Юрий Корчевский - Заградотряд времени

Юрий Корчевский

Заградотряд времени. Я из СМЕРШа

Глава 1

Серой лентой уносилось под колеса машины шоссе. И что я такой невезучий? Еле отпуск на работе летом выпросил, капитан мой все время твердил: «Навигация, навигация, иди, как все — зимой».

Попал я в Ярославское речное пароходство совершенно случайно. Закончив Челябинское танковое училище, честно оттянул свою лямку четыре года, как говорят в армии, «через день под ремень» — взводным, пройдя «славный путь» от лейтенанта до старшего лейтенанта. А потом в армии начался кавардак, денег едва хватало на самое насущное, и, когда полк наш сократили, я уволился. Так в двадцать восемь лет я стал безработным.

У отца был знакомый в пароходстве, который и привел меня в отдел кадров.

Посмотрев мои документы, кадровик улыбнулся:

— Так, значит, Сергей Колесников? У нас танков нет.

— Но в дипломе же написано — «инженер-механик». А дизель — он ведь что в танке, что на судне.

— Да, это верно. Для начала определим тебя стажером на сухогруз «Окский-З5». Постажируешься, оглядишься с месяц, а там видно будет.

Вот так я, бывший танкист, и стал судовым механиком. Склонность к железу у меня с детства была. Сколько себя помню, отец и дома, и в гараже с железками возился, вот и я потихоньку втянулся. И учиться пошел не на новомодных ныне юриста, экономиста или менеджера, а к технике поближе. А что в военное училище — так романтика юношеская толкнула. Опять же — на полном государственном обеспечении, поскольку жили мы небогато. На еду и одежду хватало, но излишествами я избалован не был.

А не повезло мне, потому как познакомился с хорошей девушкой, уговорились в отпуск вместе ехать, и вдруг — на тебе: мало того, что отпуск ей не дали, так еще и в командировку отправили.

Провожая, я подвез ее к вокзалу. Прощаясь, расцеловались, а на перроне цыганка ко мне пристала:

— Дай погадаю, красавец! Все скажу — как есть и что ожидает!

Сроду на такие штучки я не велся, отмахнулся от нее, да разве от них отвяжешься? Так и шла со мной до машины, а за нею — выводок ее, трое детишек чумазых, галдящих.

— Мужчина, позолоти ручку! — не отставала цыганка.

Чтобы она отвязалась, я вытащил из кармана смятую сторублевку и сунул ей в руку. Сам же отпер дверь своей «шестерки» и собрался уже сесть, как цыганка дернула за руку:

— Предстоит тебе дорога дальняя.

Мне стало интересно, я задержался. Мне ведь и в самом деле предстояло ехать в Смоленск — даже дальше.

Цыганка раскинула на капоте карты.

— Не надо тебе ездить, не будет удачи. Ждет тебя казенный дом.

Во как! «Казенный дом» — это что? Больница, тюрьма или чиновничья управа?

— Врешь, поди. Все вы так говорите.

— Карты не врут, красавец. Домой не вернешься.

Вот никогда не верил в гадания!

Я сплюнул и сел в машину.

Цыганка забрала карты и отошла. Чего, спрашивается, каркать под руку?

Через полчаса я уже забыл о гадании, собирая машину. Вещи надо погрузить, продукты, лопаты — маленькую саперную, штыковую и совковую. Мне без них — никак. А еще лупу, веревку и много чего другого.

В прошлом году вместе с отцом на Смоленщину ездили, нынче одному придется — слаб здоровьем батенька стал, куда ему землю копать? К тому же в прошлом году аккурат под конец отпуска дожди пошли, пришлось бросить раскопки. Нет, я не кладоискатель и не «черный следопыт». Могилу деда ищем. Еще в войну похоронка на деда пришли. Бабушка поплакала, смирилась, да и прожила потом одиночкою горемычной, растя отца. А после войны жизнь тяжелая была, полуголодная. Так и мыкала нужду, пока отец не вырос да работать не пошел. Там уж полегче стало. Потом отец женился, появился я, и жизнь пошла по накатанной колее: дом, работа — до того момента, когда три года назад отец на празднике Дня Победы встретился случайно с фронтовиком. Тот и разбередил ему душу.

Оказалось, что они с дедом воевали вместе — в одном полку и даже одной роте. Однако же сказать, как погиб дед и где похоронен, он не смог.

И появилась у отца навязчивая идея — найти могилу деда и поклониться праху его.

Понемногу и я проникся этой идеей. А после прошлогодних поисков и раскопок, когда мы нашли незахороненные останки и смертные медальоны воинов, и сам загорелся. Правда, один из медальонов оказался пустым, а на бумажке из второго медальона почти ничего нельзя было разобрать. Но мы сдали эти находки в военкомат. Есть же эксперты, может, и удастся установить фамилию павшего воина, и тогда еще одним неизвестным солдатом станет меньше, и семья узнает, где упокоился их отец или дед.

Рано утром я завел машину и выехал на Москву. По случаю воскресенья машин на дороге было мало, трасса была пустынной, и я давил на педали.

Впереди показался «Пежо», в просторечии — «пыжик». Посторонись, насекомое, «гонщег» едет!

Чем ближе подъезжал я к столице, тем оживленней становилось движение.

Вот и кольцевая. Мне направо. По «Европе-плюс» крутили Inna с ее хитом «Amazing», а потом Armin van Buuren. Неплохая музычка.

После Можайска машин снова поубавилось.

В Вязьме я остановился на ночь в придорожном кемпинге. Не люблю ездить ночью — встречные фарами слепят, видимость ограничена.

А поутру я свернул с трассы влево, не доезжая до Сафоново. Тут уж гравийка пошла, а потом и вовсе грунтовка.

Скорость упала, «шестерка» жалобно поскрипывала на ухабах всеми своими сочленениями. Временами справа мелькал за деревьями Днепр. По-моему, пора узнать у местных деревенских, где эта деревушка, о которой говорил отцу фронтовик.

Вот и деревушка о пяти домах.

Я остановился у дома, где на лавочке сидела старушка.

— Добрый день, бабушка!

— Добрый, сыночек.

— Вы не подскажете, где деревня Порхово?

— И-и-и, сыночек! Уж нет той деревни давно! Как сгорела в войну, так и не поселился потом на этом месте никто. А чегой-то тебе она понадобилась?

— Могилу деда ищу.

— Не найдешь ничего, все бурьяном поросло. А сама деревня вон там стояла: проедешь вперед — и за березами вправо, вдоль реки. Остались вроде трубы печные, а может, уже и их нету — давно я там была, слаба ногами стала.

— Спасибо, бабушка.

Я сел в машину.

Вот березы, поросшая травой, едва угадывающаяся грунтовка. Слева речушка тянется-вьется, два метра шириной.

Я ехал едва-едва и все равно просмотрел деревню — вернее, место, где она когда-то была. Просто дорога уперлась в овраг.

Развернулся назад. Вот вроде куча камней, поодаль — еще.

Заглушив машийу, я вышел.

Покосившийся, осевший в землю колодезный сруб, рядом — упавшая на землю кирпичная труба от печи… Да, деревня была здесь. Отправная точка для поисков найдена.

Все вокруг поросло сочной травой, бурьян по пояс. Кусты малины и крыжовника разрослись и превратились в непроходимые заросли. Грустно смотреть — жили же когда-то здесь люди, строили избы, сеяли хлеб, растили детей. Прошла война, и ничего нет — ни изб, ни людей, одно запустение.

Я прошелся по одному участку, перешел к другому. Повернулся к машине, сделал шаг. Под ногами захрустело, земля ушла вниз, и я рухнул в яму, оказавшуюся старым погребом. Сгнившие бревна не выдержали моего веса и проломились.

От удара и боли в ноге потемнело в глазах.

Когда я пришел в себя и немного осмотрелся, то увидел, что левая штанина разодрана, на голени — ссадины. Ничего страшного, зато сам жив, шею не свернул — уже хорошо. А ссадины до свадьбы заживут, обмыть их вот только надо.

Пора и выбираться. Вот только как это сделать? Я с тоской посмотрел наверх, на пролом в настиле. Высота у погреба — метра три, лестницы нет. Только по стенам — дощатые полусгнившие, почерневшие от времени полки.

Я попробовал подтянуться за полки руками — бесполезно. Доски и жерди не держали моего веса и под рукою превращались в труху. Совсем рядом, в машине, веревка есть, вот только не добраться до нее. Сижу тут, как в земляной тюрьме — зиндане. Вроде смешно, только вот смеяться не хочется. Никто не знает, где я, так ведь и с голоду сдохнуть запросто можно.

От отчаяния я поднял голову к дыре, через которую было видно голубое небо, и заорал.

К моему удивлению, в дыре появилось лицо старика — бородатого и в картузе.

— Чего орешь?

— Провалился я, помогите выбраться.

Дед исчез, но вскоре появился вновь.

— Держи!

Вниз ко мне упала пеньковая веревка.

Помощь пришла быстрее, чем я думал. Ну, по канату лазать нас еще в училище учили.

Ухватившись за веревку, я подтянулся, помог себе ногами и через секунду уже был на краю ямы. Осторожно лег на дерн и отполз на животе в сторону, памятуя о ненадежных бревнах погреба. Встал с горячим желанием поблагодарить незнакомого старика… и застыл от неожиданности.

Моей машины не было, а по грунтовке шли люди — с рюкзаками, сумками, баулами, узлами. Тащили за руки детей, катили коляски и тачки, груженные домашним скарбом.