Рушель Блаво - Притчи, приносящие здоровье и счастье
Ужасу юноши не было предела. «Так вот к чему ведут усердные молитвы!» – с негодованием подумал было Петро, но эта мысль его тут же оборвалась словами, донесшимися до него из-под воды:
– Милый Петро, долго искала я тебя. Ох и долго. Не бойся меня, а только дождись полуночи. В полночь выйду я на берег. И будут со мной одиннадцать подруг моих, тоже русалок днепровских. Начнем мы танец наш полуночный в свете луны. И тогда должен ты будешь, любимый, среди моих подруг найти меня. А как найдешь, то на веки вечные стану я твоей женою. Ты ведь любишь меня? Признайся, что любишь!
Что было делать бедному кузнецу? Сперва хотелось дать стрекача, да только понял вдруг Петро не только сердцем, но и разумом понял, что влюбился он в прекрасную русалку и что никакой жизни без нее больше для него нет и быть не может. И тогда кузнец признался русалке в любви. Та же ответила, что уже давным-давно полюбила Петро, который до этого приходил в ее сны русалочьи. И вот теперь дождалась его наяву.
– И все же, любимый, главное испытание для нас еще впереди. Молю тебя, узнай свою любимую русалку среди подруг…
И исчезла с этими словами прекрасная русалка в днепровской волне, а Петро в ожидании полуночи принялся взад-вперед ходить по берегу Днепра и любоваться на луну и на звезды и на отражения их в воде. И уже не только голова пела, а пела душа, пело сердце кузнеца. Впервые в жизни юноша полюбил. И этой любовью был он счастлив. И не боялся того, что полюбил он русалку, поскольку знал, что любовь эта дарована ему силами небесными за молитву его усердную и за благочестие его постоянное.
Вот настала полночь, о чем возвестил короткий удар колокола в Лавре. И в ту же минуту от Днепра полилась на берег тихая и печальная музыка, непонятно на каком инструменте и кем исполненная, но такая прекрасная, что Петро даже замер на месте. А вслед за началом этой волшебной мелодии из воды на песчаный бережок вышли двенадцать дев – абсолютно одинаковые внешне: в белых одеждах, скрывающих и лицо. Как бедному Петро узнать ту, что давеча беседовала с ним? Увидеть среди двенадцати свою единственную любовь? Как?
Петро подошел к прекрасным девушкам-русалкам, которые начали под прекрасную мелодию исполнять медленный и грустный танец (ошибается тот, кто думает, что у русалок обязательно должны быть рыбьи хвосты), стал всматриваться в танцовщиц, которые на первый взгляд казались совершенно одинаковыми. Но только на первый взгляд. Стоило кузнецу приблизиться к девушкам, как тут же узнал он ту, которую любил уже несколько часов и намеревался любить вечно. А как узнал – о том молчок. Никому ни тогда, ни потом не рассказывал об этом Петро. Но за то как только узнал, то сразу же взял нежно за руку свою любовь и повел вдоль берега. Другие русалки с грустью влюбленным вслед смотрели, лелея надежду на счастье в грядущем и для них – для остающихся в волнах Днепра одиннадцати красавиц. Петро же вел свою невесту по берегу до самого того места, где, как и ожидал, увидел того самого лодочника, который привез его на эту сторону реки. Лодочник улыбнулся и жестом пригласил молодых к себе в лодку. По пути же до другого берега пытался молчать, но под конец не выдержал и сказал:
– А что я тебе говорил, парень? Говорил ведь, что русалки есть и что тайны есть в Днепре. А ты мне небось не поверил.
Петро только улыбнулся в ответ. Почти весь день шли Петро и его невеста от Киева до Чернигова. И по дороге кузнец узнал, что зовут его суженую Оксаной, что была она дочерью известного благочестьем своим священника, но что после смерти отца злой колдун, в грехах погрязший, обратил ее днепровской русалкой; и что предсказание было о спасении ее юношей, который полюбит Оксану, а перед тем проведет день в усердной молитве к Господу и святым в самой Киево-Печерской Лавре.
С радостью в Чернигове приняла невесту сына мать кузнеца. А вскоре и свадьбу сыграли, и через год решили из Чернигова навсегда перебраться в Киев. И жили Оксана и Петро долго и счастливо. Вот такую историю рассказывал мне мой дед, а ему – его дед, которого, надо сказать, и звали Петро и который был кузнецом, из Чернигова пришедшим в Киев и поселившимся на Киевском Подоле с молодой женой своей – бабушкой моего деда, которую звали Оксаной.
Озеро Витязь
Всем людям в Белоруссии и многим людям далеко за пределами нашей небольшой, но очень доброй и красивой страны известно озеро Витязь. Такое большое, словно и не озеро совсем, а самое настоящее море. А вода в Витязе такая прозрачная, что не уступает воде в самом Байкале. В жаркие летние месяцы озеро Витязь радует любителей купаться; а еще именно летом (что неудивительно) на Витязе в изобилии видны разноцветные паруса яхт и маленьких корабликов. В месяцы осенние Витязь влечет к себе рыболовов; что и говорить: богаты воды озера самой разнообразной рыбой. Зимой же, когда вода озера Витязь сначала покрывается ледяной коркой, а затем и толстым слоем льда, тогда здесь раздолье для тех, кто катается на лыжах, на коньках, на санях. И, конечно, рыболовы никуда не уходят – только если осенью стояли они с удочками по берегам да в лодках плавали по прозрачной воде, то теперь, зимой, сидят они в тяжелых тулупах своих по всей ледяной поверхности Витязя, сидят, склонившись над прорубями-лунками и всматриваясь в поплавки, ожидая хоть какого-нибудь клева. Однако больше всего люблю я озеро Витязь по весне: лед растаял, обнажив голубую поверхность воды, явно соскучившейся за долгие зимние месяцы по солнышку. А солнышко-то тут как тут – спешит не просто показаться, а отразиться в водах Витязя, поиграть бликами и искрами, растворить лучи свои в этой пронзительной глубине. Уж поверьте мне, а ничего лучше нет, чем бродить апрельским днем по берегу озера Витязь…
Все в Белоруссии любят наше славное озеро! А вот почему озеро Витязь так называется? Об этом моя история. Много в Белоруссии красивых рек – чего стоят, например, Двина, Буг и Неман! Много городов прекрасных – и Гомель, и Витебск, и Бобруйск… Много задумчивых лесов. Но чем еще непременно страна наша славится, так это болотами. Кто-то скажет: чего, мол, в этих болотах хорошего-то? топи, дескать, да трясины. И, вообще-то, сказав так, будет прав. Многим ведь из вас доводилось забредать в болота. И уж, верно, воспоминания об этом остались не самые светлые. Всякий, кому доводилось хотя бы по краю болота проходить, припомнит и воздух сырой, и комаров тучи, и хлипкую слякоть под ногами, грозящую в любую секунду обернуться опасной трясиной, готовой затянуть путника и не отпустить уже никогда. Всякий, видевший болото, наверняка такие впечатления припомнит. Вот я как-то шел себе по лесу осенней ранней порой, шел себе и шел. Да только враз ощутил, как в воздухе вокруг меня что-то поменялось. Но что? Быстро сам понял – это сырость воцарилась вдруг в лесном воздухе. Тут же и под ногами захлюпало, и комаров стало гораздо больше, чем даже летом в нашем лесу бывает. Смекнул я тогда, что забрел в болото. И как всякий на моем месте поступил бы, хотел уже было болото это покинуть, да тут вдруг увидал я цветок красоты невиданной, небывалой и неописуемой. Осмотрелся и еще таких цветков несколько разглядел вокруг себя. Оранжевый цвет лепестков выделялся на мутно-зеленом фоне болота и был столь ярок, что невольно притягивал взор к себе. Так и стоял я, рассматривая красоту эту и не желая отвести взгляд. Ни на лугу, ни в лесу, ни у дороги, ни в садах наших не доводилось никогда прежде видеть мне такой волшебной красоты. Уже потом узнал я, что цветок этот оранжевый зовется Орлиной Слезой и растет только на болоте. И с той поры понял я, что и в болотах наших, коих так много в Белоруссии, тоже есть своя красота, свое притягательное очарование. И потом уже узнал я, что болота они болотами будут не вечно; что болоту часто назначено превращение во что-то иное. И история озера нашего тому пример.
Давным-давно на месте, где сейчас властвуют прозрачные воды Витязя, было как раз самое настоящее и довольно-таки неприглядное на вид болото. От прочих болот отличалось оно только, пожалуй, своей величиной; проще говоря: было уж очень большим. Клюквой дарило окрестных селян и гостей из города, так и на том спасибо. Но это только по сентябрю. В прочие же месяцы не было больших любителей ходить на это болото. И вот как-то раз случилось над болотом нашим пролетать Орлу – царю всех птиц, всей выси заоблачной. Глянул Орел на болото и так опечалился, что сразу же собрался заплакать. Всякий в Белоруссии знает, что пролетающий над болотом Орел обязательно печалится, обязательно грустит и, как следствие, непременно плачет, слезы Орла падают на болотную трясину и превращаются в те самые чудесные оранжевые цветы, которые я и видел однажды на болоте. Потому-то и зовутся эти цветы Орлиными Слезами. Вот и сейчас, как следовало ожидать, от слез Орла должны были на большом болоте появиться эти прекрасные оранжевые цветы. И они появились. Но болото было таким большим и таким печальным, что даже чудесные цветы не могли его украсить. И Орел все продолжал и продолжал горько плакать, летая над болотом, продолжал лить свои слезы. Не день и не два, а несколько месяцев плакал так Орел. И доплакался до того, что в одно прекрасное утро наше болото вдруг болотом быть перестало, а все разом покрылось водой. Под волнами уже было не видать ни мутной зелени трясины, ни коричневатых кочек, ни редких кустиков; не было видно и тех самых оранжевых цветов, что за долгие месяцы своего плача наплодил по всему большому болоту Орел. С каждым часом воды становилось все больше и больше. И Орел в какой-то момент плакать перестал – глянул вниз, увидал там простор водный, а в нем – отражение свое. Порадовался тогда Орел, облетел образовавшееся озеро от края и до края, даже устал малость в таком вот полете и, сложив крылья, решил немного передохнуть на прибрежном камне. В ту пору и народ окрестный прознал уже про то, что приключилось с большим болотом. Стали на берегу собираться крестьяне, жены их приходить стали, дети малые – расшумелись все. И ведь что волновало-то? Не то, откуда столько воды, не то, куда болото делось, а волновало крестьян наших то, как назвать получившееся озеро.
