Кирилл Бенедиктов - Восход шестого солнца

Кирилл БЕНЕДИКТОВ

ВОСХОД ШЕСТОГО СОЛНЦА

Пролог

«Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Когда эмир Абд-ар-Рахман осаждал город Барду, до него дошли слухи о том, что король франков Карл, прозванный Молотом, идет с севера во главе неисчислимого войска. Абд-ар-Рахман тотчас же снял осаду и поспешил ему навстречу. Франки вышли на битву во всей своей силе и славе, и покрыли равнину Эль-Пато, подобно стальной саранче. Поначалу Абд-ар-Рахман оттеснил врагов к реке, но там им удалось укрепиться. Франки стояли неподвижно, словно стена, плечо к плечу. Так продолжалось четыре дня. На пятый день король Карл бросил в бой свой главный резерв — закованных в тяжелую броню рыцарей, сражающихся длинными мечами. Неуязвимые для стрел, они прошли по полю битвы, как жнецы смерти, и воины Абд-ар-Рахмана дрогнули перед ними. Казалось, еще немного, и победа достанется франкам, но Аллах в своей милости не дал неверным одержать верх над воинами ислама. В середине дня посреди голубого неба сгустились черные тучи, и блеснувшая молния поразила облаченного в стальной доспех короля Карла Молота, наблюдавшего за ходом сражения с вершины холма. Великий страх закрался в сердца франков, и они отступили. Всадники Абд-ар-Рахмана, напротив, воспряли духом и обрушились на врага, подобно тому, как львы нападают на стадо перепуганных антилоп. Жестокая битва продолжалась до темноты, и к ночи вся равнина Эль-Пато была покрыта телами зарубленных франков. Так полегли лучшие витязи Севера, а королевство франков лишилось могучего и прозорливого вождя. Эмир же Абд-ар-Рахман, дождавшись подкрепления, пришедшего к нему из ал-Андалуса, устремился в Фиранджу, к Туру, где захватил великую святыню франков, и дальше, к городу Па-рийе, который впоследствии сделал столицей Парийского Халифата, и еще дальше, к холодным водам Пролива…»

1. Пророк и убийца

Коимбра, Лузитания Франкская.

921 год Хиджры, 8-й день месяца Шавваль

Массивная ручка двери в виде оскаленной львиной головы отливала темным золотом. Трепещущий свет факела заставлял багроветь отшлифованные глаза зверя, чьи клыки, казалось, были готовы вонзиться в огромную ладонь мастера Тристана.

— Это здесь, — коротко произнес мастер Тристан.

Рука с факелом поднялась и опустилась, пламя на несколько мгновений выхватило из темноты верхнюю часть тяжелой двери из черного дуба, окованную широкими железными пластинами. Чтобы выбить такую дверь, нужен таран, а на узкой винтовой лестнице с высокими крутыми ступеньками развернуться невозможно. Что ж, рыцари, строившие замок Коимбры, свое дело знали.

— Мы можем войти? — мягко спросил Джафар на языке франков. Тристан кивнул.

— Пророк редко принимает гостей, мусульманин. Но тебя он примет.

Рыцарь бесстрашно возложил свою правую руку на голову золотого льва и, несколько раз повернув ее влево и вправо, резким движением опустил вниз. Раздался щелчок, и тяжелая дверь стала медленно и беззвучно открываться вовнутрь. «Петли хорошо смазаны», — отметил про себя Джафар. Он прикрыл глаза, воображая движения узловатых пальцев мастера Тристана. Львиная голова оказалась не просто ручкой, а частью замка-шатуна, хитроумного изобретения мудреца ал-Хазена. Простаки считают, что такие замки не по зубам грабителям, но Джафар имел на этот счет свое мнение.

За дверью вновь начиналась лестница, поднимавшаяся куда-то в освещенное мягким золотистым светом пространство. Мастер Тристан, до того показывавший дорогу, посторонился, пропуская гостя вперед. Джафар ал-Мансор вежливо наклонил голову и надвинул капюшон еще глубже. Краем глаза он уловил мелькнувшую на окаймленном седой бородой лице своего спутника досадливую гримасу и довольно усмехнулся про себя. Несомненно, рыцарь Зеленого Ордена много бы отдал за возможность как следует разглядеть его лицо. Не случайно же всю дорогу до дверей покоев Пророка он то и дело оглядывался, едва заметно наклоняя факел… Глупый франк, верно, вообразил себе, что посланцы Аламута не похожи на обычных людей. Не объяснишь же ему, что Джафар прячется под капюшоном вовсе не из опасения быть узнанным. Если бы не многолетняя привычка, ал-Мансор с удовольствием продемонстрировал бы рыцарю свою благообразную, совершенно ничем не примечательную физиономию. Для опытного ассасина изменить внешность не сложнее, чем побрить бороду, и доведись Тристану увидеть своего сегодняшнего гостя в других обстоятельствах, он нипочем бы его не узнал. Но дело тут было не в скрытности. Между двумя слоями плотной ткани тяжелого капюшона располагался третий, вываренный из вязкого и упругого сока альтинской пальмы. Меднокожие жители Драконьих островов делают из такого сока мячи для священной игры, а еще обливают им свои босые ноги и получают прочную, непроницаемую для воды обувь. Прокладка капюшона Джафара неплохо защищала голову от удара дубинкой — правда, деревянной, а не окованной металлом. Тончайшая кольчуга, надетая под простеганную хлопком куртку, тоже относилась к числу обычных предосторожностей бойцов Аламута. Конечно, никто не подвергает сомнению благородство рыцарей Зеленого Ордена, тем более, что ал-Мансор прибыл в Коимбру по личному приглашению магистра Бальдура… но от многолетних привычек так просто не отказываются.

Ал-Мансор ожидал, что мастер Тристан последует за ним, но старый рыцарь остался внизу, у дубовой двери. По мере того, как Джафар поднимался все выше, тяжелое, хриплое дыхание франка постепенно затихало у него за спиной. Башня Пророка, построенная на высокой скале над морем, возвышалась над острыми шпилями Коимбры на добрых шестьдесят локтей, а лестницы ее, казалось, предназначались не для людей, а для гигантов с необычайно длинными ногами. Воспитанному в орлиной твердыне Аламута Джафару подъем дался легко, а вот бедняга Тристан выдохся окончательно. К тому же, если ал-Мансор правильно понял слова магистра Бальдура, рыцарю было приказано проводить гостя к покоям Пророка и доставить обратно к начальнику франков. Не более того.

Поднимаясь, Джафар машинально считал ступени. Добравшись до двадцать первой, он услышал доносившееся откуда-то сверху сдавленное хихиканье — словно кто-то, пытаясь сдержать смех, зажимал себе рот рукавом. «Девушка, — подумал ал-Мансор, — лет четырнадцати. Прячется, наблюдает за мной и хихикает в кулачок». Он преодолел оставшиеся три ступеньки и замер, пораженный увиденным. Медовое сияние разливалось за пушистым полупрозрачным занавесом, сотканным из тысяч радужных перьев. Даже павлины Аламута не могут похвастаться столь переливчатыми узорами, столь глубокими красками, огневеющими, словно раздуваемые ветром угли костра. Джафар решительно шагнул сквозь разноцветный занавес — в то же мгновение прямо у него из-под ног порскнула в угол испуганная хохотушка.

— Не бойся, — сказал ал-Мансор на языке франков. — Я не причиню тебе вреда.

Девочка что-то возмущенно залопотала, но он не понял ни слова. Возможно, это было одно из наречий Драконьих островов — во всяком случае, певучая интонация немного напоминала аль-аравак, единственный язык тех земель, известный Джафару. Да и сама девчонка походила на бронзовокожих островитян: большие черные глаза на смуглом лице, темные прямые волосы, собранные в тугие косицы… Пока она бормотала, ал-Мансор разглядел ее зубы — остро заточенные, черненные, инкрустированные золотом.

— Отведи меня к Пророку, — медленно произнес Джафар. Он был почти уверен, что девчонка его понимает, но на всякий случай повторил на аль-араваке: — Отведи меня к своему хозяину.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча. Девчонка тут же прыгнула вперед, явно намереваясь укусить его за палец. Она была быстрой, как мангуст, но Джафар, разумеется, оказался быстрее. Девочка клацнула зубами и тут же отскочила на безопасное расстояние.

— Шочикетсаль, — зашипела она, как дикая кошка. — Шочикетсаль!

Джафар удивленно покачал головой. Когда он покидал Аламут, отправляясь в далекую христианскую твердыню, то и представить себе не мог, что ждет его в самом сердце Зеленого Ордена. Эти фантастические, роскошные перья, янтарный свет, льющийся из граненых хрустальных шаров, мягкие пятнистые шкуры, сладковатый дым, плывущий из бронзовых курильниц… И эта дерзкая девчонка, одетая в короткую полупрозрачную рубашку, почти не скрывающую соблазнительных округлостей… Он вспомнил строгий, чуждый роскоши стиль замка Коимбры, суровые аскетичные лица монахов-воинов. Неудивительно, что магистр Бальдур не допускает своих людей в Башню Пророка… — Шочикетсаль, — укоризненно произнес где-то над ним мягкий мужской голос. — Шочикетсаль, не приставай к гостю. Будь хорошей девочкой, вернись в Змеиный зал.