Владимир Соловьев - Соловьев против Соловьева: Худеть или не худеть
Проблема контроля актуальна для многих, практически для всех худеющих — сколько раз и с какой периодичностью нужно взвешиваться. Я взвешивался три раза в день — утром сразу после пробуждения, сразу после тренировки и перед сном. Если в какой-то из дней у меня было две тренировки, я взвешивался после каждой, соответственно, всего получалось четыре взвешивания. Так я мог контролировать, сколько я потерял за время тренировки, в каком виде упал в постель и в каком проснулся утром. Важно отдавать себе отчет в том, что если в какой-то день вы встали не в 11, как обычно, а в 5, то и вес будет другим, не таким, как обычно по утрам. Не стоит этому удивляться — и уж конечно это ни в коей мере не повод впадать в истерику.
А истеричность вообще свойственна худеющим. Не то чтобы все они невротики и эмоционально неуравновешенные люди, нет. Они просто очень переживают из-за того, что сброшенный вес может моментально вернуться. Очень серьезная проблема большинства полных людей — отсутствие «внутренних весов»: они не чувствуют интуитивно свой вес и, становясь на весы, не знают, что те им покажут. Это для них каждый раз неожиданность и каждый раз открытие.
Важно воспринимать свой вес объективно и относительно спокойно. Нужно понимать, что организм консервативен и, несмотря на все прилагаемые усилия, вес может долгое время стоять на месте, а потом вдруг неожиданно и резко скакнуть вниз. Поэтому нужно не истерить, а действовать последовательно и постепенно — ну и, конечно, регулярно взвешиваться. Даже если вы отправляетесь за границу, практически в любой гостинице есть возможность получить весы. Не отказывайте себе в этом удовольствии.
Контроль вообще очень важен. Это контроль над тем, что вы едите и во сколько. Постарайтесь не есть поздно вечером и, даже несмотря на путешествия, сохранять привычку к разгрузочным дням. Тогда вес сам по себе будет стабилизироваться.
Ничего страшного нет в том, что подчас никто, кроме вас, не замечает вашего похудения. Это нормально. Ваше окружение видит вас каждый день, им трудно заметить различия, да и вес, повторюсь, инерционен, как и внешний вид. Изменения не наступят сразу, они будут происходить скачками, главное — не отчаиваться и не оставлять усилий. Кроме всего прочего, мы живем в жестоком и завистливом мире, в котором чаще слышен свист, чем аплодисменты. Слова поддержки и одобрения редкость, поэтому нужны неопровержимые доказательства успеха ваших начинаний.
Не поленитесь, возьмите прямо сейчас сантиметр — я подожду, никуда не уйду, — и проведите измерения. Измерьте шею, бицепс, грудь, талию, живот, бедро, ягодицы и икру.
Если у вас дома нет весов, то купите их и проведите первое взвешивание. Обязательно запишите все полученные результаты, включая вес. Поставьте сегодняшнее число. Выберите одежду, которая сидит на вас плотно, но все же застегивается, так что вы можете ходить, не напоминая сардельку в перетяжечках, и оставьте для последующего сравнения. Хорошо бы еще и фотографию сделать — будет с чем сравнивать.
Теперь вы готовы к изменениям. Когда вам станет грустно — сравните себя похудевшего с тем, каким вы еще недавно были, и у вас улучшится настроение. Кто бы вам ни говорил гадости — объективные показатели важнее. Пусть завидуют.
Пара слов о «ксеникале»
Где-то в это же время удивительный человек и замечательный журналист Елена Малышева, ведущая программы «Здоровье», пригласила меня на съемки, посвященные теме ожирения. У меня взяли кровь на анализ, померили давление и пришли к выводу, что с давлением и холестерином в моем организме все в порядке. Выглядел я на этой программе все еще толстым; среди рекомендаций по похудению прозвучал и совет употреблять лекарство под названием «Ксеникал» — по таблеточке после еды. Лекарство только появилось, его активно рекламировали, и Елена в своей программе пыталась провести эксперимент — посадить людей, страдающих избыточным весом, на эти маленькие голубые пилюли и посмотреть, чем все закончится.
Для меня принцип действия «Ксеникала» совершенно непонятен, потому что я не медик и не хочу даже задумываться на эту тему. Обычно нам, потребителям, преподносится в качестве объяснения абсолютно рекламный псевдонаучный текст: мол, те жиры, которые попадают с едой, схватываются, связываются, «Ксеникал» препятствует их усвоению и выводит из организма.
Точно могу сказать одно: да, кое-что выводится, причем выводится с невероятной силой. Первое, на что настраиваешься при употреблении «Ксеникала», — это осознание того, что не дай бог пукнуть в белых брюках. А в машине всегда приходится возить с собой на всякий случай пару смен белья и пару костюмов либо джинсов — смотря какой стиль одежды вы предпочитаете. Иначе может произойти история, подобная той, что случилась с известным ведущим Валдисом Пельшем в Париже, — после этого происшествия при слове «Ксеникал» Валдис густо краснел и смотрел со значением, а белые брюки, говорят, до сих пор предпочитает не носить.
Конечно, многие мои знакомые пользовались этим средством и получали от этого немалое удовольствие: в частности, некоторое время назад я познакомился с умнейшим парнем Иваном, пресс-секретарем тогдашнего вице-мэра Москвы Валерия Павлиновича Шанцева. Мне они оба понравились. Ваня рассказывал о тяжелой поездке во Вьетнам и говорил, что разъелся бы там окончательно, но помог этот самый «Ксеникал». Он еще многое поведал об удивительных свойствах этого препарата, да и сам выглядел как огурец, так что повода усомниться в его правдивости не было.
Привлекало еще и то, что средство сделано не в Китае и не в Тайване, а изготовлено известным моих знакомых жаловались — дескать, после «Ксеникала» они стали чувствовать себя существенно хуже и у них возникали разнообразные проблемы с внутренними органами. Не исключаю, впрочем, что эти процессы протекали параллельно и просто совпали по времени.
Психологически затягивает желание проглотить одну-две таблеточки после каждого приема пищи и не париться. Тем более что, как правило, сразу препарат не действует — он должен накопиться в организме. Зато потом… уже не остановишь. В конечном итоге привыкаешь в каждом новом городе первым делом изучать места расположения приличных туалетов и уж точно приучаешься всегда носить в заднем кармане брюк туалетную бумагу или бумажные салфетки.
Часть вторая. Свидетель — еда!
До момента осознания важности хорошо выглядеть я никогда не ограничивал себя в еде. Более того, мне казалось необходимым вступить в смертный бой со всеми съестными запасами, находящимися в округе, и успокоиться только после полной победы над ними. Пленных я не брал, проявляя редкую безжалостность как к пище, так и к себе. Рыцарь жора без страха и сомнения.
В школе я учился с Машей и Глебом Ошаниными — внучкой и внуком поэта Льва Ошанина. Мы подружились, и я стал довольно часто бывать у них на даче. В Переделкино, где они все жили в доме деда, всегда водились удивительные по тем временам вкусности. Лев Иванович пользовался заслуженной любовью советских людей, в частности выражаемой в дарах природы из самых отдаленных и богатых уголков нашей родины. Виноград, дыни, арбузы, немыслимые сладости и сухофрукты, варенья из кизила и фейхоа, грецкие орехи и прочие дары поклонников нагло вызывали меня на смертный бой, хотя — как я теперь, по прошествии 25 лет, это осознаю, — пожалуй, только в моем детско-юношеском воображении.
Лев Иванович был очень добрым и мягким человеком. Я запомнил его всегда чуть смущенным и искренне удивляющимся происходящему вокруг него. Как-то я отправился со всем большим семейством Ошаниных и примкнувших ним Бурлацких в Коктебель; там, среди плодоносных деревьев и томящихся барышень моего возраста, я иногда натыкался на задумчивого поэта и вежливо здоровался. Лев Иванович расцветал улыбкой и изредка «награждал» меня просьбой: «Володенька, не могли бы вы сгонять за кальвадосом». Сам поэт не злоупотреблял, но в гости к нему в номер Дома творчества стекалось такое количество людей, что запасы спиртного испарялись мгновенно. Я был польщен оказанным доверием и с радостью под предлогом доставки заказанного становился свидетелем литературных посиделок. Весь этот период моей жизни, протекавший в конце семидесятых — начале восьмидесятых, так бы и остался наполненным самыми светлыми воспоминаниями, и спустя много лет я бы с радостью перевирал детали моих встреч с Беллой Ахатовной Ахмадулиной, Евгением Евтушенко, Анатолием Приставкиным, Федором Бурлацким, Натаном Рыбаком и многими другими жителями писательского поселка, добавляя к ним колоритных коктебельских завсегдатаев, — если бы не жестокое прозрение, догнавшее меня несколько лет назад. По какому-то довольно грустному поводу я вновь оказался на даче у Ошаниных. Лев Иванович уже ушел из жизни, его дочь Татьяна Львовна с мужем Сережей Бурлацким прочно обосновались где-то в Северной Америке, Маша с сыном работала в тех же краях, а Глеб стал французским ученым с русским паспортом. Дворянское гнездо несло в себе все признаки скорой смерти, и для пущего усиления драматического эффекта мне навстречу вышел забытый всеми Фирс. Хотя, конечно, здесь необходимы уточнения: вишневого сада не было, человека никто не забывал, да и звали его, точнее, ее, совсем по-другому — настоящего имени я сейчас уже не припомню, но в семье она проходила Ариной Родионовной, и что-то народное в ней действительно было. Поначалу она никак не могла меня узнать, а потом, к сожалению, разглядела и изрекла: «Ой, милок, а я тебя всегда не любила. Бывало, Льву Ивановичу пришлют виноградика, он его так любил, а ты все и сожрешь. Я и говорю, может, на стол не ставить, пока этот не уйдет, а Лев Иванович улыбнется и скажет мне — да ладно тебе…»
