Уильям Бейтс - Улучшение зрения без очков
Память первобытного человека, так же как и остроту его зрения, можно найти и среди цивилизованных людей, и, если бы были проведены необходимые исследования, то, несомненно, обнаружилось бы, что они всегда встречаются вместе. Подобное единство наблюдалось и в случае, который недавно встретился мне в моих исследованиях. Обследовалась одна девочка с таким поразительным зрением, что она могла невооруженным глазом видеть спутники Юпитера. Этот факт доказан ее наброском схемы их расположения, которая в точности соответствовала схемам, сделанным людьми, пользовавшимися телескопом.
Столь же удивительной была и ее память. Она слово в слово могла пересказать все содержание книги после ее прочтения так же, как это, говорят, делал Лорд Макоули (Lord Macaulay). Девочка без учителя за несколько дней выучила латыни больше, чем ее сестра, имевшая 6 диоптрий миопии и потратившая на латынь несколько лет. Она помнила, что она ела в ресторане пять лет назад и даже назвала имя официанта, номер дома и улицу, где все это произошло. Девочка помнила также, что она надела по этому случаю и во что были одеты другие. Также верно называлось и любое другое событие, так или иначе возбудившее в ней интерес. Любимым развлечением ее семьи было расспрашивать ее о том, каким было меню и как были одеты люди в тех или иных случаях.
Было обнаружено, что, когда зрение двух людей отличается, возможности их памяти различаются точно в такой же степени. Две сестры, у одной из которых было обычно хорошее зрение, выражающееся записью 20/20, а у другой – 20/10, показали, что время, необходимое им для заучивания 8 строф поэмы, различалось почти в том же соотношении, что и их зрение. Первая девочка, чье зрение было 20/10, выучила 8 строф за 15 минут, другой, со зрением 20/20, на это потребовалась 31 минута.
После пальминга девочка с нормальным зрением выучила еще 8 строф за 21 минуту, в то время как ее сестра смогла сократить свое время лишь на 2 минуты. Другими словами, психика последней уже находилась в нормальном или почти нормальном состоянии, которое не могло быть существенно улучшено пальмингом, в то время как первая девочка, чья психика находилась в некотором напряжении, смогла добиться через пальминг расслабления и, следовательно, смогла улучшить свою память.
Как уже отмечалось в главе 10, память даже одного человека с различиями в зрении двух глаз может меняться в зависимости от того, открыты оба глаза или же лучший глаз закрыт.
Память нельзя усилить сколь-нибудь больше, чем может быть усилено зрение. Мы вспоминаем без усилия, точно так же, как и видим без усилия. Чем сильнее мы стараемся вспомнить или увидеть, тем в меньшей степени мы способны это сделать.
Вещи, которые мы запоминаем, являются вещами, возбуждающими в нас интерес к ним. Причиной того, что мы испытываем трудности в изучении тех или иных дисциплин является то, что они нам надоедают. Когда нам скучно, наше зрение ухудшается. Скука представляет собой состояние психического напряжения, при котором глаза нормально функционировать не могут.
Девочка с острым зрением, о которой мы говорили выше, могла целиком по памяти пересказывать книги, которые были ей интересны. Но она испытывала крайнюю неприязнь к математике и анатомии и не только не могла их выучить, но и становилась миопиком, когда мысль о них приходила ей в голову. Она могла прочитать буквы в четверть дюйма высотой с 20 футов при слабом освещении, но когда ее просили назвать цифры высотой в 1-2 дюйма при хорошем освещении с 10 футов, половину из них она называла неверно. Когда ее попросили сложить двойку с тройкой, она назвала сначала цифру четыре, прежде чем решила, что все же это будет пять. При этом все время, пока она занималась этим неприятным делом, ретиноскоп показывал, что она – миопик. Когда я попросил ее заглянуть в мой глаз с помощью офтальмоскопа, она не смогла там ничего увидеть, хотя для того, чтобы заметить детали глазного дна требуется значительно более низкая степень остроты зрения, чем требуется, чтобы увидеть спутники Юпитера.
Одна близорукая девушка, в противоположность данному случаю, пылала любовью к математике и анатомии и добилась в них блестящих результатов. Она с такой же легкостью научилась пользоваться офтальмоскопом, как упомянутая в начале главы девочка с острым зрением выучила латынь. Почти сразу же девушка смогла увидеть зрительный нерв и отметить, что центр сетчатки светлее, чем периферия. Она увидела светлоокрашенные линии (артерии) и линии потемнее (вены). При этом на кровеносных сосудах она разглядела и светлые полоски. Некоторые офтальмологи так никогда и не смогут этого увидеть, и вообще никто не сможет этого сделать, не имея нормального зрения. Ее зрение, таким образом, должно было в этот момент времени стать нормальным. Зрение этой девушки, хотя и не было нормальным, но все же было лучше, чем для букв.
В обоих рассмотренных случаях способность учиться и способность видеть шли бок о бок с интересом. Девочка могла прочитать уменьшенную фотокопию библии, слово в слово пересказать прочитанное, могла увидеть спутники Юпитера и нарисовать потом схему их расположения потому, что все эти вещи были ей интересны. Но она не смогла увидеть глазное дно так же хорошо, как и буквы. Не смогла она увидеть даже половины количества цифр от числа увиденных букв. Причиной этого было то, что эти вещи были ей неинтересны и скучны. Но когда ей сказали, что было бы хорошей шуткой удивить ее учителей, всегда упрекавших ее за отставание по математике, получив высокую оценку на приближающемся экзамене, в ней проснулся такой интерес к этому предмету, что она умудрилась выучить достаточно материала и набрать целых 78 баллов. Для другой девушки неприятными были буквы. Большинство предметов ее не интересовало, что вело к отставанию по ним и привычному превращению в миопика. Но когда ее просили посмотреть на объекты, возбуждавшие в ней интенсивный интерес, зрение ее становилось нормальным.
Короче говоря, когда человек не заинтересован в чем-либо, его психика выходит из-под контроля, а без психического контроля человек не может ни учиться, ни видеть что-либо. Когда зрение становится нормальным, улучшается не только память, но и все другие психические способности человека. Люди, избавившиеся от плохого зрения, часто обнаруживают, что способность делать свою работу улучшилась.
Один библиотекарь возрастом около 70 лет, сорок из них носивший очки, обнаружил, что после того, как он достиг нормального зрения без очков, он смог работать быстрее и точнее, утомляясь при этом меньше, чем это было прежде. В загруженные работой периоды времени, или когда не было помощников, он работал неделями с 7 утра и до 11 ночи и утверждал, что чувствует себя после окончания работы менее уставшим, чем перед ее началом утром. Раньше же, хотя он и не работал больше своих коллег, работа всегда очень сильно его утомляла. Библиотекарь заметил также и улучшение в своем настроении. Он давно работал в этой библиотеке и понимал в деле намного больше, чем его коллеги. Поэтому к нему часто обращались за советом. Эти помехи до того, как его зрение стало нормальным, сильно досаждали ему и часто портили настроение. Однако впоследствии они не вызывали у него никакого раздражения.
В другом случае, когда зрение стало нормальным, удалось унять симптомы психоза. Ко мне пришел один врач, которого уже осмотрели многие невропатологи и офтальмологи. Но пришел он ко мне не потому, что у него была какая-то уверенность в моем методе, а просто потому, что ему больше не оставалось ничего делать. Он принес с собой довольно большую коллекцию очков, выписанных ему разными врачами. При этом среди них не было двух одинаковых. Он рассказал мне, что носил очки когда-то в течение многих месяцев, но все безуспешно, поэтому он прекратил их носить, что явно ему не повредило. Жизнь на свежем воздухе также не смогла ему помочь. По совету ряда известных неврологов он бросил даже на пару лет свою врачебную практику, чтобы провести это время на ранчо. Но этот отдых ничего хорошего ему тоже не дал.
Я проверил его глаза и не нашел в них никаких органических поражений и никакой аномалии рефракции. Тем не менее, его зрение каждым глазом составило три четверти нормального, он страдал двоением зрения и всякого рода неприятными симптомами. Он видел каких-то людей, стоящих на голове, и маленьких чертей, танцующих на крышах высоких домов. Был у него и целый ряд других иллюзий зрения, слишком многочисленных, чтобы их можно было здесь описать. Ночью его зрение настолько ухудшалось, что он с трудом находил свою дорогу. Идя по проселочной дороге, он уверял, что видит ее лучше, когда отводит глаза далеко в сторону от нее, смотря на дорогу краем сетчатки, вместо ее центра. С различными интервалами времени совершенно внезапно и без потери сознания он подвергался атаке слепоты. Это вселило в него сильную тревогу, поскольку он был хирургом с большой и доходной врачебной практикой, и он опасался, что подобное может произойти и во время операции.
