Илья Мечников - Этюды о природе человека
В своих "Автобиографических записках" Сеченов так пишет о своем переселении в Одессу: "Всеми новыми товарищами я был принят очень радушно; но в это время единственно близкого мне И.И. Мечникова не было (разрядка наша. - А. И.) - он был в годовом отпуску..."3.
Вследствие тяжелой болезни жены Мечников после его избрания получил длительный отпуск и увез ее за границу для лечения. К работе он приступил в 1871 году.
1 "Врачебное дело, 1925, № 15-17, стр. 1195.
2 Официально Одесский университет назывался Новороссийским, так как Одесса со времен Екатерины II до 1917 г. входила в состав Новороссийского края.
3 И. М. Сеченов. Автобиографические записки, М., 1945, стр. 134.
255
В 1872 г., пишет Сеченов, "начал формироваться тот настоящий дружеский кружок, из-за которого я люблю Одессу и по сие время. Вернулся из-за границы И.И. Мечников. Приехал из Москвы на кафедру математической физики... Н.А. Умов"1. Душой кружка, по словам Сеченова, был Мечников.
"Из всех молодых людей, которых я знавал, - пишет Сеченов, - более увлекательного, чем молодой И.И., по подвижности ума, неистощимому остроумию и разностороннему образованию я не встречал в жизни. Насколько он был серьезен и продуктивен в науке - уже тогда он произвел в зоологии очень много и имел в ней большое имя, - настолько же жив, занимателен и разнообразен в дружеском обществе"2.
Особенно интересны штрихи, характеризующие образ Мечникова-человека, зарисованные таким тонким и авторитетным наблюдателем, как Сеченов.
"Одною из утех для кружка была его способность ловко подмечать комическую сторону в текущих событиях и смешные черты в характере лиц, с удивительным умением подражать их голосу, движениям и манере говорить.
Кто из нас, одесситов того времени, - пишет Сеченов, - может забыть, например, нарисованный им образ хромого астронома, как он в халате и в ночном колпаке глядит через открытое окно своей спальни на звездное небо, делая таким образом астрономические наблюдения; или ботаника с павлиньем голосом, выкрикивающего с одушевлением и гордостью длинный ряд иностранных названий растительных пигментов; или, наконец, пищание одного маленького забитого субинспектора, который при всяком новом знакомстве рекомендовал себя племянником генерал-фельдцейхмейстера австрийской службы. Все это Мечников делал без малейшей злобы, не будучи нисколько насмешником.
Да и сердце у него стояло в отношении близких на уровне его талантов без всяких побочных средств, с одним профессорским жалованием, он отвез свою первую больную жену на Мадеру, думая спасти ее, а сам в это время отказывал себе во многом и не разу не проронил об этом ни слова. Был большой любитель музыки и умел напевать множество классических вещей; любил театр, но не любил ходить на трагедии, потому что неудержимо плакал"3.
Таковы лирические штрихи образа Мечникова, которого Сеченов, как ранее и Бакунин, за бесконечную отзывчивость, гуманизм и сердечность любовно называли "мамашей".
1 И.М. Сеченов. Автобиографические записки. М., 1945, стр. 135.
2 Там же.
3 Там же.
256
Но эта душевность в личной жизни тотчас исчезала, когда дело касалось защиты научных взглядов, борьбы за прогрессивную науку. Здесь Мечников превращался в неукротимого борца. На конгрессах и научных конференциях он буквально воевал за научную истину. Его выступлений с уверенностью и надеждой ждали единомышленники и ученики, с опасением и тревогой противники, а их у Мечникова было немало.
Бороться приходилось не только за научную истину.
Несмотря на то, что Мечников старался быть подальше от политики и часто повторял "наука - вот моя политика", законы общественной жизни были сильнее его желаний. Независимость убеждений, борьба против привлечения в университет профессоров не по научным заслугам, а по политической благонадежности, защита студенческих интересов против реакционного начальства - все это включало ученого в борьбу на стороне прогрессивных сил. Поэтому в реакционных кругах его, по словам О.Н. Мечниковой, считали ""красным" и чуть не агитатором". Однако Мечников продолжал упорно верить, что ученому можно и нужно совершенно отстраниться от политики.
Отдать себя служению науке, безгранично верить в нее - в этом Мечников видел смысл и содержание своей жизни. В соответствии с этим благородным "символом веры" ученый стремился превратить Одесский университет в крупный научный центр. Он привлек сюда, помимо Сеченова, таких выдающихся ученых, как А.О. Ковалевский, Заленский, Умов, Марковников и др. Однако даже такое, казалось бы "аполитичное", научно-педагогическое мероприятие оказалось насыщенным политикой.
Эпизоды с забаллотированием Мечникова в Медико-хирургическую академию, с привлечением в Одесский университет Сеченова, с избранием прогрессивного тогда экономиста Посникова - красноречиво доказывали, что невозможно превратить науку в некий "счастливый остров", изолированный от политических бурь, бушующих в общественной жизни страны.
Особенно горький, но наглядный урок преподнесла Мечникову жизнь в 1881-1882 гг.
В связи с событиями 1 марта 1881 г. (убийство Александра II народовольцами) волны реакции докатились и до Одесского университета.
В статье "Как и почему я поселился за границей" Мечников писал: "Последствия 1 марта 1881 г. чрезвычайно приострили все университетские отношения и политический характер последних выступил с особенной яркостью"1 (разрядка наша.-И. А.). Высшая власть, - продолжа
1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 81.
257
ет "далекий от политики" Мечников, - видела во всем, "вопреки действительности, крамолу". Власть продолжала преследовать всех "без всякого разбора". Интересно замечание Мечникова, что положение профессоров, "стоящих вдали от политики, но не видящих никакой надобности в этих преследованиях, сделалось буквально невыносимым"1.
Посещение заседаний Совета, - пишет Мечников, - "сделалось настоящей пыткой... Кандидаты на кафедру, научный ценз которых был ниже всякой критики, делались профессорами и выставляли свое невежество с невероятным цинизмом"2.
За этим последовало непосредственное вмешательство в науку. Найдя в одной из диссертаций, одобренной факультетом, "социалистические тенденции", декан юридического факультета Патлаевский потребовал от Совета факультета, чтобы "подобные диссертации бывали систематически отклоняемы"3. Студенты и многие профессора "усмотрели в поступке декана прием с целью выставить профессора, одобрившего диссертацию, неблагонамеренным в политическом отношении"4. Студенты устроили демонстрацию.
Мечников снова забыл о своей "ненависти к политике" и активно включился в борьбу прогрессивных сил университета против реакции. Он потребовал от попечителя отставки декана, посягнувшего на свободу науки, на устав университета и права ученого совета.
Попечитель дал согласие Мечникову на отставку декана при условии, если ученый использует свой авторитет для успокоения студентов и возобновления прерванных занятий. Его волновало, что весть о беспорядках дойдет до начальства.
Реакция, по выражению Мечникова, "косила без разбору", И после возобновления занятий попечитель, ссылаясь на то, что он лицо, зависящее от министра, не выполнил своего обещания.
"После всего, бывшего раньше, - пишет Мечников, - измена попечителя переполнила чашу"5. Оставалась единственная возможность выйти в знак протеста в отставку.
Несмотря на отсутствие материальных средств6 и соответствующей его научным интересам работы, Мечников окончательно расстался с Одесским университетом.
1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР. 1946, стр. 81.
2 Там же.
8 Там же, стр. 82.
4 Там же.
5 Там же, стр. 83.
6 Мечников отмечает, что "почти все профессора в Одессе были люди без средств и некоторые притом обремененные семьей". Там же, стр. 81.
258
Уход знаменитого ученого в этих условиях был, разумеется, мужественным политическим шагом и встретил сочувствие всех прогрессивных сил России.
Сеченов, работавший с 1876 г. в Петербургском университете, узнав о намерениях Мечникова, писал ему 14 апреля 1882 г.:
"Я уже слышал... о Вашем намерении оставить университет, нахожу его, конечно, совершенно естественным, естественно же проклинаю те условия, которые делают заштатным такого человека, как Вы".
А. Ковалевский, бывший в научной командировке, за границей, с волнением писал Мечникову 9 января 1882 г.:
"К моему ужасу узнаю, что эта подлая университетская история может повести даже к тому, что Вы бросите университет. Это будет, конечно, ужасным ударом для университета..." Он высказывал надежду, что если Мечников останется, удастся создать прогрессивное большинство.
Однако Мечников был непоколебим в своем решении.
"Я ни под каким видом, - писал он Ковалевскому, через год - 19 января 1883 г., - не вступлю в какие-либо отношения к Новороссийскому университету до тех пор, пока радикально не изменятся условия, сделавшие пребывание в нем до того отвратительным, что воспоминание о нем и теперь вызывает во мне болезненное чувство и дрожь. Так как, однако же, как видно из Ваших же писем, дурные условия в университете могут лишь ухудшаться, то о поступлении моем в Новороссийский или в какой бы то ни было другой университет не может быть и речи. Я буду крайне удивлен, если новый устав, о котором Вы пишете, не вызовет выхода в отставку тех из профессоров, которые имеют хотя какую-либо возможность выйти".
