? Чего ждут сейчас от самолета? Чтобы он взлетел повыше и поднял побольше, вот и все. Про маневренность никто ничего не знает. Про скорости самолетов тоже. И чем более тупиковая конструкция получится в рамках этих требований, тем лучше. Вот от этого и танцуем. Движок у нас слабенький, пока у Густава получается только 60 килограмм тяги, это не больше 30 сил. А поднять надо двоих. Значит, большое удлинение крыла – раз, и работающее горизонтальное оперение – два. Так как самолет кроме всего и учебный, оно может быть только спереди – если сзади, слишком сложный в пилотировании девайс получается. То есть схема "утка". Дальше. Крыло. На малых скоростях лучше всего работает тонкий выпукло-вогнутый профиль. Что с ростом скорости у него непропорционально растет сопротивление, никто не в курсе. Значит, профиль выбрали. Про большое удлинение я уже говорил. Длинное тонкое крыло из нынешних материалов – это только бипланная коробка.
– А почему у него поперечного "V" нет? Перевернется же?
– Потому что нефиг народ на правильные мысли наводить. Да и не очень технологично это при такой конструкции получится. А чтоб не переворачивался, мы килей сделаем два и расположим их под углом.
– Ну и урод, однако…
– А то! Ты только вникни, какой замечательный набор получился… Схема "утка" – тупик. Тонкий выпукло-вогнутый профиль – тупик. Биплан с большим удлинением крыла – тупик. Да и двухтактный движок тоже тупик, по сути. Но все будут думать, что так и надо, потому что при заданной мощности у этой этажерки действительно близкая к максимально возможной грузоподъемность. Вот и пусть копируют. А вы с Гошей с патентами не затягивайте, это тоже неслабые деньги. Пометь себе: патент на элероны, на управление с ручкой и педалями, на него же со штурвалом, и на двухтактный синхронный оппозит. Вроде ничего не забыл?
– А обшивка крыла? Она же у нас с обеих сторон.
– Правильно, и на двухстороннюю обшивку тоже.
Следующие два с небольшим месяца пролетели в делах и заботах, причем я настолько много торчал в Гошином мире, что в моем за это время еще не кончился январь. А тут с наступлением весны развернулось строительство. Строили сразу авиационный завод (по сути, просто огромный сарай и пару небольших домиков-цехов) и моторный завод. В нем же будем производить радиоаппаратуру, для этого много места не надо. На вершине холма, в самой высокой точке Георгиевска, возводили Гошину резиденцию. Чуть ниже – общаги для рабочих (пока) и дома для инженеров. На Наре планировалась небольшая гидроэлектростанция. Конструкцию движка Густав наконец-то отработал, и таки он у него выдавал сорок сил, как и прототип. Правда, этот прототип весил двадцать пять килограмм, а творение Густава – сорок, но для технологий начала двадцатого века это, я считаю, отличный результат. Был готов и самолет. Как раз сейчас его выкатывали из сарая для первых полетов. На плоскостях и килях красовались черные звезды. Еще было название Н-2 и серийный номер 002 – первым номером мы посчитали парасоль, в данный момент в разобранном виде лежащий в подвале абастуманского дворца.
