Ричард О’Коннор - Психология вредных привычек
Паттерны самодеструктивного поведения, которые демонстрируют такие люди, как правило, вызваны их мощной потребностью в любви и уважении, помноженной на такой же силы страх отвержения или неуважения. Ощущая внутреннюю пустоту, они ищут связи с другими, но делают это настолько рьяно и требовательно, что отталкивают от себя. Опытный «пограничник» интерпретирует это как своего рода оправдание: «Должно быть, я ужасен, если никто не любит меня» или «Я знаю, что все равно он был недостоин меня».
По моему опыту, большинство таких пациентов страдали от физического или сексуального насилия в детстве или подростковом возрасте. Они оживляют свою травму, когда чувствуют себя отверженными в настоящем, – испытывают состояние сильной паники, при котором они ощущают себя буквально распадающимися пополам, теряя разум. Это другая реакция ПТСР, когда сознательное, думающее Я временно утрачивается. Когда «пограничника» кто-то бросает, он искренне считает, что не сможет жить дальше, и отчаянно использует все средства (суицидальные попытки, преследование и манипуляции) для возобновления отношений, не понимая, что такое поведение только пугает человека, которого он хочет вернуть.
Есть еще множество доказательств того, что пограничное состояние – результат травмы. Юдит Герман сообщает, что у 81 % ее пограничных пациентов в анамнезе были тяжелые детские травмы{130}. Бессел Ван дер Колк[57], еще один уважаемый авторитет в области изучения травмы, говорит о том, что только 13 % его пациентов с пограничными расстройствами не имели травмы в детстве, причем половина из них полностью блокировали все детские воспоминания{131}. Марша Лайнен, создатель диалектической поведенческой терапии[58], не так давно воскресившая собственную историю насилия в детстве, провела исследование больных психиатрического стационара, переживших сексуальное насилие. 44 % из них до этого никогда никому не рассказывали о своих переживаниях{132}. В этом опросе приняли участие 17 тысяч человек среднего класса, белых (средний возраст 57 лет), 22 % из которых сообщили о сексуальном насилии в детстве. Исследователи выяснили, что участники в целом охотно отвечали на вопросы, но никого из них никогда не спрашивали об этом раньше{133}. Возможно, традиционные терапевты, которые относились к пограничному состоянию как к классическому расстройству личности, не спрашивали своих пациентов об их детском опыте, либо страдающие сами диссоциировали собственные воспоминания.
У большинства людей с пограничным состоянием перенесенная травма носит интимный характер, так как обычно насилие случается в семье и тщательно скрывается: это может быть инцест, ритуализированное физическое или психологическое насилие; родители с тяжелыми эмоциональными проблемами, алкоголизмом или наркоманией – все, что приводит к неуравновешенным отношениям, от большой близости до отторжения. Насколько ужаснее воздействие травмы и терроризма, когда люди страдают от рук тех, кто должен их любить и защищать? Неудивительно, что у этих людей возникают проблемы с доверием, и они бесконечно испытывают на прочность любовь своих близких и друзей, а их самооценка истончается до хрупкости, и они испытывают трудности с самоконтролем.
Тем не менее растет число данных о том, что люди могут вылечиться от этих состояний либо с помощью специализированной терапевтической помощи (еще бы!), либо создавая устойчивые безопасные отношения. В одном исследовании в течение двух лет проводились наблюдения над 180 пограничными пациентами, и более 10 % из них показали существенное улучшение, что было бы практически невозможным, если бы речь шла о настоящем пограничном расстройстве {134}. Однако в первые шесть месяцев эти пациенты показали такой прогресс, что больше не соответствовали критериям своего диагноза. Большинство выздоровевших добились этого в результате изменения отношений с близкими. Некоторые расстались со своими самодеструктивными привычками, у других начались новые благоприятные отношения. Были и те, кто смог взять под контроль злоупотребление алкоголем или наркотиками. На фоне смягчения стресса они смогли избавиться от саморазрушающего поведения.
Перемещение
Существует несколько признанных терапевтических методов лечения травмы и пограничных состояний: метод экспозиции; метод редактирования истории; терапия осознанности; диалектическая поведенческая терапия; развитие безопасных, устойчивых отношений с другим человеком (терапевтом или возлюбленным). Мы можем усвоить некоторые из этих принципов и применить их к себе.
Экспозиция – это последовательное и подконтрольное предъявление раздражителей, связанных с травматическими событиями. Довольно эффективный метод, поскольку с каждым разом понемногу перестраивает мозг. Одним из элементов тренинга может быть встреча с обидчиком. Мы готовимся, репетируем и подготавливаемся к тому, чтобы принять все возможные последствия. Затем говорим ему, что больше не позволим повторения, при этом твердо веря в свои слова. Обычно это подразумевает физическое расставание. Однако неизбежным побочным продуктом метода экспозиции становится эмоциональное признание травмы и связанных с ней переживаний. Такое признание означает отказ от усилий контроля, когда очевидно, что эти усилия обречены на провал, и готовность мириться с существующим положением вещей, включая собственные горестные чувства и переживания.
В лечении недавно полученной травмы свою эффективность показал метод редактирования жизненной истории. Как мы говорили, одним из наиболее разрушительных аспектов травматических событий становится оспаривание базовых жизненных убеждений. Все происшедшее не укладывается в наши представления о себе, эти события также искажают и нашу память. Мы тратим слишком много сил, размышляя над этим, пытаясь вытеснить воспоминания и чувства, связанные с травмой. При использовании метода редактирования истории пациент должен подождать несколько недель, чтобы непосредственные последствия травмы улеглись, а затем за четыре последующих вечера записать свои глубинные мысли и чувства, связанные с событиями{135}. Сразу после травмы это может оказаться слишком болезненным, но обычно случившаяся история день ото дня принимает все более связную форму. Это похоже на метод экспозиции, только в нашей голове, однако он помогает соединить свои силы с «сознательным Я». Уверен, что по мере выполнения задания нам удастся переместить свои переживания из краткосрочной памяти, где мы продолжаем оживлять их, в долгосрочную, где они перестанут быть такими болезненными. Нечто подобное всегда происходит с важными, но не травматическими событиями. Например, мы переживаем смерть близкого человека и начинаем еще больше ценить жизнь. Метод редактирования истории изучен и признан. В дополнение к перемещению травмы в прошлое укрепляется и наша иммунная система. Мы намного реже посещаем врачей, пропуская меньше рабочих дней, а если учимся, то наши оценки повышаются.
Диалектическую поведенческую терапию Марши Лайнен трудно проводить самостоятельно, поскольку она построена на очень тесных, почти любовных отношениях с терапевтом, хотя и существуют доступные учебные пособия по этому методу{136}. Поведенческий подход одновременно базируется на принципах осознанности когнитивной терапии и исходит из того, что саморазрушающее поведение в основном становится попыткой получить облегчение от одолевающих нас чувств. Поэтому цель метода – обучить пациентов терпимости к душевным страданиям. Массу различных приемов этого метода можно найти в этой книге.
Терапия осознанности – это метод, который я постоянно отстаиваю, а именно: регулярная практика медитации осознанности, концентрация на принятии своих мыслей и чувств, а не подчинение их потоку или побег от них, а затем приобретение навыка жить в настоящий момент. Эта терапия доказала свою чрезвычайно высокую эффективность как терапевтический подход к лечению целого ряда состояний, включая травму. При этом легко воспринимается и не требует терапевтических отношений, а значит, хорошо адаптируется как метод самопомощи.
И наконец, установление безопасных и прочных отношений, в которых мы чувствуем себя защищенными и понятыми: это очень помогает как при травматических переживаниях, так и при пограничных расстройствах. Но ловушка здесь именно в том, что у таких людей всегда есть проблемы с доверием, и они вечно отталкивают близких тем, что постоянно подвергают их отношения испытаниям, вместо того чтобы укреплять. Для этого требуются особые люди, способные закрывать на это глаза, и такое случается. Многие браки ветеранов войны заканчиваются разводами – из-за того, что партнер не понимает или не принимает во внимание последствия травмы. Но есть и немало партнеров, стойко переносящих испытания, и их любовь способна излечивать травму. В связи с этим я очень рекомендую развивать такие отношения с терапевтом, в особенности людям, пережившим травму. Терапевт создает особую атмосферу доверия и одобрения; ему можно рассказать о самых худших испытаниях, и он протянет руку помощи в их преодолении. Терапевт поможет по-новому изложить повествование, чтобы мы смогли принять травматические события в контексте собственной жизни и убеждений. Терапевт поддержит советом, когда мы начнем меняться. А роль пациента сама по себе имеет ценность: выражая свои чувства и мысли словами так, чтобы другой смог понять нас, мы начинаем видеть их по-новому, объективнее и на некоторой дистанции.
