Василий Панфилов - Русский кайзер. «Иду на вы!»
Вот и в этот раз представитель РПЦ, иеромонах[29] Алексей, влез к старообрядцам, успев натворить дел, старательно порушив робкие ростки доверия между старообрядцами и «новообрядцами».
Зал для собраний был уже полон, ждали только императора. Так что как только Игорь зашел и опустил зад на жесткий стул, события понеслись вскачь…
Иеромонах встал и, не спрашивая разрешения, начал говорить великолепно поставленным басом:
– Вместо того, чтобы смиренно преклонить колени, моля Господа простить их прегрешения…
Мужчина он был, что называется «в соку» – чуть меньше сорока, очень рослый, необыкновенно широкоплечий, обремененный изрядным пузом и самоуверенностью.
Как одного из значимых иосифлян[30], его сослали в своеобразную почетную ссылку – представлять РПЦ в Венедии. Справился бы – почет и уважение, заработал бы очков своим «однопартийцам», ну а нет… Но это в теории, а в письме Павел попросил успокоить иеромонаха, как-нибудь дискредитировать, чтобы спецслужбы приготовили хитрую многоходовку, но… Иосифлянин разочаровал: оказалось, что он не лидер, а «рупор». Умение красиво говорить, пусть и шаблонными фразами, далеко не всегда является признаком ума или хотя бы знаний. Алексей попался на все крючки: деньги, чревоугодие, алкоголь, женщины, тщеславие…
… – и ты, император, – величаво продолжал иеромонах, указывая на Померанского посохом, – лучше бы прогнал проклятых папистов да лютеран да крестился бы в веру православную!
Сказав это, он выпрямился горделиво, обведя окружающих высокомерным взглядом. Ой дурак… Это ведь была еще одна ловушка для совсем уж… неграмотных, и он послушно повторил то, что ему «напел» очередной «подсадной»… Ну и бестолочь…
Вздохнув печально, Рюген прикрыл глаза, открыл… и произнес:
– Ты, дружок, широк в плечах, да башкой совсем зачах. Вот умишко и поправишь на казенных-то харчах[31]…
Хлопнул в ладоши, и двое стражников Синода взяли того под локти. Для таких вот особ, имеющих «почти дипломатический» статус, имелась специальная тюрьма – вполне комфортабельная.
– Увести.
После полудня зашел к Михелю Покоре – главному инженеру и главному артиллеристу как Венедии, так и Империи. Кашуб, даже получив титул имперского графа, звание фельдмаршала и весьма солидные поместья, остался все тем же мужиковатым выходцем из едва ли не крестьянской семьи. Но сейчас это уже никого не волновало, авторитет у него был колоссальный, да и «прототип» у него уже был: легендарный Миних – тоже далеко не аристократ по рождению.
Традиционно несколько раз в году Михель устраивал смотры для иностранцев, желающих завербоваться на венедскую службу. Вообще-то Грифич не был в восторге от иностранцев-наемников, но артиллерия – дело такое… Ну не хватало пока людей, не хватало! Несмотря на двойное жалованье артиллеристов, большая часть дворян предпочитала более традиционные военные карьеры – кавалерия, флот и пехота. Люди же, имеющие достаточное образование для службы в артиллерии, в большинстве своем предпочитали более мирные… или финансово выгодные профессии.
В последние пару лет наметился тонкий ручеек кондотьеров из Франции и Испании. В обеих странах правили Бурбоны, и в обеих странах была предгрозовая ситуация. Причем в Испании к Бурбонам отношение было куда как хуже: многие считали их оккупантами, постоянные заговоры и восстания были нормой. Впрочем, логика в поступках заговорщиков прослеживалась: испанские Бурбоны вели профранцузскую политику, часто даже в ущерб Испании. Но если предыдущего монарха – Карла Третьего, все-таки уважали за несомненные деловые качества, то вот его преемник – Карл Четвертый, менее чем за пару лет успел сбросить все достижения в пропасть. Что говорить, если фактически страной правил любовник его жены – Мануэль Годой!
Храбрые шевалье и идальго не боялись воевать и умирать, но вот участвовать в приближающейся гражданской войне желали не все. Вот и сейчас…
– Капитан Наполеоне Буонапарте, – представился вошедший соискатель, попаданец от неожиданности раскашлялся. Ну ни хрена себе! Отпив воды, он знаком велел тому продолжить. Кстати – очень красивый и подтянутый мужчина, никакого лишнего веса, да и рост вполне средний[32]…
– Дворянин, корсиканец, артиллерист. Участвовал в боях в Новом Свете, звание капитана получил за взятие Мурсии.
– Слышал о том деле, – благожелательно отозвался Михель, – но думал, вам за это больший чин дали.
Наполеон промолчал, только выразительно пожал плечами.
– И почему же вы хотите покинуть Францию и поступить к нам на службу? – спросил Рюген.
– Потому, что не вижу там перспектив. Там явно намечается смута, а я не могу понять, к какой стороне лучше примкнуть.
– А еще вас уволили со службы как неблагонадежного, – спокойно добавил Михель, заглянув в бумаги.
Губы Наполеона задрожали…
– Уволили, – с горечью отозвался он, – я всего лишь хотел блага моей Корсике[33]. А оказалось, что если мое мнение о благе родины расходится с мнением Парижа, то я – неблагонадежный и потенциальный бунтовщик, хотя я с товарищами хотел примирить Корсику с Францией!
Попаданец смотрел и видел не будущего (возможного, только возможного!) врага России, а обычного молодого офицера с не слишком удачной судьбой. История явно пошла по другому пути, а безусловно прекрасный артиллерист лишним не будет. Присмотрим заодно…
– Что ж, капитан Буонапарте, – негромко сказал Померанский после обмена взглядами с Покорой, – вы приняты на испытательный срок. В канцелярии вам выдадут аванс… – тут Рюген с некоторым сомнением оглядел потрепанный мундир и впалые щеки, вспомнил, что у него было очень много братьев и сестер, которые до определенного времени жили не богато… – и подъемные. Ваша задача: показать себя хорошим артиллеристом и вжиться в офицерское сообщество. А еще – выучить венедский язык как можно быстрее.
Глава восьмая
Пришла пора взяться за мемуары. Раньше это все откладывалось и откладывалось, но – надо.
– Ой-е! – протянул Померанский, перечитывая творение секретарей. Ну да – писал не сам, графоманией он не страдал. Да и откровенно – мало кто из местных «шишек» писал свои опусы сам. Так – взять грамотного секретаря, пересказать ему вкратце сюжет и основную идею, затем поправить, поправить еще раз… и мемуары готовы.
В его же случае задача несколько осложнялась: таким же образом «писали» мемуары все «ближники», так что требовалось выработать единую сюжетную линию. По настоянию попаданца – максимально правдоподобную. Здесь этим не слишком заморачивались, но хотелось, чтобы историки в будущем относились к его мемуарам как к абсолютно достоверным документам, которым можно доверять полностью. А для этого – минимум расхождений у самого Игоря и его приближенных, и конечно же – максимум правды.
Даже какие-то нелицеприятные для них вещи описывались достаточно честно. Ну… почти. Там – слегка недосказал, здесь – написал о том, что пришлось принимать неприятное решение в условии дефицита информации или прямого обмана… И пожалуйста: мемуары становятся Главным Историческим Документом. По крайней мере, на это надеялся попаданец, прекрасно помнивший, насколько избирательно подходят историки к интерпретации фактов. Проще говоря: «Кто девушку обедает, тот ее и танцует».
Проблема же заключалась в местных литературных традициях, требующих изрядной велеречивости, словоблудия, наукообразных слов и философских рассуждений. Выглядело это порой забавно: описание боя от нормального такого рубаки с четвертьвековым стажем и тут же – вставка про виденное недавно стадо овечек (ах, как они напомнили мне босоногое детство!). После этого следовало несколько абзацев или даже страниц про это самое детство – в идиллически-пасторальных тонах. Затем философская вставка о бренности бытия. И это здесь считалось едва ли не легкой литературой… Образчики «серьезной» начисто «ломали» мозг.
Вот и получается: «литературным неграм» дали общий сюжет, дали какую-то канву, а отучить их от подобных вставок и велеречивости пока не удавалось. Можно было бы плюнуть и оставить как есть, но Игорю хотелось максимальной аутентичности документов. Так, чтобы историки могли сказать: «Да, писал сам Померанский, разве что секретари правили», – важно для достоверности информации.
* * *В середине сентября пришлось проинспектировать Хорватию. Очередная ссора с венграми из-за пограничных территорий грозила перерасти в войну. Венгры «закусили удила» после отделения от империи Габсбургов и принялись весьма бурно «восстанавливать исконные земли».
Выглядело это примерно так:
«Семьсот лет назад копыта наших коней топтали эту землю, а значит – она наша…
– Хорватия во времена Габсбургов была, по сути, частью Венгрии, а значит – она тоже наша…»
