Юрий Андреев - Откровенный разговор, или беседы о жизни с сыном-старшеклассником на пределе возможной откровенности
И помню, когда я вновь погрузился в сон, то меня поразила продолжавшаяся во сне всю ночь игра красок, феерия соцветий. Это было ни с чем не сравнимое богатство света. Мне впоследствии приходилось несколько раз в жизни видеть северное сияние. Но то, что привиделось во сне, было неизмеримо красочней. Во сне разгоралась симфония, организованная каким-то внутренним смыслом, непостижимым сразу замыслом, симфония удивительных сочетаний цвета, которые сменялись одно другим, которые переходили одно в другое, которые были необычайно напряженными по своей интенсивности. В абсолютной тишине, в глубочайшем безмолвии звучала сотрясающая всю мою психику, все мое сознание фантастическая цветомузыка. Она принесла с собой такую высшую радость от прикосновения к законам гармонии, недоступным мне сейчас, что я до сих пор помню пронзительный восторг, который охватил все мое существо, когда я осознал, постиг тот высший закон, который определял сочетания, периоды смены и ритм этих цветных чередований, направление их изменений, переходы оттенков одного в другой. Очевидно, это было постижение какого-то глубочайшего, наивысшего закона гармонии, общего и для цвета, и для музыки, и для математики.
Когда утром я открыл глаза, то все эти цветные трансформации, вся эта музыка цвета стояла перед моим сознанием сначала с тою же степенью яркости, но потом это фантастическое пиршество красок стало бледнеть, бледнеть и исчезло. И после этого все пошло так же, как было прежде: пришла головная боль, она возрастала с неимоверной скоростью. Потом была пытка этой болью такая, что я не знаю, как я ее перенес, перетерпел.
Она прошла, и в одну из последующих ночей мне опять начал сниться сон, но это был уже совсем другой сон. Это было удивительно простое и легкое сочинение музыки. Музыкальные фразы возникали без всяких усилий, они были чрезвычайно приятными. В отличие от предыдущей ночи, когда, как мне кажется, цвета менялись по очень сложным, каким-то с трудом постижимым симфоническим законам, в данном случае особых глубин, как мне помнится, не было. Была очень хорошо гармонически организованная музыка, с необычными ритмами, с никогда дотоле и никогда впоследствии не слыханными мною мелодиями. Под утро они особенно ощутимо звучали в моей памяти, вплоть до того, что когда я проснулся, то отчетливо помнил очень своеобразный марш. (Я помнил его в течение нескольких лет.) А затем все повторилось…
Опять ужасающая головная боль, опять раскалывающийся, разрывающийся череп, невероятные, бесчеловечные страдания. Могу сказать, что тогда голова превращалась в единый болевой центр, как будто бы весь мозг превратился в воспаленный нерв больного зуба. Интересно, что в этот момент зрение мое обострилось до невозможного предела. Это было какое-то удивительное, фантастическое зрение, и надо сказать, что не в столь сильной степени, но с достаточно поразительной силой оно неоднократно возвращалось ко мне и впоследствии. (Так, например, я мог различить номер на трамвае за два или даже за три квартала.) Однако что же было дальше?
Не буду сейчас рассказывать тебе о сновидениях, в которых я испытывал настоящее упоение игрой математических законов, изящным решением каких-то теорем, бесконечно длинным выведением формул, не буду говорить тебе сейчас о совершенно непостижимой скорости вычислений, которые проносились в моем мозгу. Мне открывались тогда сферы чистого знания, с которыми я потом никогда не сталкивался, и все это не составляло для мозга никаких затруднений. Он работал на предельно возможном высшем уровне, и это не было усилием, это было наслаждением.
Что же было потом? А потом после самых страшных головных болей изо всех, которые были до тех пор, я ослеп. Зрение выключилось, и я остался как бы в абсолютно темной квартире. Но когда спустя полгода зрение вернулось ко мне, оно было острым и безукоризненно четким, как после капитального ремонта…
Кем я стал? Неплохим, кажется, специалистом, мои профессиональные работы замечены прессой; коллеги, случается, ссылаются на них, бывает, и спорят с ними; я нахожу в своей работе удовлетворение. Но ведь, сознаемся откровенно, во всем этом ничего экстраординарного нет! Даже среди наших знакомых мы можем насчитать сколько угодно таких, которые превосходят меня: кто — специальной эрудицией, кто — быстротой и гибкостью мышления, кто находчивостью, кто — остроумием, кто — тактичностью, кто — спортивным совершенством. В чем-то я, по-видимому, одарен, в чем-то совершенно бездарен (так, например, дипломата из меня никогда не получится) — в общем, человек как человек, каких много. Но мне повезло: я получил редчайшую возможность, правда, получил ее ценой невероятных мучений и лишений, — возможность заглянуть в тот волшебный колодец, на дне которого сокрыты необыкновенные способности человека, возможность проникнуть в потайной ход, ведущий к реально существующим бесценным сокровищам, которыми рано или поздно человечество овладеет.
ВОЗМОЖНОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
Да, когда-либо люди найдут способы извлекать на поверхность и полностью использовать бесценные богатства, сокрытые в глубинных недрах полушарий их головного мозга. Но ведь и сейчас природа постоянно выплескивает из вулканических глубин человека реальные напоминания о наших возможностях: чтобы мы не забывали, что такое мы собой представляем, чтобы не умаляли себя, чтобы ориентировались на мировосприятие Человека, а не червя слепого.
Иногда, эти возможности выплескиваются в экстремальных, необычных условиях: известен, например, случай, когда маленькая хрупкая женщина-мать рывком перевернула автобус, чтобы высвободить из-под его колес своего ребенка. Еще случай — другая женщина-мать, привязав за спину своего больного ребенка, пробежала в течение ночи более семидесяти километров по джунглям в селение, где, она знала, есть врач, и умудрилась еще при этом загнать быстроногое лесное животное, чтобы принести его в уплату доктору.
Впрочем, о возможностях физической выносливости человека речь у нас еще впереди, а пока я хочу сказать, что природа подчас демонстрирует нам, что мы такое есть в своей перспективе, являя миру людей, реализовавших не один, два, три процента своих мозговых ресурсов, как это обычно происходит, а подобравшихся к самому максимуму человеческих возможностей.
Примеры такие есть.
Не так давно в Национальной библиотеке Мадрида были обнаружены две большие тетради записей, сделанных Леонардо да Винчи в течение пятнадцати лет. В тетрадях этих 700 страниц, они заполнены анатомическими рисунками, чертежами машин, рассуждениями о природе света, формулами баллистики, суждениями о природе и особенностях музыкальных инструментов… Эти 700 страниц, далеко опередивших время, — лишь малая часть общего наследия великого итальянца, ученого, и — не забудь, — помимо всего прочего, величайшего художника не только эпохи Возрождения, но и вообще обозримой истории человечества.
Думаю, этот человек реально подошел к уровню человеческих возможностей, к тому КПД человеческой личности, который когда-то, в перспективе, станет нормой, а пока — пока является тем ориентиром, который и должен светить нам всегда, когда сомнения, или усталость, или мелочные побуждения начнут довлеть над нами.
Вспомни, как Маяковский рекомендовал ревновать к Копернику, — его, а не мужа Марьи Ивановны, считая своим соперником…
Великий универсалист Гете, великий универсалист Ломоносов — вот люди, чей мозг развился гармонично, так, как именно и должен, как именно и будет когда-то развиваться мозг каждого Человека.
А сколько выдающихся умов, сумевших проникнуть в самую суть вещей, представляет нам история науки, искусства, общественной борьбы! А сколько великих мастеров своего дела — строителей, ремесленников, резчиков, мореходов — являет нам история материальной культуры!
Здесь многое поражает. Скажу лишь, чтобы не терять нить мысли, что подступы к увеличению нашего КПД, в частности КПД памяти, уже осваиваются специалистами.
Вот, например, болгарский профессор Георгий Лоданов решил полнее использовать ресурсы памяти при обучении иностранным языкам. Он разработал методику, посредством которой самый рядовой человек способен запомнить за урок несколько десятков или даже несколько сотен иностранных слов, а в течение двух-трех недель овладеть активным разговорным запасом. Этот эксперимент показывает, сколь велики наши реальные возможности. И подобные возможности скрыты не только в глубинах нашей памяти, но и во всех сторонах нашей психики, во всех органах наших чувств, во всех наших способностях. Разве не известно, что глухие могут танцевать под музыку, которая звучит двумя или тремя этажами ниже, они ориентируются на вибрацию, которой слышащие просто не ощущают? Разве не известно, что слепые даже по шороху листьев способны определять вид деревьев?
