Дмитрий Дашко - Исправленному - верить
Результатом воспоминаний стали несколько громких имен, тесно связанных с масонами, которые, по моему давно сформированному убеждению, и являлись главными врагами России в те времена. В голове крутились Керенский, Милюков, Урусов, Орлов-Давыдов. Для начала я нашел его светлость графа Алексея Орлова-Давыдова, богача и по совместительству казначея масонской ложи, долго и нудно наблюдал за ним, точнее, за его огромным особняком в Питере на Английской набережной, пока не вычислил все контакты и не определил, где и с кем он встречается.
Я старался держаться на дистанции, с прислугой не общался, в дом не проникал. Зачем светиться? Дураку понятно, что первая же акция привлечет к моей скромной персоне огромное и нежелательное внимание. Поразмыслив, решил по возможности не оставлять следов и ниточек, заодно путать врага ложными уликами.
В итоге двухнедельного наблюдения выяснилось, что у графа с некой периодичностью собираются весьма интересные персонажи. Путем нехитрых вычислений я пришел к выводу, что эти люди и есть верхушка масонской ложи в Питере.
Больше всего поражала наглость их 'тайных' сборищ. Они прикатывали на роскошных экипажах к главному крыльцу и уверенно вышагивали по ступеням к дверям. 'Ничего, скоро кончится ваша малина', - мысленно пообещал я этой кодле. Еще не вполне уверенный в своих выкладках, решил для начала во всем удостовериться.
'Папа', озабоченный длительным отсутствием, прислал на мой основной питерский адрес письмо, в котором очень аккуратно и вежливо интересовался делами Олега Аристарховича, то бишь моими. Раскрывать свои замыслы я не стал, лишь намекнул, что адаптация идет успешно, и скоро буду полностью готов к делу.
Дементьев наивно думал, что в ближайшее время я отправлюсь в Лондон для организации ЧВК и биржевых спекуляций. Эти действия входили в мои планы, но на первом месте всё же оказалась борьба с общечеловеками и аристократами-либерастами. Придурки не понимали, что рыли себ яму, ещё немного, и вызванная ими волна, смоёт их в гигантскую клоаку.
Без пары сильных ударов по ним я из России уезжать не собирался. У меня к тому времени было уже три паспорта, один на имя Дементьева Олега Аристарховича, второй - подданного Британской короны Джеймса Дарела, к несчастью для себя, приехавшего по делам в Россию и после сильной простуды отдавшего Богу душу.
Его российский иностранный паспорт (в самой Великобритании паспортов просто не было, и свой документ мистер Дарел получил на нашей границе) неисповедимыми путями (всего скорее непосредственно из коллегии иностранных дел) прошел через несколько рук и оказался в итоге у меня, благо и описание внешности в целом совпадало с моим. Операцию эту ловко провернул Одинцов, за что честь ему и хвала. Пока что я предпочитал использовать 'официальный' документ. Ну и третий был по случаю куплен самостоятельно (для тренировки, что ли) на базаре у некой скользкой личности по сходной цене.
Жизнь шпика быстро приелась. Однообразная, утомительно-сидячая, с короткими перекусами в сухомятку и в постоянном напряжении, 'а вдруг заметят!?'. Но больше всего угнетало другое. Две вещи стали прямо таки мучительно-навязчивыми, дошло до того, что стали сниться кошмары. Вокруг меня жила и не подозревала о скорой катастрофе огромная и прекрасная страна. Моя родина. Которую, как оказалось, я очень люблю. И вот смотреть на нее, на эти улицы и набережные, полные прохожих, на купола храмов и флагштоки кораблей было почти невыносимо больно, ведь я-то знал, что предстоит стране уже через восемь лет.
Вторым источником переживаний стала тема предстоящих убийств и насилий. Я не пай-девочка, но становиться киллером, пусть и с высокими помыслами... тяжело. Я понимаю деятелей черносотенного движения, которые только грозились всей этой революционной когорте страшным народным гневом и так толком ничего не предприняли в итоге. Для православного человека, а в массе своей черносотенцы - глубоко верующие христиане, один митрополит Антоний Храповицкий чего стоит, загубить человеческую душу - худший смертный грех.
Сам я, хоть и крещеный, но в вере слаб, да и времена у нас, в начале двадцать первого (я пока не причислял себя к началу двадцатого, этакий путешественник, слишком уж многое, тотально многое отличалось в духе вековой границы). Поэтому закалка и некая готовность к действию сидят во мне плотно. Хорошо ли это - не уверен, ведь в итоге я собираюсь бороться с врагом его же оружием, сам уподобляясь дракону из сказки. И как уберечься? Я непрестанно думал об этом и не находил ответ.
Все эти мысли в совокупности с плохим питанием доконали меня окончательно. Однажды ночью, после очередного сонного кошмара, я подскочил на кровати и внезапно понял - так дальше нельзя, мозг сгорит. Решение пришло сразу и бесповоротно. Я решил стать на время тенью. Жить внутренне строго, не вступая в отношения с женщинами и, тем более, не создавая семью, не накапливать богатства и не иметь собственности, посвятить всю жизнь свою спасению Отчизны. И если таки эта священная цель в итоге сбудется, то потом, возможно, я сниму с себя этот обет. Так сказать, выйду из затвора.
На душе чуток полегчало. Не отпустило совсем, но... поразмыслив, понял, что своим решением соединил себя с этой, царской Россией незримыми узами, которые только сам и в силах разорвать. Я подошел к окну и долго смотрел на серую Неву, прислонившись горячим лбом к стеклу. Окончательно придя в себя, выпил воды и улегся спать. И с того дня кошмары отступили.
'Брать' графа в Санкт-Петербурге представлялось весьма рискованным занятием. Гораздо практичней провернуть задуманное в случае выезда его светлости в московскую усадьбу Отрадное.
Орлов-Давыдов был женат на некой баронессе де Стааль, с которой впрочем, жил раздельно. Уже несколько лет она к их общему удовольствию проживала в Баден-Бадене. Значит, ночью граф будет спать в одиночестве.
Проведя разведку окрестностей усадьбы, я остановился на наиболее рациональном варианте. Граф недавно приобрел роскошный автомобиль и теперь с ветерком на нем катался, правда, сам не управлял, наняв для этого шофера.
Вот на этом факте я и сконцентрировался. Ездил граф на из изготовленном в Англии Роллс-Ройсе 'Серебряный призрак'. Машина оправдывала свое название: кузов целиком окрашен серебряной краской, а шумы от хода и работы мотора снижены до неприлично низкого для того времени уровня.
Водителем у графа работал иностранец, англичанин. Обряженный в сплошную кожу, в фуражке с лакированным козырьком, перчатках с крагами, белом шелковом кашне и в пылевых очках, он выглядел каким-то роботом-придатком к машине, а не человеком.
Орлов часто отправлял водителя с различными поручениями в Москву, что я не преминул отметить. Граф был педантичен, и командировки шофёра совершались в одни и те же дни, в строго определённое время. Это было мне на руку.
Дождавшись, когда англичанин в очередной раз выедет в столицу, устроил ему простейшую засаду: повалил на дорогу тонкое деревце, четко сознавая, что водитель не рискнет оцарапать радиатор и кузов дорогущего авто.
Сам же в самодельном аналоге 'лешего' засел с пистолетом в паре метров от обочины, укрывшись под раскидистым кустом.
Другие по этой дороге, которая вела от имения к основному 'шоссе', не ездили. Я мог не волноваться слишком раннего разоблачения или того, что в засаду угодит не тот, кто мне нужен.
Издалека показалось облако пыли. Англичанин любил быструю езду и, оставшись один, гонял как сумасшедший. С боязливым графом ему приходилось перемещаться плавно и осторожно.
Я испугался, что шофёр не заменит препятствие и протаранит его на большой скорости. Тогда он может остановиться слишком далеко или вообще укатит. Придётся начинать подготовку заново, вряд ли трюк с упавшим деревом прокатит ещё раз. Англичанин не дурак и быстро смекнёт, что здесь что-то не так.
Сегодня мне повезло. Водитель остановил 'призрака' и, не заглушив двигатель, пошел к деревцу (я специально сломал ствол так, чтобы со стороны это выглядело как случайность - никаких следов топора или пилы).
Англичанин покрутил головой, возмущённо поцокал языком, огляделся и, не увидев никого поблизости, осознал, что проблему придётся решать без посторонней помощи. Я сжался как пружина, приготовился к прыжку.
Сбрасывая ствол на обочину, водитель повернулся ко мне спиной. Наверное, он все же что-то почуял, и начал поворачивать голову, но не успел. Набросив на шею гитарную струну с удобно прикрученными ручками, четко по-деловому, как будто всю жизнь этим занимался, я стал душить его, пока он не потерял сознание.
Затем дотащил до машины бесчувственное тело, запихал на заднее сиденье и, усевшись за руль, бодро съехал на проселок в ближайшую густую рощицу. Там быстро стянул с англичанина одежду и обувь, а самого связал и сбросил в овраг, не забыв о кляпе. Уверен, до завтра англичанин точно не очнётся, а, очнувшись, попотеет над освобождением.
