Алексей Лукьянов - Спаситель Петрограда

Алексей Лукьянов

Спаситель Петрограда

Возницкий возник из идеи, огня и лошади. Потом к нему приделывали много всего разного: танк Т-74, бороду, пожарную каску и даже имя — Юрий Марян-Густавович. Что-то отваливалось, что-то прирастало намертво (например, имя), но главными его составляющими неизменно оставались идея, огонь и лошадь.

Зрелище, нужно заметить, душераздирающее: кентавр в танке. Да еще и замкомвзвода к тому же. Да, он мог сделать головокружительно быструю карьеру по военной линии, но Юрана это не прельщало.

Много раз удивлялся Возницкий: как же так? Почему в кавалерию, пусть и никчемную, пусть устаревшую и всего-навсего декоративную, не взяли его, Юрана? Да ведь это же был бы высший шик: в самом Санкт-Петербурге, перед Зимним, на военном параде впереди вышагивает, посверкивая эполетами и подковами из нержавеющей стали, кентавр в чине, скажем, даже поручика. Спросил у командира взвода, поручика Нелейводы. Поручик пошевелил тоненькими, как у таракана, усиками, окинул Возницкого критическим взглядом и сказал:

— Ты меня, голубчик, прости, но лицо у тебя уж очень простое. Поручиков с такими лицами не бывает.

Юран это все и сам хорошо понимал. Не раз он по молодости дрался с трамвайными и троллейбусными хамами, что обзывали его дауном. Когда кулаком, а когда и копытом. Околоточный, конечно, в участок препровождал, протокольчик, штраф… А все почему? Потому что у Юрана лицо такое: взглянешь раз и подумаешь, что у этого парня или не все дома, или пьяный, или кокаинист, не приведи Господь. Широкое лицо, глаза маленькие и слегка водянистые, как у старика, улыбка до ушей и маленький подбородок, который, наверное, и портил все. Вдобавок жидкие соломенные волосы. Поляк, одним словом. А ведь при ближайшем знакомстве открывались людям самые что ни на есть лучшие человеческие качества молодого кентавра: искренность и отвага, веселый нрав и острый ум, благодушие и бескорыстие. Возницкий в высшей степени отвечал всем моральным устоям строителя мира во всем мире. В роте его любили.

Так пролетели два года службы. В 1986 году Его Императорское Величество Петр Алексеевич, прозванный в народе Невеликим (росту во внуке Николая Второго и вправду немного было — метр шестьдесят пять), отрекся от престола в пользу своего сына Николая, миротворческую российскую миссию в бывшей кайзеровской Германии, а ныне — Берлинской губернии, посчитали завершенной, да и Юрану на дембель пора было отправляться.

Русский солдат в Германии давно уже не был редкостью, как и русский человек вообще: немцы и русские очень быстро ассимилировались, и уже давным-давно распевались шлягеры типа: «Эс рэгнет шел, погода шлехт была, варум ты не пришел, их бин тебя ждала». Однако Возницкий был весь из огня и лошади (и идеи, конечно), не стоит забывать об этом. То и дело молодого кентавра зазывали то немцы, то хохлы, то свой брат вятич, Бог весть как оказавшийся в Мюльхаузене.

Выпросил Юран у поручика своего, Нелейводы, разрешения отправиться домой своим ходом. Стыд сказать — за два года безупречной службы Европы не повидать! Поручик же заплакал и сказал:

— Что ж ты, сукин китоврас, бросаешь меня? Оставайся, дольше пяти лет в унтерах не промаешься — выучим, блестящим танковым офицером станешь.

— Эх, господин поручик, — прослезился и Возницкий. — Матушка ведь меня ждет, да и не люблю я казенного обмундирования, цивильный я по жизни.

Пришел срок демобилизации.

Крепко-накрепко обнявшись со взводным, Юран вышел за ворота части. Выходное пособие позволяло вполне цивилизованно отправиться восвояси и на поезде, однако же Юран твердо решил добираться домой, в Вятскую губернию своим ходом и, весело цокая по автобану копытами, обутыми в подковы-нержавейки, двинулся на восток.

Вот что значит — галопом по Европам, думал Возницкий, пересекая Германию, Польшу и Чехию со Словакией. Любовался готическими соборами, пил пиво, подвозил студенток, путешествующих автостопом, и обрастал бородой.

Шикарная у него получалась борода — пушистая, с мягким золотистым отливом. Усы кентавр подкручивал вверх, и польская его физиономия русела на глазах. Правда, в Бресте ему чуть не пришлось расстаться с этим великолепием, потому что на КПП дотошный старшина-погранец потребовал документы, удостоверяющие личность.

Ясен перец, что на фото в билете у Юрана бороды не было.

— Пройдемте-ка, сударь! — Взгляд унтера из бдительного стал подозревающим, и военник Возницкого к законному владельцу возвращаться не спешил. Оглянувшись, старшина распорядился: — Беликов, за меня, досматривать каждого! Следуйте за мной!

Как и всякий честный человек, Юран воспринял этакий поворот дел явлением временным и не заслуживающим переживаний, поэтому сказал:

— Легко, — и последовал за старшиной, звонко цокая по асфальту.

Административный корпус пограничной службы располагался неподалеку, в уютном стилизованном теремке, стоявшем в центре небольшого скверика. Перед входом старшина озадачился: как быть с задержанным? То ли вести с собой, то ли так оставить, пусть попасется…

— Да вы ступайте, господин унтер, — добродушно улыбнулся Юран. — Куда я без военника-то?

Старшина смерил Возницкого надменным взглядом — и умчался в комендатуру. А Юран тем временем вынул из седельной сумки баллончик с пеной для бритья, бритву и зеркало и неспешно направился к маленькому фонтану, бившему рядом с теремком.

Кентавр плеснул себе в лицо воды и собрался уже запенить бороду, как резкий командирский голос окликнул его:

— Солдат, смир-рна! Кру-угом!

Юран встал на дыбы, оттолкнулся правым копытом, развернулся и, выбив искры, встал на все четыре кости. Перед ним оказался человек в форме офицера Жандармского корпуса.

— Имя, звание, воинская часть! — Потребовал жандарм.

— Старший сержант Возницкий, танковая часть номер девяносто семь четыреста дробь шестнадцать, Мюльхаузен. Уволен в запас девятна…

— Довольно, — перебил жандарм и откозырял. — Капитан Колесников, Девятое закрытое отделение Жандармского Корпуса Его Императорского Величества. Какими судьбами в Бресте, сержант?

— Галопом по Европам, господин капитан, — стоя по стойке «смирно», отрапортовал Юран.

— Дмитрий Борисович, — сказал Колесников. — Расслабься. И утрись. Бриться пока не советую, хотя… — Он посмотрел в сторону комендатуры. Ладно, будем считать, что твоя затея надуть старшину гипотетически удалась.

На крыльце показались крайне взволнованный старшина с пограничным чином, лениво бредущим за его спиной.

— Старшина, верните господину Возницкому его документ, — маленькие карие глазки капитана Колесникова подавили волю пограничника, и то, откозыряв, вернул Юрану его военник. — Игорь Всеславович, прошу покорно извинить, произошла ошибка. Старшине Вяткину объявите благодарность, от себя походатайствую о пятидневном отпуске для него.

Вот тут-то и началось самое интересное.

Что и говорить, господин, предъявивший паспорт, выглядел устрашающе. Сотрудник таможенной службы Верещагин внимательно сверил изображение с оригиналом, невозмутимо просмотрел содержимое багажа, сверяя с декларацией, пролистал документ еще раз и уточнил:

— Крокодил, Крокодил Крокодилович, я правильно читаю?

— Совершенно верно, — подтвердил Крокодил Крокодилович, вынимая из огромной пасти дымящуюся трубку. В промозглом питерском воздухе запахло виргинским табаком.

— Цель визита?

— Культурно-просветительская.

— Счастливого пребывания в Петрограде. И — с Рождеством.

Странный гость подхватил в правую лапу саквояж и пошел прочь, скребя толстым хвостом по обледеневшей брусчатке. Вскоре его клетчатое драповое пальто и стильная шляпа-котелок, которых в Питере не видели с двадцатых, пожалуй, годов, растворились в сырых сумерках. Аэроплан, в котором прилетел Крокодил Крокодилович, так и остался стоять перед Исаакиевским собором.

Верещагину ничего не оставалось делать, кроме как опечатать транспортное средство и самому удалиться восвояси.

Спустя час бледно-серый «руссобалт-3132» с шашечками на дверцах взвизгнул тормозами и замер у парадного подъезда отеля «Palace». Электрическая иллюминация самой шикарной питерской гостиницы была несколько приглушена внезапным снегопадом, обрушившимся на столицу накануне, дворники в белых фартуках в поте лица разгребали снег возле центрального входа. Подъехавший таксомотор не отвлекал их от работы до тех пор, пока водитель не открыл дверь пассажиру, и вот тогда-то широченные деревянные лопаты перестали скрести керамическую брусчатку, ибо пассажир был не только экстравагантно одет, но и физиономию имел необычную. Премерзкую, прямо скажем. Морда у пассажира была вместо физиономии, широкая вытянутая морда, и дворник Василий сказал вполголоса: