Лев Волохонский - По понятиям. Происхождение современной общественной морали

По понятиям

Происхождение современной общественной морали

Лев Волохонский

Только под утро он разделся и уснул, и вот

во сне явился к нему маленького роста кошмар

в брюках в крупную клетку и глумливо сказал:

Голым профилем на ежа не сядешь!..

Святая Русь страна деревянная, нищая и …опасная, а

русскому человеку честь только лишнее бремя.

– Ах, ты! – вскричал во сне Турбин, – г-гадина, да

я тебя. – Турбин во сне полез в ящик стола

доставать браунинг, сонный, достал, хотел выстрелить в кошмар, погнался за ним, и кошмар пропал.

М. Булгаков «Белая гвардия»

© Лев Волохонский, 2016

© М. Волохонская, дизайн обложки, 2016

© М. Волохонская, иллюстрации, 2016

Редактор О. Корзинина

Редактор Л. Морган

ISBN 978-5-4483-0983-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Зоновские понятия и этические ценности посткоммунистического общества

…институциональная структура тюремного

сообщества конгруэнтна институциональной

структуре общества советского типа…

А. Н. Олейник «Тюремная субкультура»

Сегодня, когда хотят кого-нибудь напугать, говорят: «Ну ладно, не хочешь по человечески, по понятиям – давай по закону».

К настоящему моменту завершается процесс конвергенции этических ценностей преступного мира и остальной части российского населения. Общество, за неимением иных ценностей, учится жить «по понятиям».

Понятия, в свою очередь, трансформируются в нечто новое. Собственно говоря, сами понятия – компромиссный вариант воровского закона, возникший после сучьих войн и изоляции носителей воровской идеи.

Трансформация закона в понятия, а понятий в общественную мораль чётко прослеживается в мифах, фольклоре, сленге, литературе, документах, прессе и памяти людей, в течение жизни которых эта трансформация произошла.

Преступный мир России до 1917 года очень сильно отличался от того, что мы привыкли сейчас под этим подразумевать.

Революция и гражданская война не только в корне изменила жизнь всего населения Российской Империи, но и создала благоприятную ситуацию для расцвета нового криминального сообщества. При полном бардаке в стране временами возникает неустойчивое единство большевиков и преступного мира на основе идеи «отнять и поделить». Но по мере того, как большевики становятся властью, революционная мораль входит в противоречие с преступной.

К 1921 году коммунисты полностью захватили власть в стране. И с этого момента идеи власти и преступного мира начали окончательно расходиться. Вначале власть считала преступников социально близкими и рассчитывала на их участие в построении коммунизма, потом начала сажать, надеясь на исправление трудом. Беломорканал, Волгоканал и другие стройки века предполагали их «перековку». Преступный мир не только «не перековался», но и выработал свою систему ценностей.

Постепенно революционная мораль становится государственной и входит в непримиримое противоречие с воровским законом. Миф о Павлике Морозове, заложившем родного отца и всю семью, несовместим с мифом о Маттео Фальконе, где отец убивает любимого сына за то, что он выдал бандита жандармам.

Примерно с 1937 года государство становится полностью тоталитарным и входит в жесткую конфронтацию с преступным миром.

Революционная мораль власти полностью становится тоталитарной, общественная мораль исчезает вместе с обществом, сохраняемые немногими христианские ценности становятся сугубо индивидуальными, а воровской закон ужесточается и из асоциального становится антигосударственным.

В стране остается всего 2 системы ценностей: тоталитаризм и воровской закон.

Начавшаяся война нарушила устоявшуюся систему и на воле, и в ГУЛаге. В силу военной целесообразности государство идёт на идейные уступки, допуская религию, патриотизм и всё, что может способствовать единению ради победы. Возникает некое разномыслие и некие зачатки общественной морали. В начале войны достаточно много зэков, кого принудительно, кого добровольно, отправляют в штрафные батальоны защищать родину.

ЗК из штрафбатов попадают в обычные войска, а законопослушные граждане в штрафбаты. С той и другой стороны происходит некоторое размывание моральных ценностей. Солдаты становятся слегка приблатнёнными, а ЗК малость ссученными. (Сам по себе факт ношения военной формы уже был грубым нарушением воровского закона). Воровской закон законсервирован исключительно в лагерях. Победа 45-го года повлекла за собой не только огромное новое пополнение лагерей, но и возвращение прошедших войну зэков. Вернувшиеся с войны урки хотели либерализации воровского закона, так как сами серьезно его нарушили. Сначала на Колыме, а потом и по всему ГУЛАГу к 1947 году вспыхнула так называемая сучья война, которая в глобальном масштабе закончилась примерно к 1953 году. И примерно с этого времени начались попытки к изоляции носителей воровской идеи.

Смерть Сталина повлекла за собой амнистию, хрущёвскую «оттепель» и, одновременно, усиление давления на воров, которых осталось уже не так много. В сложившейся ситуации жесткий воровской закон постепенно стал заменяться зоновскими понятиями, которые уже распространялись на всех порядочных заключенных. В то же самое время амнистированные и освободившиеся ЗК непроизвольно внедряют тюремные понятия во все слои общества.

В последовавший затем так называемый застойный период происходит постепенное исчезновение тоталитарной морали, притом, что тоталитарное государство сохраняется. В итоге у законопослушных граждан нет никакой общественной морали, а у преступного мира сохраняются понятия.

В 1986 году начинается перестройка. Появляются кооперативы и одновременно с ними рэкет. Воровские понятия опять претерпевают изменения в связи с совершенно новой ситуацией в стране.

Происходит становление т.н. «организованных преступных группировок» и превращение их в легальные и полулегальные структуры.

Понятия распространяются во всех слоях возникающего общества и в то же время меняются в сторону их либерализации. В настоящий момент они полностью утратили антигосударственный характер.

Христианские ценности ещё не имеют достаточного распространения, чтобы стать общественными, но среди людей, живущих по понятиям, становится всё больше верующих. В перспективе из такого симбиоза может сложиться новая общественная мораль.

I. Предыстория

Для какого бы то ни было взаимодействия людям нужны нормы, правила, законы и т. п.

Государство стремится отрегулировать отношения между людьми, устанавливая законы.

В любом государстве, при любых законах есть люди, профессионально их нарушающие, живущие за счёт их нарушения.

Эти люди (преступники) для более или менее успешного функционирования тоже нуждаются в каких-то нормах и правилах, даже если род их деятельности сугубо индивидуален (классический пример – сухарёвская конвенция детей лейтенанта Шмидта), не говоря о мало-мальски организованной преступности.

Если предположить, что в Москве всего один человек ворует в трамваях, то никакого вопроса о нормах и правилах не возникает.

Если таких двое, и они пересеклись, то им уже есть о чём поговорить.

Если карманников столько же, сколько трамвайных маршрутов, и они хотят работать эффективно, им просто не избежать какого-то общественного договора, как минимум, конвенции о разделе сфер влияния.

Если же их станет больше, чем маршрутов, придётся устанавливать правила и нормы.

Соответственно, чем выше их концентрация, чем больше контактов друг с другом, тем больше потребуется правил и норм.

Добавим к этому периодическое попадание в места лишения свободы, где в регулировании нуждается не только профессиональная деятельность, но и все остальные аспекты жизни.

То же можно сказать не только о законах преступного мира, но и о законах вообще.

При освоении американского Дикого Запада самым первым, просторно жившим поселенцам, законы были ни к чему. По мере увеличения плотности населения появились суды Линча, затем шерифы и прочие элементы правового государства. Сегодня американцы жалуются, что у них юристов больше, чем людей, а в США ежегодно принимаются десятки тысяч нормативных актов, регулирующих самые ничтожные проявления человеческой активности и тем самым тормозящие любое живое дело.

Очевидно, существует некая критическая масса норм и правил, некое их количество, после увеличения которого они уже не повышают, а понижают эффективность взаимодействия людей.