Бездна - Юрий Никитин

Юрий Никитин

Бездна

Часть 1

Глава 1

Чёрная долина с огненными провалами в обугленной земле выглядит исполинской мордой самого дьявола, где адской злобой горят багровые глаза озёр магмы и лавы.

Я наклонил голову и ломился через этот ужас. Из угольно-чёрного дыма медленно выступили и начали с каждым шагом приближаться два чёрных обугленных столба, угловатые, с застывшими наплывами камня.

То ли бывшие скалы, то ли башни, страшный жар равномерно источил и оплавил со всех сторон, у основания бугристая площадка растёкшегося, словно густой коричневый соус, гранита.

Между столбами провисает под тяжестью толстых колец оплавленная цепь, загораживая проход, но можно обойти справа и слева по застывшей корке лавы, а дальше снова кипящее море огненной магмы.

Зелёная сочная трава осталась за спиной, я остановился на миг, но заставил себя шагнуть дальше, Впереди чёрная спёкшаяся масса пережжённой почвы, попался клочок травы, но высохла и скукожилась, дальше нечто вроде вскрытого угольного карьера, пышет жаром и дымится, словно после ядерной катастрофы.

Под ногами захрустело, но не пересохшие стебли травы, а странные кристаллы, похожие на льдинки. Взвился лёгкий дымок истончающегося пепла.

Земля серая, словно под толстым слоем тумана, из впадин торчат верхушки обугленных камней. Жар с каждым шагом всё сильнее, попалась дорожка, то ли уцелевшая с древних времен, то ли протоптанная некими обитателями этого ада, очень когтистыми, судя по глубоким царапинам в камне.

Волосы встопорщились, попытался представить себе этих существ, что выныривают из кипящей магмы, выползают на сушу и гуляют, роняя с тел капли быстро застывающего металла.

Под ногами похрустывает раскалённая ярко-красная корочка, похожая на узор из тысяч крупных снежинок. Я сосредоточился и велел себе не чувствовать удушливый жар, в старые времена от меня осталась бы горстка пепла.

Часто с сухим треском трепещут молнии, тоже зловеще красные, багровые и ярко-оранжевые. Чудовищные разломы в почве уходят, как показалось, до самого центра планеты, вижу отвесные стены, похожие на срез исполинского слоеного пирога, где вслед за чернозёмом, песком и глиной идут слои палеозоя и всяких там мезозоев.

Из трещин вздымается нестерпимо сухой воздух, а на вершинах зловеще дымящихся сопок угнездились ужасающие химеры из огня и железа.

У всех огонь и дым из пастей, в любой момент готовы, судя по уже растопыренным ярко-красным крыльям, взметнуться в нестерпимо жаркий воздух. Под их раскалёнными телами земля горит, камни щёлкают, лопаясь от жара.

Я шел опасливо, там у них гнезда, любого порвут, а здесь, внизу, может, и не тронут.

На горизонте багровое зарево, огромная тяжёлая туча чёрного дыма, он не просто рвётся в небо, а быстро выстреливается из жерла вулкана, а в нем словно трепещут фейерверки, это раскалённые добела камни вылетают со скоростью снарядов, оставляя за собой шипящие и яркие, как хвосты комет, следы.

– Ну ты и гад, – прошептал я, губы пересохли, а язык уже царапает десны, – какого хрена поселился в таком аду?

Почва под ногами и вокруг, включая скалы, осыпана горячим пеплом, лёгкими облачками взлетает под ступнями и уже покрыл мне ноги до колен.

В дымном горизонте проступают обугленные скалы, словно поднялись из самого ада, над головой в разрывах низких туч проступило красное с чёрным небо, зловещее и гнетущее.

Я невольно горбился, а когда над головой громыхало и блистали багровые молнии, завидовал черепахе, что может спрятаться под надёжный панцирь.

Передвигаться пришлось по чёрной с сизым оттенкам лаве, перепрыгивал трещины, в глубине багровая лава, часто раскалённая до оранжевости.

Под ногами магма из слипшихся камней, уже остывающих, хотя всё ещё горячих, потому выглядит как крупноблочная плитка.

Если остановиться над такой трещиной и смотреть в этот раскалённый ад, начинает казаться, что это я плыву, как аэростат, а кипящая магма и есть настоящий мир, который ждёт меня.

Дальше трещины, что уже не трещины, где внизу ручьи, а ущелья с целыми реками расплавленного металла, а я пробираюсь по краю опасного обрыва, что может обрушиться в любой момент.

Преодолевая дрожь во всём теле, перепрыгивал с камня на камень, закрывая лицо ладонями от бьющего снизу нестерпимого жара.

Наконец, вот он, тот самый окружённый бурлящей лавой островок чёрного прокаленного камня. Воздух сухой и острый, я старался не раскашляться, хотя в горле не просто першит, а будто наждаком, а то и вовсе когтями.

Гавгамел, обнажённый до пояса, с красным, как у варёного рака, телом, весь в могучей мускулатуре, зачуял меня издали, даже не обернулся, только сказал грохочущим голосом:

– Что, и ты решил?

– Всю жизнь мечтал, – буркнул я.

Он опустил молот, тяжёлый, как у Тора, но с длинной рукоятью, тот блестит титановым напылением. красиво повернулся, словно позирует на подиуме, рослый и налитый силой, весь в тугих жилах, кожа блестит от пота, ещё больше обрисовывая его могучую стать, где ни капли жира.

– Что за дурь? – спросил я зло.

Он ответил с чувством:

– Лупайте сю скалу! Нехай ни жар, ни холод не остановит вас!.. Вот и лупаю, как велел Великий Каменяр.

– Хреновый из тебя лупист, – сказал я. – Такие скалы лупить – не перелупить.

Он ухмыльнулся победно, даже отвечать не стал, оба знаем, впереди у нас вечность.

– Чего здесь? – спросил я. – Вон там не так жарко. И лава далеко.

Он покачал головой, в глазах торжество человека, который умеет переломить себя и заставить делать не то, что хочется, а то, что нужно, чтобы потом гордиться собой. Психологи такое зовут эффектом отложенного удовольствия.

– Здесь алмазный карьер!.. – пояснил он с покровительственной ноткой знатока, что общается с невеждой. – Самые чистые чуть ли не в земном ядре вытворяются, а наверх их выхрюстывает с магмой и лавой!..

Я буркнул:

– Какие тебе нужны? Только скажи, наделаю хоть мешок. Могу сразу бриллиантами.

Он сказал оскорбленно:

– Не прикидывайся. Сам понимаешь, добытое своими руками – другое дело.

Опершись на молот, бросил мне в мозг яркую картинку-притчу, в которой отец сердится на уже взрослого непутёвого сынка, не желавшего работать, наконец выгнал из дома со словами, что примет только тогда, когда тот через год принесёт заработанный своим трудом рубль. Сын ушёл, работать все равно не стал, а жалостливая мать тайком от мужа дала ему серебряную монету, чтобы тот по возвращению вручил отцу.

Снова сынок год гулял и кутил, потом явился к отцу и гордо вручил ему рубль. Тот