Александр Мясников - О самом главном с доктором Мясниковым
Выплачивает не врач, у него нет 3 млн долларов, на этот случай у каждого доктора есть страховка от медицинских ошибок. Если в норме ежегодный взнос не очень большой для врача, где-то несколько тысяч долларов, то после судебных исков к нему взнос может уже составить, допустим, 100 000–150 000$. Но если у врача, например, вся зарплата в 90 000 $ в год, то из специальности ему придется просто уходить. Без страховки работать он не сможет, но если у него постоянные суды, то страховка становится больше не по карману. Здесь все как с автомобильными авариями. Ездишь без аварий – это одна сумма страховки, а если машина второй, третий раз ремонтируется на большие суммы, тебя будут страховать только за колоссальные деньги или не будут страховать вообще.
Половина врачей-иностранцев (французы, немцы, американцы), приезжающие работать в Россию или третьи страны, попадают к нам именно из-за проблем со страховкой. А вы раньше не задумывались, почему они сюда приехали? Да, у нас девушки самые красивые, и пельмени есть опять же, но тем не менее они приехали в Россию из-за того, что у себя дома страховку платить не могут, а здесь можно работать и так. Не буду обвинять всех скопом, они могут быть вполне хорошие врачи, «попасть под юриста» может каждый. Но тем не менее…. Тем не менее система работает так, как я рассказал.
1999
Другой мир – другие правила
* * * …Три года я проработал во Франции врачом российского посольства. Если в Африке я лечил местное население, то во Франции – уже наших граждан, с привычным российским менталитетом по нашим российским правилам. В то же время работа имела несколько специфический характер. Как вы себе представляете работу врача при посольстве? У него в распоряжении есть медпункт с определенным набором лекарств. Однако в более серьезных случаях, когда надо сделать рентген, анализ крови, необходим стационар, нужно обращаться к местным докторам. Если человек попадает в больницу, то ты каждый день ходишь и смотришь, что с ним происходит.
К этому кругу обязанностей добавлялась помощь моим бывшим пациентам из кардиоцентра, которые приезжали и просили организовать им консультацию у французских специалистов. Поэтому мне в годы работы во Франции приходилось общаться с большим кругом именно французских врачей. Это был мой первый опыт общения с западной медициной. Я наблюдал за тем, как они лечат, и понимал, что выглядит это немного странно с точки зрения российского доктора.
Однажды мне из кардиоцентра прислали пациента, ему планировали сделать операцию на сердце. Больной приехал в понедельник утром, и я сразу отвез его в госпиталь. Госпиталь, по нашим понятиям, выглядел определенно средненько: как-то грязновато, стенки обшарпаны, аппаратура не ахти. Приходит местный доктор и говорит: «Приехали? Ну хорошо, готовьтесь». И собирается уходить. Я ее останавливаю, спрашиваю, почему она не поинтересовалась у пациента характером болей, сколько таблеток он принимает и т. д. Она мне в ответ: «А зачем это? Я завтра сделаю коронарографию и все увижу, а следом прооперирую».
Я оставил пациента и думал, что заберу его через месяц, примеряясь к обычным нашим графикам. В воскресенье раздается звонок от пациента: «Доктор, я бы хотел с вами встретиться. Я подойду. Нет, меня уже выписали». Я был шокирован! Операция на сердце – и дома уже через пять дней! В те времена у нас с такими операциями лежали в больнице по 40–45 дней!
А в какие-то моменты французы, наоборот, никуда не торопятся. Помню, у пациента был приступ острого живота. Причем не просто острого живота, а буквально каменного, весь в поту, по всем признакам у него было прободение язвы. Больного надо было срочно в больницу на операцию. Даже некогда было вызывать «Скорую», я его кинул в машину, и через несколько минут мы были в больнице.
Мне говорят – ждите. Чего ждите? Плохо ему! Мы ждали почти час, в то время когда счет шел на секунды. Кончилось тем, что я схватил человека в халате, идущего по хирургическому отделению, и буквально силой подтащил к больному, мол, смотри сюда! Положил его руку на живот страдальца, и тут он: «О-ля-ля! Скорее в операционную!».
Кстати, вспоминаю на эту тему еще одну историю, только уже американскую: человек пролежал в приемном покое семь часов, ожидая приема. Его привезли с сильными болями в груди. Через семь часов человек понял, что, раз он до сих пор не умер, значит, все хорошо. Почувствовал, что хочет есть, встал и ушел домой.
1993
* * *Французская кухня – это минимальное количество специй, не заглушающее вкус. Все свежее, причем именно сегодняшней свежести. Меня как-то поразила фраза из одного французского фильма. Семья – отец, дочь и мачеха. Дочь приехала в гости к отцу, заглянула к ним в холодильник и говорит мачехе: «Что, отца вчерашними яйцами травишь?».
По субботам автостоянки превращаются в рынки. Ходишь по ним, и хочется плакать. Там ходят в основном туристы, снимают на камеру и изнемогают от этого изобилия и свежести. Ты нигде больше не встретить ни такой клубники, ни таких ракушек, ни таких авокадо. Все живое, все ползает. Угри расползаются.
Однажды я купил лангустинов. Они розовые. И я почему-то, наверное, по ассоциации с нашими раками, решил, что они уже отварные, раз такого цвета. Принес домой, думал, что сейчас разогрею. Бросил в горячую воду, вынул через 2 минуты, а она вывернулась из рук, забилась. Она была живая!!! Я испугался, бросил ее, с тех пор не могу их есть.
2013
* * *Однажды один из наших очень известных олигархов попросил меня полететь в Германию посмотреть знакомого пациента. Предложил свой самолет, а в итоге и сам полетел со мной. Мы пообщались с пациентом и поехали обратно в аэропорт. По пути олигарх заявил, что надо обязательно заехать в ресторанчик, ведь побывать в Германии и не отведать сосисок – невероятный грех.
Здесь надо упомянуть, что мой спутник – человек с очень широкой душой и восточным колоритом (но только очень ошибутся те, кто недооценит его ум и мертвую хватку!).
Итак, мы свернули на берег Рейна, где под деревьями были раскинуты столики. И здесь лицом к лицу столкнулись с европейской действительностью: с 15.00 до 19.30 подавляющее большинство ресторанов или вообще закрыты, или работают в режиме буфета. Так и здесь: пока мой спутник ходил мыть руки, официант успел поведать, что может предложить только пиво, а сосиски, как и прочие гастрономические удовольствия, – только вечером!
Делать нечего: заказываю пиво и начинаю объяснять вернувшемуся спутнику про европейские реалии, которые лишают нас сосисок. «Александр, ты не умеешь разговаривать с людьми!» – сказал олигарх и махнул рукой официанту: «Сосидж хочу, ферштейн?». И сует ему бумажку в 500 евро!!! Мне аж плохо стало, а официант резво развернулся на каблуках и через 10 минут появился с тарелкой «сосидж» – сосисок.
«Вот урод ты все-таки» – добродушно проворчал ему мой спутник – «Что это – тонкие и красные…» Дает официанту еще 500 евро (о, как меня душила жаба на это смотреть!!!) и говорит: «Ладно, эти оставь, но чтобы сейчас принес белые и вот такой толщины!». Официант опять метнулся и вскоре все, что просили, дымилось на столе. Конец этой истории тоже замечательный. Мы встаем уходить, а немец к нам с бумажкой. «Это что?» – спрашивает мой спутник. «Как что?» – отвечает немец – «счет!»
2004
Семейные истории
* * *Наверное, у любого из нас есть такие детские воспоминания, которые почему-то отпечатываются в памяти, как будто освещенные какой-то вспышкой. Есть такие и у меня. Обычно они не предназначены для посторонних ушей, но пока я писал для вас эту книгу, то успел к вам привыкнуть, поэтому хочу поделиться одним из них.
Я десятилетний мальчик. Дедушка-академик решил устроить званый ужин, я уж не помню, по какому поводу. У него была большая квартира на Новослободской – там на доме сейчас мемориальная доска. Позвал собратьев-академиков и других равных ему людей. Надо сказать, что квартира у дедушки была богатая и красивая, с картинами, антикварной мебелью. Он вообще был знатоком живописи и известным коллекционером.
Накрыт стол, хрусталь, столовое серебро… А вместе с дедушкой проживал его младший сын, мой дядя. Он очень любил всякие там ножи, кортики, разные военные аксессуары, послевоенное детство оставило след. Ведь это сейчас – «эхо войны», а тогда это были просто «бытовые» предметы…
Его комната была смежной со столовой, их разделяла большая стеклянная двухстворчатая дверь. И вот дядя решил сделать из меня часового, доверить пост: поставил меня около этой двери, нарядил в тельняшку, опоясал офицерским ремнем, повесил кортик.
Дома у нас долго лежала учебная граната-лимонка – такая, с рифленой поверхностью. Дал мне дядя в руку эту гранату и сказал: «Ты часовой. Вот ты охраняешь эту дверь. Если эта дверь открывается, ты бросаешь туда гранату. Только смотри, чтобы у двери стекла не разбить».
Я до сих пор помню, как я стоял и думал: «Интересно, если я брошу гранату, о каких стеклах вообще может идти речь?!». Я-то ведь не знал, что она учебная. Маленький еще был. Какая может быть еще граната, если не настоящая?
